Камелии цветут зимой - Смарагдовый Дракон
За дверью послышался грохот. Сердце упало в пятки – Линетт снова выпила. Эта женщина прекрасно знает, что случается, когда выпьет, но это ее не останавливает. Кроме своих, ничьи чувства ее не заботят. Она не из тех, кто привязывается к кому-либо, даже если кто-то делает это с ней. До тех пор, пока она этого не захочет сама.
Откуда-то Эльза обнаружила в себе силы открыть злополучную дверь. Линетт сидела на кухне с опущенной головой, на столе открытая бутылка виски. Стакан уже наполовину пуст.
– Мам, уже поздно. Давай ляжем спать? – женщина не отозвалась. – Мам, пожалуйста.
– Не трогай меня, – пробубнила Линетт.
– Мам, вставай, нужно пойти в кровать, – Эльза попробовала поднять Линетт, но та откинула ее руки.
– Я не хочу тебя видеть! Если бы не ты, моя жизнь сложилась бы по-другому!
– Я знаю, знаю, мам.
– Не смей называть меня так! – женщина кинула стаканом в Эльзу, и он разбился при соприкосновении с ее головой. – Если бы ты не появилась, Каллан не ушел бы от меня!
Эльза стояла, опустив взгляд, из раны начала течь кровь. Рана начала щипать из-за алкоголя, который стекал по волосам девушки. Но она продолжала слушать свою мать, будто ничего не произошло.
– Уйди с глаз моих! Я не в состоянии видеть твою рожу!
Девушка направилась в ванную комнату и посмотрела в зеркало на свое отражение. С правой стороны медленно стекала кровь, загрязняя волосы.
С одной стороны, Линетт можно понять: она в своей жизни никого так сильно не любила, как Каллана, и цеплялась за него всеми силами. Когда Линетт родила первого, Каллан сказал, что одного ребенка стерпеть сможет, но если появится второй, то ничто его не удержит. С другой же, ребенок не виноват в грехах своих родителей. Им не нужен был ребенок, но при этом мало внимания уделяли контрацепции. Это было самым гениальным решением, которое они приняли.
С тех пор прошло двадцать лет, а Линетт все еще винит Эльзу в произошедшем. Пока брат не сел в тюрьму, он тоже винил в случившемся Эльзу. И, как ребенок самовлюбленного родителя, не потому, что он помнил об этом и был в обиде, а потому, что хотел угодить своей матери. Но это было единственное, что он делал ради любви матери. Он был жестким человеком, поэтому все остальное было его осознанным выбором. Куда от него деться, девушка не знала, и однажды все решилось самостоятельно. Манар всегда шел по кривой дорожке, и она, в конечном итоге, привела его к таксисту, который сумел вырваться.
Эльза облокотилась о раковину, в голове возникла сцена из прошлого. Голова заболела, и кровь начала пульсировать в венах, отдаваясь в висках.
Эльза лежала на полу, издавая еле слышные стоны. Ее лицо было мокрым от слез, но сейчас она будто не могла вовсе заплакать. Манар отвернулся, отвечая на звонок телефона, в руке у него был ремень. Такое случается, и Эльза не в первый раз получает побои от старшего брата, но в этот раз, казалось, он бил сильнее. Его побои всегда продолжались несколько часов, поэтому она просто надеялась в какой-то момент отключиться, и время пройдет быстрее.
Найдя в себе силы, Эльза медленно пыталась подняться на ноги, но тихо, чтобы Манар ее не услышал. Хватаясь за тумбочку, она все-таки сумела подняться, и вдруг у нее как будто открылось второе дыхание. Она добежала до входной двери и выбежала в подъезд. Стучала по двери напротив, надеясь, что соседка скоро откроет. Лишь бы открыла.
Дверь открыла девушка, она была ровесницей Манара, совсем еще молодая. Увидев перед собой Эльзу, кожа которой была покрыта синяками, она испугалась.
– Пожалуйста, забери меня, – начала бормотать Эльза. – Спрячь, вызови полицию. Сделай хоть что-нибудь! Он убьет меня в один момент…
Девушка опешила, она не знала, что делать. На пороге стоит ребенок, который просит о помощи, а у нее дрожь в коленках. В этот момент из квартиры вышел Манар.
– Эй, мелкая, я смотрю, ты расхрабрилась, – Эльза вжалась в стену, чувствуя гнев парня. Он крепко сжимал конец ремня, оставляя бляшку волочиться за ним. Она создавала громкий и режущий уши звук, который раздавался по всему подъезду, – Посмотрим, сможешь ли понести за это ответственность. А тебе, – он обратился к соседке, – должно быть, стало страшно. Но не бойся, страшно тебе станет тогда, когда ты кому-то об этом расскажешь.
Манар уносил свою сестру обратно в квартиру, собираясь продолжить начатое. А Эльза, видя свою соседку в последний раз, навсегда запомнила ее выражение лица, наполненное страхом.
Через несколько дней эта девушка переехала, но ее вид до сих пор преследует Эльзу в кошмарах. Она совсем не винит эту девушку, она бы тоже опешила, если бы увидела избитого ребенка. И так же не винит в том, что та из страха уехала. Она бы все равно не смогла помочь.
Из-за двери ванной доносились всхлипы Линетт, а Эльза жалела свою мать, даже понимая, что она за человек. Эльза посмотрела на свое отражение. Девушку, что была напротив, она больше не узнавала. Пытаться быть «хорошей девочкой» до боли сложно. Но еще сложнее осознавать, что твоя маска стала частью тебя самой.
Эльза тихими шагами вошла в комнату, заперев дверь поворотом ручки. Даже в своей комнате нельзя чувствовать себя комфортно. «Дом – это твоя крепость» говорят люди, но у Эльзы не было этой крепости. Она не могла чувствовать защиту ни в одном месте, поэтому выработала защитные механизмы самостоятельно: говори многозначно, не говори правду и смотри на всех. Если заметишь детали и закономерность в поведении человека, то будешь знать, чего от него ожидать. Только в этот момент Эльза может себе позволить расслабиться. Мы держим удар и ожидаем подвоха, но Эльза этот подвох может узнать.
На столе не так много «лишних» вещей, Линетт не нравится беспорядок. Но уже очень давно здесь находится парочка интересных вещей. Эльза мало обращает на них внимания, но если они пропадут, то сразу заметит. Однажды Линетт уже попыталась выбросить антенку от радио, которое так желала девушка в детстве, но та вовремя успела стащить маленькую вещицу. Фигурка велосипеда на верхней полке, антенка, вырванная страница из журнала «Dancing Times» 1995 года, ковш на кухне, выражение лица соседки – все это жестокое напоминание о несбывшихся мечтах маленького ребенка. Но это никого не волнует, даже собственную мать.
Что-то завибрировало. Телефон на столе не подал сигнала, что это
