Игорь Фарбажевич - Куриный художник
На мансарде наступила зловещая тишина. Марк с раскрытыми от ужаса глазами неподвижно стоял, уставившись на проем окна, в котором только что была девушка.
- Нелька!.. Неличка-а-а!!!.. - прохрипел Марк и бросился к окну.
Тофер тоже подскочил и глянул вниз:
- Где она?!..
Мостовая была пуста.
Он в удивленьи посмотрел на Марка. Тот потрясенно указывал пальцем вверх.
- Там... - бормотал он. - Она... там!..
- Что?! - не понял Тофер и запрокинул голову.
Над городом летела Нелли, словно ангел.
- Не может быть!.. - ошеломленно произнес Тофер. Его всего внезапно затрясло. - Неужели?!.. Взгляни, Марк, она бежит по небу! Над Сосновым Лесом! Над рекой!.. Совсем, как тогда!.. Слышишь, Марк! Совсем, как тогда!!! Ангел в сандалиях!..
Но Марк, казалось, ничего не слышал. Он вперся глазами в небо, ничего не понимая, в небо, которое сразу стало ему ближе, наверно, оттого, что там летела его собственная дочь...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
AVIS BEATITUDO
НАЙДЕНЫШ
Марк и Тофер молча спустились в мастер-скую. Приближался вечер. Чучельник зажег на столе свечи и налил обоим вина, которое они должны были вы-пить в честь Нелли.
- Ты что-то сказал про "тогда"... - вспомнил Марк. - "Совсем, как тогда!"... Это когда же - "тогда"?.. И что было тогда?..
Тофер не ответил.
- А может здесь какая-то тайна?.. - в раздумьи спросил он.
- Чья тайна?.. - заволновался вдруг ни с того ни с сего Марк.
- Ну... ее... Или - твоя!
- Что ты! Что ты! - замахал Марк руками. - У меня нет никаких тайн! Клянусь тебе!
- А ты вспомни!
- Нет!.. Нет! Я ничего не помню! И, собственно, что я должен помнить?!
- Девочку. Лет пяти... Помнишь?
- К-какую девочку? - заикаясь, переспросил Марк.
- В голубом платье и с алой лентой в волосах!
- Ты это о чем?.. - испуганно зашептал Марк. - Шутишь, да?.. Запугиваешь?!..
- С чего бы мне тебя запугивать? - не унимался Тофер. - Только теперь мне кажется, что я не ошибся. И твоя тайна уже никакая не тайна.
- Замолчи! - закричал вдруг Марк, глядя на Тофера безумными глазами. Сгинь! Не знаю я ни про какую девчонку!
- Тогда на дворе стояла зима, а я выдумал её - сказал Тофер, - в одном летнем платье и сандаликах... На душе было холодно, а так хотелось тепла... Когда она исчезла, я испугался, что замерзнет. Это было уже на другой день. Я обыскал весь город, но Нелли, тогда она была ещё просто "Девочкой над городом" - моей лучшей картиной, - исчезла!.. И вот, наконец, нашлась! Ведь это она, Марк! Твоя и моя тайна!.. Кроме неё в городе никто не умел летать!
- Дьявол! - с ненавистью глядя на Тофера, произнес Марк. - Я не отдам её тебе! Это - моя дочь! Моя!
- Ах, Марк! - с теплотой вдруг сказал Тофер. - Но я не собираюсь отнимать её у тебя! Она - твоя! Просто её полет возвратил мне прошлое, и настоящее, и будущее!.. Понимаешь? Много лет я жил в каком-то тумане, не зная, кто я, откуда, и вдруг - все вспомнил! И это - благодаря... твоей Нелли!
- Поздравляю... - обессиленно ответил Марк, откинувшись на спинку стула. - Ну, и напугал же ты меня, парень!
Он тяжело поднялся из-за стола, подошел к буфету, отпер ключом дверцу и достал оттуда небольшой сундучок, а из сундучка - голубое платье и алую ленту, разложил их на столе и принялся за рассказ:
- Это и вправду случилось зимой, двенадцать лет назад. Была поздняя ночь... Я уже спал, когда сквозь сон до меня донесся жалобный плач...
Марк вскочил с постели и прислушался. Вначале ему почудилось, будто это плачет ветер в печной трубе. Он встал, надел шлепанцы и подошел к камину. Догоравшие угольки тихо потрескивали в золе, но плач шел не отсюда.
Плач шел от окна, и Марк, подойдя к нему, приблизил свое лицо к холодному стеклу. Всю неделю трещал такой мороз, что даже птицы падали на лету. Может, это - одна из них, упавшая под его окном. За окном было темно - ни звезды, ни огонька. Плач на время утих, и Марк уже направился было к постели, как он раздался снова, жалобный и сиротливый.
"Собака!.. - подумал Марк. - Эта не даст уснуть до утра".
Он набросил халат, волчью шубу, зажег свечу, взял кочергу и, выйдя на крыльцо, обомлел. Перед ним стояла маленькая девочка в летнем платьице, почти вся занесенная снегом. Ее волосы уже заиндевели, а сама она даже не плакала - жалобно хныкала все тише и тише.
Марк подхватил её на руки и унес в дом. Сбросив все, что на ней было, он тут же уложил девочку в постель, затем набрал две пригоршни снега, стал натирать им худенькое тело, затем завернул в шерстяную рубаху и накрыл пуховым одеялом.
Девочка вся горела. Ресницы её дрожали, волосы рассыпались по подушке. Она была в забытьи и что-то бормотала. Марк несколько раз наклонялся над ней, но так ничего и не разобрал. Он не ложился до рассвета, менял компрессы на её лбу, и его одинокое сердце наполнялось непонятным теплом...
Утром постучала молочница, приносившая ему ежедневно кувшин молока. На этот раз он не пустил её в дом, а выйдя на крыльцо, стал расспрашивать: не случилось ли чего в городе. Молочницу знал каждый дом, и она знала всё обо всём. Она сообщила Марку о десятках мертвых птиц на дорогах: по её мнению, для господина чучельника такая новость была бы весьма приятной. Больше новостей не было.
Прошла неделя. Все новости молочницы за эти дни были очень разнообразны: пропала левретка у жены бочара, кот столяра поймал огромную крысу, и столяр интересуется: не нужна ли она чучельнику; чуть не сгорел дом кузнеца, а когда пожарные пога-сили огонь, начальник пожарной команды обнаружил в кузнице кучу монет, которые чеканил хитрый кузнец, за что, обожженный и обгоревший, тотчас же был упрятан в тюремную больницу; повысились цены на рынке, провалился мост, а вот когда выстроят новый никому неизвестно, - словом, новости - как новости. Девочку никто не искал.
А девочка ожила. Она уже сидела в постели и требовала то одно, то другое, то куклу, то - киселя, и Марк тут же бросался выполнять любое её желание, испытывая при этом сладкое чувство, которого он был лишен всю жизнь. В его сердце вошла отцовская любовь.
Для соседей и мэрии девочка была объявлена как его племянница-сирота. У неё не было имени, что было уж совсем странно: она ничего не помнила о себе до той ночи. И Марк назвал её "Нелли" - так же, как звали его мать; под этим именем девочку и вписали в "Книгу горожан".
Пришла весна. И он стал брать её с собой за город. Ловил ей птиц, а она выпускала их на волю!.. Она не любила работу отца, но ведь кто-то, объяснял он, должен был заниматься и этим - набивать паклей разные чучела!.. "Впрочем, зачем? - время от времени думал Марк. - Живые звери и птицы - это живое чудо!.. Не заняться ли чем-нибудь другим?.."
И хотя его частенько можно было видеть в харчевнях с друзьями, - он всегда помнил о дочери, много работал, вырастил её. Он жить без неё не мог. Но устроил в столичный пансион...
Был поздний вечер.
Марк растопил камин и зажег новые свечи. С мансарды доносился громкий раскатистый храп Авис Беатитудо.
- Здорово храпит! - заметил Тофер. - Не надоела?
- Да ну ее! - ответил Марк. - Пусть лучше храпит, а то научилась, понимаешь, разговаривать! То - пирожное ей подай, то - клетку накрой: из окна, видите ли, дует! Советы стала давать!
Внезапно Марк уронил голову на локти и беззвучно заплакал.
- Ты чего? - нахмурился Тофер. - Успокойся, старина!
Но Марк был безутешен.
- Я её обманул! Понимаешь, Тофи! Мы же никогда не врали друг другу!
- Мне кажется, я знаю, где надо искать Нелли, - сказал художник и вышел из дома.
Старый чучельник продолжал сидеть, уставившись на детское платьице.
Храпенье Птицы затихло. Но, когда часы на площади пробили полночь, раздалось её недовольное бормотание, и вслед за этим - оглушительный металлический звук лопнувших прутьев.
Марк вскочил на ноги, схватил подсвечник и, подняв его над головой, стал подниматься на мансарду.
Навстречу ему спускалась разгневанная Авис Беатитудо.
Марк поразился: Птица выросла! Но - как! До какой степени! Ростом с хорошего страуса, она, безобразная и мерзкая, переваливаясь на кривых маленьких ножках, спускалась в мастерскую.
- Изжога замучила! - икнула Птица. - Пропусти! Пойду прогуляюсь!.. Ну и тесно же у тебя!.. А мне... Ой!.. Простор нужен!..
Она хлопнула дверью и исчезла в ночи, оставив в мастерской перепуганного Марка.
ДОМ, ГДЕ ЖИЛИ ВСЕ
Тофер не помнил, куда он бежал по ночному городу. Он не слышал, как за его спиной городские часы пробили полночь, он спешил - сам не зная куда, словно кто-то звал его неслышно и настойчиво. Перед мостом он увидел человека в черном плаще и широкополой шляпе.
- Туда нельзя, господин Тофер, - твердо произнес человек.
Художник узнал Филимона.
- Вы?! - удивился Тофер. - Что вам нужно?..
- Я хочу предостеречь вас, ух-ух, от неприятностей, - ответил секретарь мэрии.
- Что за ерунда?! - удивился Тофер.
Но Филимон преградил ему путь:
- От больших неприятностей, смею вас заверить... Оттого и не советую, ух-ух, там появляться.
- Странная забота, господин Филимон! - ещё больше удивился Тофер. Что ж там опасного?