Анатолий Домбровский - Великий стагирит
— Я произнес его имя, — ответил Аристотель. — Ничего лучшего, чем это имя, я не знаю.
— Кто ты? — спросил Спевсипп.
— Аристотель из Стагиры. Я стучался сегодня у ворот Академии, по привратник не впустил меня, сказав, что ученики Платона празднуют день рождения учителя.
— Да, — сказал Спевсипп. — Мы праздновали день рождения Платона. Приходи завтра, и ты найдешь ворота открытыми. Спроси Спевсиппа — тебя проведут ко мне.
— Он еще подумает, кто станет его учителем, — сказал об Аристотеле Эсхин. — Исократ — вот человек, о котором мы начали говорить…
— Нет, — возразил Аристотель. — Я пришел к Платону.
— Но Платон в Сиракузах, — напомнил Эсхин.
— Дух его живет в Академии, — ответил Эсхину Спевсипп. — И этого достаточно для начала. Исократ — порождение суетного мира. И дорого стоит — тысячу драхм в год. Он продает свою мудрость за деньги, как Трифера продает свое искусство, как гончар — посуду. Искусство Триферы стоит две драхмы в день, а мудрость Исократа — три. Искусство Триферы приносит наслаждение, а мудрость Исократа — напрасные надежды.
— Все надежды — напрасны, — сказал Эсхин, пунцовея. — И те, которые дарит Платон. Быть может, они еще более напрасны, потому-то и не стоят ни обола. Исократ ведет учеников в мир людей и страстей, Платон — в мир теней и бездеятельного созерцания.
Эсхин соскочил с ложа и встал перед Спевсиппом, сжав руки в кулаки. И будь Спевсипп таким же безбородым и вспыльчивым, как Эсхин, не обошлось бы без драки. Но он поднял свой ритон, улыбнулся и сказал:
— За Пейто́, богиню убежденности. Кто верен ей всегда, тот прекрасен, Эсхин! Эриды[23] потешились нами! Хайрэ!
— Хайрэ! — Эсхин взял свой потэр и, хмурясь, все же выпил со Спевсиппом.
А тут и Трифера в сопровождении своих молодых нарядных рабынь спустилась в пастаду. И вот она уже поднесла к губам украшенную золотом и дорогими камнями флейту и своим горячим дыханием извлекла из нее чудные, завораживающие звуки танца. Девушки, как язычки светильников, закачались, двинулись по кругу. И гости замерли, не допив чаши, не договорив слова, не закончив жеста, очарованные музами.
Очарование — вот еще дивная способность мира. Очарования полон свет и лучи его. Очарования полны ночь и звезды. Высота и глубина очаровывают человека. Малое — своей малостью, великое — своим величием. Жуткое и нежное. Цветы и камни. Звук и тишина. Кристалл и вода. Жизнь и смерть. Очарование — что это? Не истина ли сама взывает к человеку и заставляет его замирать? Она так прекрасна, что человек бывает безумно счастлив лишь от одного ее зова, от одного ее приближения. И значит, надо преодолеть очарование. Нужно шире открыть глаза и заставить мысль работать. И тогда из очарования, как Афродита из пены, родится истина. Форма истины — гармония, красота. Бытие красоты — мир, полный переливчатого блеска. Истина же глубже. Она надежна, неизменна и вечна. Очарование — ее зов…
— Аристотель… — Эсхин коснулся его плеча. — Уж не заснул ли ты, Аристотель?
— Нет, — ответил Аристотель и открыл глаза.
— Ты совсем не пьешь, а между тем в нашем кратере прекрасное вино. Разве ты не знаешь девиз афинских пиров? «Пей или уходи!» — вот каков этот девиз. Обернись, и ты увидишь эти слова, написанные над дверью.
— Кто рядом со Спевсиппом? — спросил Аристотель.
— Со Спевсиппом? — Эсхин поморщился, произнеся имя Спевсиппа. — Друг атарнейского тирана, Гермий. Атарнея — в Мизии…
— Почему он здесь?
— Ты окажешься в одной компании с ним, если пойдешь в Академию. В одной компании с другом тирана… Впрочем, у него много денег. И если Платон не берет плату за обучение, он не отказывается от подарков. От дорогих подарков, Аристотель. — Последние слова Эсхин произнес намеренно громко, так, чтобы их услышал Спевсипп.
Спевсипп обернулся и сказал:
— Царь Кипра Нико́́клес заплатил Исократу за составленную для него речь двадцать талантов[24]. Об этом знают все!
— Сколько платит за уроки Платону тиран Сиракузский? — спросил Эсхин.
В этом споре Эсхина и Спевсиппа Аристотель был на стороне Спевсиппа, хотя поражался той смелости, с какой Эсхин бросался в спор с племянником великого философа, человеком высоким и сильным, перед которым юный Эсхин казался совсем мальчиком.
В спор, грозивший перерасти в открытую ссору, вмешался Андротион.
Он стал между Эсхином и Спевсиппом, снова вскочившими с мест, и сказал примирительно, расталкивая руками спорщиков:
— Вы забыли об одном: Исократ и Платон — друзья юности. Их общим учителем был Сократ. Никто из них не хуже и не лучше, потому что Исократ и Платон — люди, а людей нельзя сравнивать, как горшки. Не уподобляйтесь базарным торговцам, друзья. И не забудьте завтра принести жертву Хари́там, которые смягчают ваши сердца и наполняют их дружелюбием и радостью.
…Пир продолжался до глубокой ночи. Состязались в отгадывании загадок — и здесь всех победил Никанор. Потом состязались в пении. Даже Аристотель пел — так осмелел он от выпитого вина, хотя никогда не мог похвастаться голосом. Более того, Трифера наградила его венком, сняв его со своей головы.
— Не думай, что ей понравилось твое пение, — сказал Аристотелю Эсхин. — Ей понравились твои волосы… Она тебя выделила среди нас — радуйся!
Аристотель еще несколько раз ловил устремленные на него взгляды Триферы, но потом ее вниманием завладел Гермий из Атарнея. По приказу Гермия его слуги внесли в зал полный мех вина, положили его на пол, облили маслом, после чего желающие принялись состязаться в пьянстве, подобно тому как это делают крестьяне в День кружек[25], — становились на скользкий и подвижный мех и пили вино. Болельщики считали выпитые кружки. Больше других — девять кружек — выпил сам Гермий. Лишь после девятой он свалился с меха на руки своих друзей, хохоча и выкрикивая слова, славящие Диониса. Вино из меха разлили в кратеры. И пир продолжался.
— Вот, — сказал Эсхин, который уже не пил и сидел грустный, опустив на грудь голову. — Так каждую ночь пируют афиняне. Пируют и плачут, вспоминая свою былую славу. Мы разбили персов, но они жестоко отомстили эллинам, натравливая одни города на другие. Междоусобные войны разрушили морской союз, разорили нас, ослабили, ничего не осталось от прошлого величия Афин. И теперь, пожелай того персы, они могли бы покорить нас и превратить в рабов. Мы же перед лицом этой угрозы бросаемся друг на друга, как собаки, а в промежутках пируем и плачем. Или философствуем. — Эсхин поглядел на Аристотеля. — Философия — то же пьянство, потому что отвлекает нас от главного — от работы по возрождению могущества Афин. Ни Спарта, ни Фивы, ни Коринф — никто не силен, все едва дышат… А персы мечтают о мести. И она придет, придет!
— Ты много выпил, — сказал Эсхину Аристотель. — Ты утопил в вине даже веселье…
— Нет, — возразил Эсхин. — Я не могу утопить в вине грусть, — продолжал он прерванную мысль. — Все здесь наслышаны об уме Филиппа. Многие пророчат ему славу объединителя эллинов…
— Слава Афин — Академия, — сказал Аристотель. — Весь мир знает о ней. Все умные правители стремятся учиться у Платона. И то, чего афиняне не добились оружием, они добьются умом и знаниями…
— Чудак! — захохотал Эсхин. — Чудак! И кто внушил тебе эту мысль?
— Платон, — ответил Аристотель.
— Платон? Он скоро сам убедится, как глубоко заблуждался. Прежний сиракузский тиран продал Платона в рабство. Нынешний же убьет его. Здесь все об этом говорят. Даже одного тирана не может покорить философия, а ты говоришь обо всем мире. Чудак!
Спевсипп вышел из дома Триферы вместе с Аристотелем.
— Завтра после полудня я жду тебя в Академии, — сказал он Аристотелю. — Через три дня я уеду в Сиракузы, чтобы быть возле Платона и помогать ему. Здесь же останется Эвдокс из Книда. Ксенократ также едет в Сицилию. Поэтому приходи завтра. Эвдоксу же не дано право принимать новых учеников. Таким правом после Платона владею лишь я один…
— Я приду, Спевсипп. Я готов хоть теперь следовать за тобой.
— Куда? — захохотал Гермий, который тоже вышел со Спевсиппом. — Куда следовать? Знаешь ли ты, куда мы идем?
— Нет, не знаю, — ответил Аристотель.
— Ты не слушай его, — сказал о Гермии Спевсипп. — Он много выпил и говорит чепуху. Приходи завтра после полудня. И тащи с собою весь свой скарб. Я найду для тебя место в старом гимнасии, если хочешь. Комнату для тебя и для твоего раба, — крикнул Спевсипп, уходя. — Если хочешь…
Спевсипп не сдержал слова и не встретил Аристотеля. Впрочем, на это была веская причина: купец, на корабле которого Спевсипп намеревался плыть в Сицилию, вдруг поднял парус и ушел из Пирея без Спевсиппа. Спевсипп помчался в Пирей искать новый корабль, который мог бы доставить его к Платону.
