Борис Раевский - У нас на дворе (рассказы)
Вскоре он уже сидел среди них и, отдуваясь, рассказывал. Чуть не опоздал. Вот номер был бы! Отмахать полторы тысячи километров и добраться, когда все уже разошлись! А все самолет! Подвел. Нелетная погода! Хорошо, хоть от аэродрома подвернулась попутная машина. Девяносто километров, как сумасшедшие, гнали!..
Когда первый шум встречи схлынул, подполковник сказал:
- Итак, вернемся к Альке. Ну, кто?
Все молчали.
- Ну? - повторил подполковник.
Все молчали.
- Сидит Алька, - вдруг негромко сказал Черемных.
- Сидит?! - подполковник сперва даже не понял.
- Шесть лет припаяли, - и Черемных все так же хмуро рассказал, что Алька на заводе быстро выдвинулся, стал заместителем директора. Блистал как всегда. Все прочили ему большое плавание. И вдруг...
Вдруг выяснилось. Совершал грязные сделки, комбинации. Словчил оцинкованное железо для своей дачи. И вообще - хищения стройматериалов. И вот - сидит...
Алька в тюрьме! Подполковник даже растерялся. Такой обаятельный, такой умный, такой смелый, и вдруг - в тюрьме?! Как же так?
- Как же так? - недоуменно повторил он вслух. - Почему?..
Никто не ответил. Вероятно, все думали о том же.
- Может, недоразумение? - ни к кому не обращаясь, пробормотал подполковник. - Или клевета?
Все молчали. Только слышно было, как негромко тарахтит моторка на реке да тихо шелестят на ветру листья тополей. Тяжелая черная туча с огненно-фиолетовыми подпалинами по краям наползла на солнце, закрыла его, и сразу померк сверкающий летний день.
- Лопухи! - вдруг зло выкрикнул Черемных.
Все оглянулись на него.
- Мы лопухи! Оболтусы! - еще сердитей продолжал Черемных.
Никто не понял.
- "Ах, Алька!", "Гений Алька!", "Талантливый Алька!", - передразнивая кого-то, зло крикнул Черемных. - А я долго думал об этом, и пришел к выводу: все логично. И раньше были у него заявочки...
- Что-что? Какие заявочки? - перебил подполковник.
- Заявки на тюрьму! А мы не замечали. Возьми хоть лесной пожар.
- Ну?
- Вкалывали все. И хорошо вкалывали! А кто героем стал? Один Алька! Помнишь, фото в стенгазете...
Подполковник, наклонив огромную голову, на миг прикрыл глаза. И сразу же увидел ту газету и снимок. Вся школа бегала смотреть на него. Алька сберег свои знаменитые брюки с тридцатью шестью прожженными дырками, и Генька Цаплин, школьный фотограф, потом изготовил уникальный снимочек: Алька, черный, подгримированный сажей, в своих заслуженных штанах стоит, гордо поставив ногу на поваленное дерево... Алька. Один только Алька...
- Ну, это еще не заявка, - сказал подполковник. - Ты, как всегда, преувеличиваешь, Черемных...
- Не заявка? - взвился тот. - Тогда пожалуйте еще. "Спинной вариант" помните?
Подполковник усмехнулся.
- Шпаргалку ты тоже считаешь заявкой на тюрьму? Тебя послушать, так все подсказчики - потенциальные бандиты!
- Тут не просто шпаргалка! - воскликнул Черемных. - Кому он пришпилил бумажку? "Магомету"! Тому самому "Магомету", который Альку ставил выше всех нас. "Магомету", который любил его, как сына... "Магомету", который вместе с Алькиным отцом партизанил...
- Ах, нехорошо-то как! - с горечью воскликнул Венька.
"А ведь верно, - подумал подполковник. - Вдобавок самому-то Альке вовсе и не нужна была эта шпаргалка. Он насчет физики собаку съел. Так, для эффекта старался. Да, для эффекта! Любил покрасоваться..."
Он вдруг заметил, что думает об Альке в прошедшем времени, как о мертвом, и недовольно поморщился.
- А картофельную экспедицию помните? - задумчиво спросил Туточка.
- Вот именно! Заявка номер три! - крикнул Черемных.
Это было вскоре после войны. Старшеклассников послали убирать картошку. Уже начались долгие, обложные осенние дожди, и картошка в колхозах гибла. Честно говоря, ехать было не очень-то охота. На полях - жидкая грязь по колено. А резиновых сапог - четыре пары на всех. И обсушиться потом негде. Все-таки их класс поехал целиком. Целиком, кроме двоих. Инка болела, а Алька... Алька принес справку. Врач из поликлиники писал, что у Алькиной матери обострение гипертонии и ее нельзя оставить одну. Отец у Альки погиб. Жил он вдвоем с матерью. Ну, конечно, его освободили от картошки. Показывая справку завучу, Алька подмигивал мальчишкам: дату на справке он искусно подправил. Ребята знали, что мать его давно уже выздоровела и ходит на работу.
- А мы, лопухи, уши развесили. И еще ухмылялись. Ай да Алька! Ловко обвел завуча! - яростно выкрикнул Черемных. - Ну, еще нужно? Могу и заявку номер четыре, и номер пять...
Подполковник хмуро посмотрел на него. Да, пожалуй! Как же это? Проморгали... Он растерянно перебегал взглядом с одного лица на другое. Как же так? Почему прозевали? Все эти мелочи так упрямо, так жестоко выстраиваются в логическую прямую, и концом своим она упирается в тюремную решетку.
- Вот тебе и Алька! Гордость наша! - вздохнул Венька.
Все молчали. Тяжелая багрово-фиолетовая туча все разрасталась. Она заволокла уже полнеба. И все росла и росла. Вот-вот хлынет ливень.
Подполковник торопливо прочитал остальные записки. Было их уже немного, и слушали невнимательно. Очевидно, еще думали об Альке.
- Ну, - сказал подполковник, - предлагаю. Сейчас опять напишем свои "мечты". И опять зароем. И снова встретимся здесь же. Через пятнадцать лет.
Все вооружились вечными перьями и листками бумаги. Писали медленно, сосредоточенно, черкая и перечеркивая. Это были не семнадцатилетние юнцы, а умудренные жизнью мужи. Они писали обдуманно, твердо, взвешивая каждое слово.
Мимо то и дело, будто ненароком, шмыгали любопытные мальчишки.
"Чудные дядьки! - думали они. - То орали, хохотали, толкались, как пьяные. А теперь вот молча сидят вокруг ямы, подвернув ноги по-турецки, и что-то сочиняют. Интересно, что?"
А мужчины писали. Хмуро, сосредоточенно. И нет-нет, а каждый то и дело мысленно говорил с Алькой. И каждый думал: вот через пятнадцать лет они снова соберутся здесь. Какие еще сюрпризы готовит им судьба?!
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТИМКА
После уроков я бегом кинулся на волейбольную площадку. Опоздаешь займут место, потом жди.
Играем.
А рядом дом капитально ремонтировался. Точнее, он не ремонтировался, а заново строился. Еще летом содрали с него крышу, выломали все внутренние перегородки, окна, двери, полы и потолки - в общем, как говорят строители, вынули всю "начинку", всю "требуху". Остались только старинные могучие стены, толщиной, наверно, метра полтора. Будто не дом, а крепость. На эту трехэтажную кирпичную коробку, пустую внутри, теперь надстраивали еще два этажа.
И вот играем мы, вдруг слышим, на этой стройке шум какой-то, крики. Что случилось? Не придавило ли кого?
- Слетай-ка, - говорю Мишке из седьмого "б". - Выясни, что за скандал. Все равно ты пока на скамье запасных...
Ну, Мишка оставил портфель, побежал туда. Вскоре вернулся, смеется:
- Это Тимка! Опять бузу развел...
На площадке тоже стали смеяться. Потому что Тимку у нас вся школа знает. Да что там школа! Он даже в милиции известен. Прямо-таки знаменитость. Специалист по всяким историям и скандалам.
Ребята перемигиваются, кричат мне:
- Беги, выручай дружка! Не то опять влипнет!
Неохота мне с площадки уходить. Я как раз на четвертый номер переместился. Самое мое любимое место: у сетки, все мячи тебе идут. Гаси!
Но ничего не поделаешь. Надо Тимку вызволять.
- Становись, - кивнул я Мишке, а сам быстро натянул куртку и помчался на стройку.
* * *
Тимка - мой приятель. Уже давно, с пятого класса, мы дружим. Хотя, сказать по чести, дружить с Тимкой ой как трудно! Все у него не как у людей. Всюду он встревает.
Вот, например, волейбол. Пасует Тимка не ахти как и режет чаще всего в сетку. Но шумит!.. За всю команду!
- Аут!
- Сетка!
- Четвертый удар!
- Захват!
Голос у него пронзительный, как милицейская сирена. У Тимки всегда голос становится противно-визгливым, когда он волнуется.
Ребята злятся. Подумаешь, "борец за справедливость"! Судья всесоюзной категории! Лучше бы кидал точнее.
А Тимка спорит, горячится. Говорит-говорит, а сам вдруг на всем ходу глаза прикроет и так вот, зажмурившись, дальше чешет. Потом разлепит глаза, потом опять зажмурит. Как курица. Ребят это и смешило и раздражало. Из-за этой куриной привычки его так иногда и дразнили: "Тимка-курица".
А историй Тимкиных - не перечесть. Прямо какой-то "исторический ребенок", как однажды сказал наш физик.
Вот недавно, например. Слышит Тимка крик из соседней комнаты. И грохот какой-то. И звон, будто тарелки бьются.
- Опять налакался, идол? - кричит соседка. - Хоть бы забрали тебя, что ли! Нету никакого моего терпения!
А в той комнате Проскуряков живет, известный пьяница.
"Как бы он жену не изувечил", - встревожился Тимка.
Побежал в штаб дружины, как раз неподалеку, за углом.
- Накажите, - говорит, - этого пьяницу-буяницу. Из принципа!
