Эрих Кестнер - Эмиль и сыщики
- Значит, ты едешь в Берлин? - спросил господин Грундайс.
- Ага. Бабушка будет ждать меня у цветочного киоска на вокзале Фридрихштрассе, - ответил Эмиль и снова ощупал конверт. Слава богу, конверт по-прежнему шуршал.
- Ты уже бывал в Берлине?
- Нет.
- Ну, ты будешь поражен! В Берлине есть дома в сто этажей, а крыши привязывают к небу, чтобы их не сдуло ветром... А если кому-нибудь нужно поскорее попасть в другой конец города, он бежит на почту, там его запаковывают в ящик и сжатым воздухом гонят по трубе, как пневматическое письмо, в то почтовое отделение, куда ему надо... А если у человека нет денег, он отправляется в банк и, оставив в залог свой мозг, получает там тысячу марок. А, как известно, человек может прожить без мозга только два дня. Чтобы получить свой мозг назад, он должен вернуть банку уже не тысячу, а тысячу двести марок. Теперь изобрели такие новые медицинские аппараты...
- Видно, вы как раз и заложили свой мозг в банке, - прервал его свистящий старик и добавил: - Перестаньте болтать глупости.
Толстая фрау Якоб так перепугалась, что уже не шевелила пальцами левой ноги, и даже дама, вязавшая шаль, перестала вязать.
Эмиль принужденно улыбнулся. Мужчины стали выяснять отношения. Эмиль подумал: "Так просто меня не купишь!" - и развернул пакет с бутербродами, хотя только что пообедал. Когда он справился с третьим бутербродом, поезд остановился на какой-то большой станции. Но названия он не увидел, а что прокричал кондуктор, не расслышал. Там сошли свистящий старик, дама с вязанием и фрау Якоб из Гросс-Грюнау. Правда, она чуть не проехала, потому что никак не могла всунуть левую ногу в туфлю.
- Так не забудь передать привет господину Курцхальцу, - повторила она на прощание.
Эмиль кивнул.
И он оказался в купе вдвоем с господином в котелке. Эмиль был от этого не в восторге. Человек, который раздает шоколад и рассказывает всякие небылицы, доверия не вызывает. Эмилю захотелось снова потрогать конверт. Но он не решился этого сделать, а подождал, пока поезд тронулся, пошел в туалет, вынул там конверт из кармана, пересчитал деньги - все сто сорок марок были в целости и сохранности - и стал думать, как же быть. Наконец он придумал. Он взял булавку, которую нашел в лацкане пиджачка, проткнул ее сквозь все три купюры, сквозь конверт, а потом и сквозь подкладку кармана. Он, так сказать, пригвоздил к себе деньги. "Теперь уже ничего не может случиться", - решил он и вернулся в купе.
Господин Грундайс, уютно расположившись в углу, спал. Эмиль обрадовался, что ему не надо поддерживать разговор, и стал глядеть в окно. Мимо проносились деревья, ветряные мельницы, поля, фабрики, стада коров, крестьяне, махавшие вслед поезду. Очень интересно было наблюдать, как все проплывало перед глазами, словно вертелась пластинка. Но нельзя же часами смотреть в окно!
Господин Грундайс продолжал спать и даже слегка похрапывал. Эмиль охотно походил бы взад-вперед по купе, но боялся разбудить своего попутчика - меньше всего на свете он хотел, чтобы тот проснулся. Поэтому он забился в противоположный угол и стал глядеть на спящего. Интересно, почему он не снял котелка? У него было длинное лицо, тонкие черные усики, тысяча морщинок вокруг рта, острые оттопыренные уши.
Ой! Эмиль вздрогнул и испугался не на шутку. Он чуть было не заснул. Спать ему нельзя ни в коем случае! Хоть бы еще кто-нибудь вошел к ним в купе! Поезд несколько раз останавливался, но, как назло, никто не садился. А было всего четыре часа, ехать предстояло еще целых два часа. Он ущипнул себя за ногу... В школе, на уроках истории у господина Бремзера, это всегда помогало.
И сейчас это сработало на некоторое время. Эмиль старался себе представить, как теперь выглядит Пони-Шапочка. Но он не мог вспомнить ее лица. Он помнил только, что, когда она вместе с бабушкой и тетей Мартой приезжала в последний раз в Нойштадт, она все хотела с ним боксировать. Он, конечно, не соглашался, потому что она в весе пера, а он уж никак не меньше полулегкого. Это было бы просто неприлично с его стороны, сказал он ей тогда. Если он как следует двинет ей апперкотом по скуле, она в стену врежется. Но она отстала от него, только когда вмешалась тетя Марта.
Ой, ой! Он чуть было не свалился с сиденья. Опять заснул? Он все щипал и щипал себя за ногу. Небось, нога уже вся в синяках. И все же это не помогало.
Попробовал считать пуговицы. Сперва сверху вниз, а потом снизу вверх. Сверху вниз он насчитал двадцать три штуки, а снизу вверх - двадцать четыре. Он откинулся на спинку сиденья и стал думать, почему получается по-разному. И вот тут он заснул.
Глава четвертая
СОН, В КОТОРОМ МНОГО БЕГОТНИ
Вдруг Эмилю показалось, что их поезд мчится по кругу, как игрушечный поезд по кольцу рельсов на полу комнаты. Он глядел в окно и не переставал удивляться. Круг все сужался. Расстояние между паровозом и последним вагоном быстро уменьшалось, причем паровоз явно все время убыстрял ход. Поезд кружился вокруг себя, словно собака, которая норовит укусить себя за хвост. А в черном кругу, очерченном мчавшимся поездом, стояли деревья, стеклянная мельница и огромный дом в двести этажей.
Эмиль захотел узнать, который час, и полез в карман, чтобы вытащить часы. Он их все тащил и тащил, но никак не мог вытащить, а в конце концов у него в руках оказались стенные часы из маминой комнаты. Он поглядел на циферблат и прочел: "185 часов километров. Плевать на пол опасно для жизни". Он снова кинул взгляд в окно. Паровоз уже совсем догонял хвостовой вагон. Эмиль очень испугался. Ведь если паровоз наскочит на этот вагон, произойдет крушение. Это ясно, как дважды два. Эмиль не собирался сидеть сложа руки и ждать несчастного случая. Он выскочил из купе и побежал по проходу. Может, машинист просто заснул? По дороге он заглядывал в другие купе. Нигде ни души. Поезд был пуст. Кроме него, там ехал только еще один пассажир в котелке из шоколада; он отломил на глазах у Эмиля кусочек и тут же его съел. Эмиль постучал к нему в купе и молча указал на паровоз, но человек в шоколадном котелке только рассмеялся, отломил еще кусочек и стал себя гладить по животу так ему было вкусно.
Наконец Эмиль добрался до тендера, потом ловко подтянулся и залез на паровоз к машинисту. Машинист сидел почему-то на козлах; в одной руке он держал вожжи, другой помахивал кнутом, словно в паровоз была запряжена лошадь. Эмиль поглядел: так оно и оказалось, причем не одна лошадь, а целых шесть пар! На копытах у всех были серебряные ролики, они катились на них по рельсам и пели:
Надо мне, надо мне в городок попасть.
Эмиль схватил возницу за плечо и закричал: "Придержите лошадей. Не то случится несчастье!" И тут он увидел, что возницей был не кто иной, как господин сержант Йешке.
Йешке окинул Эмиля проницательным взглядом и завопил:
"Кто был тогда с тобой? Кто размалевал великого герцога Карла? "
"Я", - ответил Эмиль.
"А еще кто?"
"Не скажу!"
"Тогда будем дальше мчаться по кругу".
И сержант Йешке так ударил кнутом, что лошади встали на дыбы и понесли, уже совсем догоняя хвостовой вагон. А в том вагоне сидела, оказывается, фрау Якоб, размахивала снятой с ноги туфлей и умирала от страха, потому что лошади вот-вот могли схватить ее за разутую ногу.
"Я дам вам двадцать марок, господин сержант!" - крикнул Эмиль.
"Не болтай глупости!" - заорал на него Йешке и пуще прежнего стал погонять лошадей.
Эмиль не выдержал и выпрыгнул на ходу с поезда. Он покатился по откосу и перекувырнулся двадцать раз через голову, но ничего себе не повредил. Он встал на ноги и поглядел на поезд. Поезд остановился, и все двенадцать лошадей повернули головы в сторону Эмиля. Сержант Йешке привстал на козлах; он нещадно бил лошадей и орал, погоняя их:
"Эй, пошли, пошли! За ним!"
И тогда все двенадцать лошадей соскочили с рельсов и помчались на Эмиля, а вагоны запрыгали следом, словно резиновые мячики.
Эмиль недолго думая пустился наутек. Он бежал что было духу по лужайке, мимо деревьев, через ручей прямо к небоскребу. Иногда он оборачивался: поезд мчался за ним по пятам, сметая все на своем пути. Только один огромный дуб стоял невредимый, а на него влезла толстая фрау Якоб; она сидела на ветке на самой верхушке, ветер раскачивал ее, она плакала и никак не могла застегнуть свою новую туфлю. Эмиль кинулся дальше.
В доме в двести этажей были большие черные ворота. Он вбежал в них и выбежал с другого конца. Поезд по-прежнему мчался за ним. Эмилю больше всего на свете хотелось забиться в уголок и уснуть, потому что он ужасно устал и у него тряслись все поджилки. Но ему нельзя было спать! Поезд уже въехал в ворота дома.
Тут Эмиль увидел железную лестницу. Она шла вдоль всего дома до самой крыши. И он полез по ней. К счастью, он был хорошим гимнастом. Он лез и считал этажи. На пятидесятом этаже он отважился обернуться. Огромный дуб казался совсем крошечным, а стеклянная мельница была едва различима. Но - о ужас! -поезд и здесь ехал за ним: он полз вверх по дому. Эмиль лез все выше и выше. А поезд громыхал где-то рядом по железным перекладинам лестницы, словно это рельсы.
