Инбали Изерлес - Зачарованные

По моему телу пробежала теплая волна.

Паника утихла.

Я сосредоточила взгляд на огоньках. Весь мир вокруг них словно растаял, а заодно с ним и могучий зверь, угрожавший мне.

Я стала плотью без костей.

Я стала гибкой и тонкой.

Глядя на звезды, чьи лучи проникали в самую глубину моих глаз, я резко дернула лапу – и освободилась. Я попятилась назад, подальше от решетки. Клыки зверя щелкнули совсем рядом со мной; еще мгновение – и я осталась бы без лапы. Я окинула решетку взглядом до самого верха: даже существо такого размера не сумело бы ее перепрыгнуть.

Морда зверя громко ударилась о прутья.

– Лис-ка! – прорычал он. – Трусиха-крысоедка!

Он просунул черный нос между прутьями, колотя по ним лапой, слишком широкой, чтобы протиснуться наружу.

Слегка повизгивая, я упала на землю. Переднюю лапу жгло от сильного укуса решетки. Она пульсировала болью, когда я пыталась опереться на нее. Я осмотрела лапу в поисках крови, но ничего не нашла. Я неуверенно поднялась на три здоровые лапы, прижав пострадавшую к груди.

Пронзительный взгляд желтых глаз следил за мной из-за решетки.

– Отправляешься украсть еще что-нибудь съестное? Или ты пришла для того, чтобы поглазеть на пленных существ, как это делают бесшерстные?

Все мои инстинкты требовали бежать, но я сопротивлялась им, полная решимости выдержать взгляд зверя. Он мог рычать, сколько ему вздумается, но он не мог убежать из своего логова.

Я посмотрела ему в глаза.

Мой ужас слегка утих, но глазам трудно было смотреть на эти желтые шары. В них как будто светились спутанные золотые нити. Четко очерченные глаза зверя были полны странной задумчивой силы.

Я тяжело сглотнула:

– Я не воровка.

Мне вспомнилась кость с куском мяса. Она лежала там, на его стороне. Я была так близко…

– Я не знала, что это твое, – пробормотала я. – Думала, это никому не нужно.

Я резко умолкла, не собираясь извиняться.

Зверь сморщил нос:

– Значит, ты падальщица.

Я вспомнила кое-что из слов бабушки:

– Чтобы выжить, делай то, что необходимо.

Уши зверя повернулись.

– А как насчет чести и достоинства? У тебя что, нет стыда, лис-ка?

Я не совсем поняла, что он имел в виду. Чего ему от меня надо?

Он ждал ответа. Но я ничего не сказала, и он лег возле решетки, опустив голову до моего уровня.

– Ты можешь подойти ближе, лис-ка? Неужели не позволишь старому волку немного поиграть?

Все мое тело пронзила тревога.

Волк!

Я уже слышала прежде это слово. Папа говорил о благородных существах, величайших сынах и дочерях Канисты. Но когда я смотрела на существо по другую сторону решетки, мне трудно было увидеть в нем кого-то, кроме жестокого убийцы.

Я захромала от его логова к невысокой изгороди, в сторону Большой Путаницы, к россыпи ее огней, хотя и продолжала краем глаза наблюдать за волком. Я знала, что он не может сбежать, но не была готова повернуться к нему спиной.

– Куда это ты отправилась, лис-ка? – проскрежетал волк.

Я остановилась, вертя хвостом. Только теперь я заметила, что его шкура не в порядке. Я пригляделась. На морде виднелись протертые в мехе полосы угольно-черной кожи там, где он терся о решетку. Должно быть, он постоянно просовывал морду между прутьями, снова и снова, бесчисленное множество дней. Лапы у него были грязными, а пушистый хвост безвольно повис. Я всмотрелась сквозь прутья, изучая темное логово. Папа говорил мне, что волки большими стаями рыскают в Снежных землях по ту сторону Бурной реки: это смертельно опасные армии далеких королевств.

Но этот волк был одинок.

Я посмотрела на небо, но созвездие Канисты снова скрылось за вихревыми тучами.

– Искать своих родных.

Произнеся это вслух, я почувствовала, как в мою грудь словно вонзились чьи-то когти.

Я подавила плач.

Волк молча наблюдал за мной. Когда я снова тронулась с места, он тихо проговорил:

– Лис-ка совсем одна. Что ты можешь знать о верности чему-то большему, чем ты сама? Семья ничего для тебя не значит.

Это было утверждение, а не вопрос.

От гнева по моей шкуре пробежали искры. Он мог сколько угодно насмехаться над тем, что я ем, но ему лучше было бы оставить в покое моих родных.

– Ты ошибаешься! – взвизгнула я, резко поворачиваясь, чтобы посмотреть ему в глаза. – Ты ничего не понимаешь, волк! Маму, папу и бабушку преследовали! И моего брата Пайри тоже. Они где-нибудь в Большой Путанице, и я собираюсь их найти!

Уши зверя дернулись назад – он не ожидал ничего такого. Скривив губы, волк уставился на меня убийственным взглядом. Но на этот раз высокие решетки были на моей стороне.

Я проскользнула сквозь следующую ограду. Когда я добралась до изгороди, за которой начиналось зеленое пространство, я оглянулась на логово зверя… оглянулась на волка. Он растянулся на животе, положив огромную голову на передние лапы. С такого расстояния я не могла видеть его глаз, но знала, что он продолжает наблюдать за мной. Я пыталась угадать, откуда он родом и как очутился здесь, так далеко от всех своих.

Его слова все еще звучали в моей голове: «Или ты пришла для того, чтобы поглазеть на пленных существ, как это делают бесшерстные?»

Мой хвост прижался к задним лапам. Неужели это место устроено именно для таких дел? Для развлечения лишенных меха?

Гнев и страх куда-то пропали. Теперь мне было просто жаль волка. Он мог и не охотиться на крыс, а есть то, что оставляли для него бесшерстные. У него могли быть клыки длиннее моих и когти куда более острые, чем у меня. Он мог быть крупнее и злее любой лисицы, любой собаки. Но при всем при том он был пленником, а я была свободна.

Моя передняя лапа болела не слишком сильно, если я не налегала на нее всем своим весом, но она не позволяла мне двигаться быстро.

Я прохромала вдоль извивающейся дороги смерти, прокладывая новый путь через Большую Путаницу. Время от времени мне приходилось останавливаться, чтобы отдохнуть.

Я принюхалась к воздуху, но почуяла только грязное дыхание манглеров. Они грохотали по дороге смерти: длинные, толстые, красные, черные, и все сверкали огненными глазами. «Река смерти». Так называла эту дорогу бабушка. Настоящие реки полны воды, как пруды, у которых нет ни начала, ни конца, – это я знала от папы, который видел реки в Диких землях. Но кое-что я узнала о Большой Путанице и без помощи моих родных. Манглеры никогда не пересекали границ дороги смерти, как будто они были рыбами и просто не способны были выбраться из воды. Похоже, бесшерстные это понимали, они спокойно ходили по приподнятым берегам этого потока. Я заметила, как некоторые из них забирались внутрь манглеров или выглядывали из них и при этом казались совершенно спокойными. Я провела лапой по спутавшимся усам, гадая, почему манглеры держатся на расстоянии, невзирая на их ужасный рык. И решила, что они лишь выглядят страшными, а на самом деле глупы.

Наблюдай! Выжидай! Прислушивайся!

Держась берегов дороги смерти, я перехитрила манглеров. Бабушка гордилась бы мной. Мне так хотелось рассказать ей о моем открытии!

Мне так хотелось прижаться головой к ее пятнистому плечу!

Двое бесшерстных шагали рядом, переплетя передние лапы. Я отскочила в тень. Они что-то мурлыкали и бормотали, не замечая моего присутствия. Даже рык проносившихся мимо манглеров не отвлекал их друг от друга. Я наблюдала за тем, как они сошли с берега, пересекли дорогу смерти и исчезли из виду. Меня тревожило, что я буду очень заметной в этой земле серого камня, но большинство бесшерстных вообще меня не замечали. Я вспомнила, как мама говорила мне об их никудышном нюхе, но тут было нечто большее… я как будто превратилась в невидимку.

Крадучись я сделала еще несколько шагов вдоль стены. У самого края дороги смерти спал один из манглеров. Я поджала губы и зевнула. Моя голова стала тяжелой, ее просто тянуло к земле. Я вдруг заметила, что завидую отдыхающему манглеру. Я осторожно шагнула в его сторону, но он замер, словно превратился в дерево. Я уже не боялась его. Это было нечто неживое. Глаза манглера не таращились и не пылали; они были широкими, но темными. Я забралась под его живот и опустила голову на лапы.

Но сон не приходил.

С усталым вздохом я выползла из-под манглера и принюхалась к воздуху.

Почуяв запах молодой лисицы, я резко повернулась, готовая произнести имя Пайри. Но через мгновение запах растаял.

Я так устала, что уже не доверяла собственным чувствам. Ночь шутила со мной шутки. В желудке урчало, а я изо всех сил старалась не замечать этого, желая снова очутиться на зеленом пространстве. Там мягкая невысокая трава. Если бы я нашла местечко, где смогла бы ненадолго заснуть, то почувствовала бы себя намного лучше. А потом снова отправилась бы на поиски, прежде чем наступит шумный день, когда бесшерстные толпами помчатся во все стороны и мне придется спрятаться. Наблюдать и выжидать.