Георгий Скребицкий - От первых проталин до первой грозы
Полетела Весна-красна с юга на север на белом пушистом облаке, а следом за ней потянулись в родные края несметные стаи перелётных птиц-гусей, лебедей и всякой крылатой мелочи: жаворонки, скворцы, дрозды, зяблики, пеночки, славки... Так с той поры люди и заприметили: как покажется в небе первое пушистое облако, так, значит, на нём
Весна-красна прилетела. Жди теперь со дня на день тепла, полой воды, жди с юга весёлых крылатых гостей...
Хорошо мама про первое весеннее облако рассказывала.
И Михалыч тоже сидел, слушал и не перебивал маму. А потом расправил усы и сказал:
- Отлично, братцы мои! Весенние облака - это вроде как корабли под белыми парусами. Надует их ветер, и поплывут они по небесному половодью. Зимой-то в ясный морозный день примечали небось, какое небо бывает? Прозрачное, зеленоватое, будто неживое, будто его ледком затянуло. А в 'марте, как только пригреет солнышко, тут небо и оживёт, заголубеет, словно вода в весеннем разливе. Вот тут-то и поплывут по нему белые корабли облаков.- Михалыч глянул на нас с Серёжей и, погрозив пальцем, добавил: Смотрите у меня, не прозевайте первый воздушный корабль.
И вот теперь я стою во дворе под деревом, смотрю на плывущее в небе облако, смотрю и радуюсь. Как придёт Михалыч с работы, я ему тут же и отрапортую: "Первый корабль причалил сегодня прямо к нашему тополю".
ГРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ
Вот и грачи прилетели. Разгуливают по оттаявшей дороге, хлопочут во дворах, отыскивают разные остатки еды.
Как они хороши! Все иссиня-чёрные, только вокруг клюва широкое белое пятно. За это грачей и зовут белоносыми.
В нашем саду грачи все берёзы гнёздами позастроили. На некоторых сучьях прямо гнездо к гнезду. Я, как-то смотрю на них и вижу: из одного гнезда чёрный хвост торчит, и из другого тоже, Чуть-чуть
друг друга хвостами не задевают. И ничего - сидят, не ссорятся. А вечером, как рассядутся по сучьям, такой гвалт поднимут - за версту слышно. Мама сердится, уши затыкает.
- Прямо житья нет,- говорит,- даже голова разболелась.
А вот нам с Михалычем их гвалт очень нравится. Михалыч, бывало, нарочно выйдет под вечер из дома, сядет на лавочку, слушает да похваливает:
- Отлично поют! Милые птицы, первые, к нам весной прилетают.
Послушав грачей, Михалыч обычно возвращается домой, идёт к себе в кабинет. Там, на стене, напротив письменного стола, висит его любимая картина художника Саврасова: "Грачи прилетели".
Я тоже очень люблю смотреть на эту картину, особенно под вечер. Лучи заходящего солнца розоватым светом разливаются на стене. Вот они осветили картину, и вмиг оживает старая берёзовая роща, и ветхая колокольня за ней, и уходящие вдаль протаявшие весенние поля. Мне кажется, что я вижу всё это вовсе не на картине, а просто гляжу через окно на наш двор, на наши берёзы, на проталины в полях за рекой. Михалыч тоже частенько, сидя под вечер в кресле, смотрит на эту картину, смотрит и улыбается. И лицо
у него тогда какое-то особенно доброе н счастливое и немножко грустное.
- Удивительная картина,- тихонько, как бы про себя, говорит он,- такая простая и такая глубокая! Глядишь на неё - и невольно вспоминается детство, первая весна, первые радости и невзгоды... Замечательная картина!
Я сижу обычно тут же, в уголке дивана, слушаю Михалычевы слова. Я плохо их понимаю. Но и мне почему-то становится особенно хорошо на душе, хорошо и тоже немножко грустно, и жаль старенького Михалыча, и хочется вместе с ним пойти далеко-далеко, туда, в эту тёплую весеннюю даль.
КОМУ ШУТКИ, А КОМУ И НЕ ДО ШУТОК
Михалыч вернулся с работы очень весёлый и возбуждённый.
- Ну, ребятки,- сказал он, входя в столовую,- весна пришла, настоящая весна. Сейчас иду из больницы, поглядел на поле за Казачью слободу, а бугор-то местами голый. Ночью дождичек был, снег с бугров и согнало.
Серёжа тоже подтвердил: из окон их школы видны за городом, в полях, первые проталины.
- Ох и досталось Борьке Денисову из-за этих проталин! - засмеялся он.
- Досталось? А при чём тут проталины? - заинтересовалась мама, садясь за стол и наливая Серёже суп.
Я сразу насторожился. Рассказы Серёжи про школу, где он учится и где с осени и мне предстоит учиться, меня живо интересуют. Это не казённая школа, а частный пансион. Его организовала у себя на дому одна важная и сердитая старуха - Елизавета Александровна Соколова, или, как её потихоньку зовут ребята, "бабка Лизиха". Она сама там и учит, готовит
мальчиков и девочек в разные классы гимназии. О том, как Лизиха учит, я довольно уже наслушался от Серёжи. И всё-таки каждый новый рассказ слушаю с каким-то жутким замиранием сердца. А Серёжа, уплетая суп, весело говорит:
- Отсадила Елизавета Александровна Борьку за отдельный стол, чтобы он французские слова учил, не отвлекался. А стол у самого окна. Вот Борька в окно глядит, ничего не учит, одно и то же слово твердит: "Сортир - выходить, сортир - выходить..." Громко твердит, нараспев, на разные голоса выводит. Мы тоже каждый своё во весь голос зубрим. Галдёж такой стоит, ничего не поймёшь. Но Елизавета Александровна Борькино "пение" всё-таки услышала. Глядим: встаёт и потихонечку к Борьке подкрадывается. Хвать его за ухо, он так и подскочил: "За что вы меня?" - "За ухо, негодяй". - "Я ж ничего не сделал".- "За это и деру, что ничего не делаешь. Покажи, сколько слов выучил". А он, а он...- Тут Серёжа не выдержал и прыснул со смеху.- А он, он за два часа только одно это слово и осилил. Елизавета Александровна как начала его линейкой обхаживать. Кричит: "На кого ты всё время в окно глаза таращил?!" Борька отвечает: "На проталинки".- "Ах, на проталинки! Так вот тебе, вот тебе!.." - И Серёжа снова залился весёлым смехом.
Смеялись и Михалыч и мама.
- Ох, негодник, негодник! - повторял сквозь смех Михалыч.- Выдрали, говоришь, как Сидорову козу, и поделом. Зато уж он теперь на всю жизнь эти проталинки запомнит.
Все смеялись, только одному мне было совсем не до смеха. В голове мелькали страшные мысли: а что, если и меня свирепая бабка Лизиха будет вот так же драть? Какой ужас!
ШКОЛА БАБКИ ЛИЗИХИ
Мама с Михалычем очень часто говорили между собой про бабку Лизиху. К их разговорам я тоже всегда со страхом и с любопытством прислушивался.
- И охота Елизавете Александровне на старости лет с ребятами возиться! - удивлялся Михалыч.- Просто понять не могу, зачем ей это нужно? Неужто ещё денег мало?
- При чём тут деньги? - возражала мама.- Просто не может жить без учения, без ребят. Это её страсть, как ты понять не можешь! Обожает ребят, вот и всё.
- М-да-а! Обожает! - недоверчиво усмехался Михалыч.- Обожает, а линейкой лупит, хорошо обожание! Ну да, впрочем, в этих делах я не знаток.
- Нужно её день и ночь благодарить, что ребят у нас учит. Гимназии в городе нет, реального нет, что без неё стали бы делать? - с жаром возражала мама.
- Да, да, конечно,- тут же охотно соглашался Михалыч.- Конечно, она большое дело, полезное дело делает.- Он умолкал и потом, лукаво улыбаясь, добавлял:-А линейкой поучить их, негодников, совсем не мешает. Дома этого кушанья они никогда не отведывают, пусть хоть в школе попробуют, как это вкусно.
Так, слушая рассказы Серёжи и разговоры мамы с Михалычем, я уже заранее готовился к той страшной участи, которая меня с этой осени неизбежно ждала.
Но что же на самом деле представляла собой школа Елизаветы Александровны Соколовой? Что представляла собой эта таинственная, грозная бабка Лизиха? Откуда она взялась? Обо всём этом я должен обязательно рассказать. Ведь в этой школе мне пришлось потом учиться не один год. С этой школой неразрывно связано всё моё раннее детство.
...В маленьких городках в старые годы, ещё до революции, всегда бывало одно и то же: вся торговля находилась в руках какой-нибудь известной во всём уезде купеческой фамилии.
Так было и в Черни. У нас в городке торговлю держали купцы Соколовы. Они торговали галантереей, обувью, продуктами... вообще всем, в чём только случалась нужда у местного населения. Самый старший и самый богатый из Соколовых - Иван Андреевич имел магазин красных товаров (то есть материи). Помещался он в центре города на Соборной площади.
Зайдёшь, бывало, туда вместе с мамой. У входа низким поклоном встречает седой благообразный старичок. Белые как снег волосы по старинке подстрижены в скобку, густо смазаны лампадным маслом. Белые усы, белая округлая борода. Одет во что-то чёрное, долгополое, наглухо застёгнутое до самого горла. Во всей наружности так и сквозит желание каждому угодить. Посмотришь на этого тихого, услужливого старичка и никак не подумаешь, что он и есть владелец этого лучшего в городе магазина, что все эти нарядные, франтоватые приказчики, которые лихо отмеривают аршинами разную материю и с треском рвут ситец и полотно, что все они исподтишка с робостью посматривают на своего грозного хозяина и
трепещут от одного его недовольного взгляда.
Иван Андреевич Соколов был важное, уважаемое лицо в нашем городе- не только самый богатый купец, но ещё и церковный староста в соборе. Там по субботам и воскресеньям он стоял за высокой конторкой и продавал восковые свечи.
