Ольга Клюкина - Эсфирь, а по-персидски - звезда
Эсфирь вспомнила излюбленные рассказы своих прежних подруг о веселых свадебных процессиях, какие приняты были у иудеев в древние времена, когда множество людей, украшенных миртой, шли впереди новобрачных, лили на дорогу вино и масло, сыпали орехи и жареные колосья, пели песни, танцевали.
"Тебе не нужны ни румяна и пудра, ах, ты и так прекрасна, как серна!" - пели провожатые, восхваляя невесту.
А ей сейчас предстяло идти на женский пир в холодный, украшенный каменными изваяниями зал, где собрались ниболее знатные женщины города, и не было ни одного близкого лица, где никто не говорил и не пел на родном языке. Значит, такова воля всевышнего - но она все равно будет сегодня улыбаться, и веселиться, думая о тех, кто мог бы быть с ней мысленно в этот день и сейчас незримо присутствовал в этой комнате.
Эсфирь не могла разобраться в своих чувствах и понять, почему друг на неё навалилась внезапная тоска. Но почему-то нынешний свадебный пир каким-то странным образом означал для неё не начало, а конец её весны, весны её любви и ответного чувства Артаксеркса.
Все теперь будет по-другому, совсем иначе. Артаксеркс и без того уже несколько дней даже не смотрел в её сторону, занятый приготовлением пира и переговорами с великими князьями. И хотя на лице царя было написано удовлетворение, что он наконец-то добился своего и сделал так, как считал нужным, но почему-то невозможно было отыскать на нем хоть каплю былой нежности. Он словно бы по-мужски гордился своей очередной победой, но и только...
"Голос возлюбленного моего! Вот он идет, скачет по горам, прыгает по холмам. Друг мой похож на серну или на молодого оленя. Вот, он стоит у нас за стеною, заглядывает в окно, мелькает скрозь решетку!" - сами собой зазвучали в душе у царицы дивные напевы Соломоновых песен.
Дождь лил все сильнее, сплошной стеной, но никто не заглядывал сейчас за оконную решетку в комнату к Эсфирь, кроме мокрой ветки дерева.
"Поднимись ветер с севера и принесись с юга, повей на сад мой, - и польются ароматы его! Пусть придет возлюбленный мой в сад свой и вкушает сладкие плоды его".
Эсфирь вздохнула, сорвала листок от ветки миртового дерева, которую накануне свадебного пира зачем-то передал со слугами во дворец Мардохей, прикрепила лист к волосам так, чтобы он был незаметен под золотым венцом. Затем поднялась со своей маленькой скамеечки и царственной походкой отправилась на свадебный пир. Сегодня предстоял большой праздник не только для неё и царя Артаксеркса, но также и для многих людей...
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ГАДАНИЯ ЗЕРЕШЬ
...престольного города Сузы.
"...А город Сузы, который был весь построен из эмалированных кирпичей, я целиком разрушил и обломал его зубцы, которые были отлиты из блестящей меди. Шушинака, их бога, прорцателя, жившего в уединении, божественных дел которого никто никогда не видел, их богов и богинь с их сокровищами, их добром, их утварью, вместе с первосвященниками и жрецами я переместил в свою страну Ашшур. Тридцать две статуи их царей, изготовленных из серебра, золота, меди и алебастра я также забрал в страну Ашшур. Я снес стражей их храмов всех, сколько было, исторг яростных быков, украшение ворот. Святилища Элама я до небытия уничтожил, их богов и богинь я пустил по ветру. В их тайные леса, в которые не проникал никто чужой, мои воины вступили, увидели их тайники, сожгли их огнем. Гробницы их царей, прежних и последующих, не чтивших нашего бога Ашшура и Иштар, моих владык, доставлявших хлопоты царям, моим отцам, я сокрушил, разрушил и показал их кости солнцу..."
Артаксеркс почти наизусть помнил эту надпись на табличке ассирийского владыки Ашшурбанапала, которую так любил читать вслух его отец, Ксеркс Ахменид. А потом хвастливо показывал в окно, туда, где снова простирались отстроенные персидскими царями Сузы, древний Зиккурат Шушан, словно бы говоря: смотри, теперь здесь все снова стало по нашей воле!
Возможно, из-за этой гляняной таблички Артаксерксу и запала когда-то в голову мысль сделать Сузы своим престольным городом и возвысить его так, чтобы он сделался ещё могущественнее отцовского Персеполя и всех других городов державы. Тем самым он, Артаксеркс Лонгиман, желал бросить вызов не только отцу, но также далекому ассирийскомому царю Ашшурбанапалу, известному своим зверским, неукротимым нравом.
Но ведь и Ксеркс когда-то перечитывал сыновьям вслух надписи на ассирийской табличке вовсе не для того, чтобы постичь прошлое и настощее города, а для назидания.
"Вот каким должен быть настоящий владыка", - говорил Ксеркс с довольным видом, заставляя по несколько раз перечитывать отдельные места, где говорилось про рассеянные по земле человеческие кости и страшные пожары.
"Настощий, хороший воин не должен знать пощады к завоевателям. говорил он. - И мы, персы, должны про это всегда помнить, чтобы подчинять своей власти другие народы, потому что закон этот идет с самых древних времен, со времен царства Ашшура, от которого теперь тоже осталась одна лишь пыль. А почему? Потому лишь, что те, кто шли за ним, не были такими же сильными и беспощадными, как Ашшурбанапал. Воевать нужно так, чтобы кровь убитых ручьями стекала с холмов, а отрубленные головы врагов валялись по полям, как многочисленные копны только что сжатого хлеба".
И для Ксеркса, одного из царей великой династии Ахменидов, это были вовсе не пустые слова. Ксеркс без всякой тени сомнений отдавал распоряжения, чтобы его пленникам прокалывали или отрезали уши, губы, пальцы, а для того, чтобы некоторым, чтобы те больше никогда не помышляли о возвращении домой, обливали лицо кипящей смолой. Во время военных набегов Ксеркс и его телохранители самолично вспарывали животы чужеземным беременным женщинам, а их мужьям отсекали головы, выкалывали глаза и отрезали языки тем, кто пытлся призывать на помощь незнакомых богов. Во времена правления Ксеркса было принято сдирать кожу с главарей восставших племен и развешивать её на столбах, наподобие флагов, а сажать на кол непокорных князей было давней практикой ахменидских вождей.
"Чтобы они корчились на солнце, словно червяки, - рассказывал потом Ксеркс потом со смехом во время победных пиров. - Да, как вонючие червяки..."
Он ещё так учил сыновей: "Никого из наиболее непокорных плененных народов нельзя оставлять живыми на их землях, чтобы они не сделались бунтовщиками, на эти земли нужно сразу же заселять своих верных подданых."
Именно потому сам Ксеркс отдавал распоряжения сжигать живьем тысячи пленных, а самых непокорных изрубать на куски и скармливать их изрубленные тела собакам, свиньям и волкам.
Под конец жизни Ксеркс распорядился, чтобы многие из его подвигов были записаны как клиньями на табличках из обоженной глины, а так и на папирусах, а также на свитках из кожи. Эти записи и теперь хранились в одной из комнат огромного пустующего дворца Ксеркса в Персиполе.
"Памятники, воздвигнутые мной, стоят на человеческих трупах, от которых я отрезал головы и конечности", - так записано в одном из свитков, правдиво рассказывающих о победах Ксеркса.
Всех остальных богов, помимо Ахуры Мазды и Арту, которых Ксеркс не почитал, он считал вредными и причислял к злобным дэвам, и потому без всякого без сожаления крушил храмы и святилища во всех городах, которые только встречались ему на пути.
Ксеркс повелел записать также и о том, как он относился к чужим верованиям, потому что тоже считал свои дела поучительными:
"Это была такая страна, где прежде дэвы почитались. Зато потом, по воле Ахуры Мазды, я этот притон дэвов разгромил и провозгласил: "Дэвов не почитай!" И там, где прежде почитались дэвы, я приказал поклоняться Ахуре Мазде вместе с Арту, и никому больше..."
Примерно такие слова Ксеркс приказал вырезать на камнях в Персиполе, чтобы потомки помнили о его преданности своим богам и следовали его примеру.
Не исключено, что Артаксеркс гораздо лучше усвоил бы кровавые уроки своего отца, если бы с ранних лет ему не приходилось чересчур часто слышать ещё одно имя: Кир.
Про этого Ахменида люди говорили так: Кир Великий, Кир Добрый, Кир Справеливый, они произносили его имя с благоговением и счастливым придыханем, вспоминали в своих молитвах, причем без всякого принуждения. После рассказах о подвигах отца, многие истории из жизни Кира казались совершенно неправдоподобными, и порой даже лишенными всякого смысла. В них все было наоборот - и если не знать, что при всем при этом Кир считался даже более успешным полководцем, чем Ксеркс, можно было подумать, что он нарочно делал все, чтобы ослабить великую персидскую державу.
Сохранилось предание, что подвиги Кира, принца царской крови, были предсказаны провидцами ещё до его рождения, и поэтому дед новорожденного, мидийский царь Астиаг попытался срочно умертвить мальчика. Но у него ничего не получалось - всякий раз Кир чудом был спасен, а когда вырос, то все пророчества сбылись, Кир и впрямь возглавил восстание против Астиага, стал властелином Мидии.
