Джоанн Харрис - Рунная магия
Мэдди посмотрела на свою руку, на которой кроваво-красным горела Эск.
— У меня есть брат? — спросила она.
— Или сестра. Если она уже родилась. Как я сказал, оракул был не слишком точен.
— А мои… родители?
— Тор, Кузнец-Громовержец, и Ярнсакса — не то чтобы жена, воительница с другой стороны гор. Так что сама понимаешь, сестренка, в тебе течет демоническая кровь, по крайней мере со стороны матери.
Но у Мэдди голова еще шла кругом от новых сведений. Она пробовала имена на вкус — Моди, Магни, Тор, Ярнсакса — как какое-то сказочное, экзотическое блюдо.
— Но если они мои родители…
— То как вышло, что ты родилась у пары деревенщин из долины? — Локи усмехнулся, наслаждаясь собой. — Что ж, помнишь, как, когда ты была маленькой, тебе все время говорили, что нельзя видеть сны, что видеть сны опасно, что если ты будешь их видеть, то гадкие злые асы придут из Хаоса и украдут твою душу?
Мэдди кивнула.
— Что ж, — продолжал Локи. — Выходит, они почти не ошиблись.
Мэдди слушала историю, затаив дыхание.
— Начнем с начала, — сказал он и подлил себе вина. — То есть Конца Всего. Рагнарёка. Гибели богов. Падения и асов, и ванов, триумфа Хаоса и так далее. Не самое приятное время для твоего покорного слуги, поскольку его убили, и не кто-нибудь, а надутый добрый дядя Хеймдалль…
— Погоди, — перебила Мэдди. — Ты это уже говорил. Тебя правда убили в Рагнарёк?
— Ну, — замялся Локи, — все не так просто. Одно из моих обличий там пало, верно. Но Смерть — всего лишь один из Девяти миров. Некоторые асы нашли убежище там, где даже Сурт не имеет власти. Другим повезло меньше. Они были сброшены в Нижний мир — который вы, люди, называете Проклятием…
— Черная крепость. На что это похоже?
Локи несколько помрачнел.
— Ничто не подготовит к Нижнему миру, Мэдди. Он был за гранью всего, что я знал. Я прежде бывал в темницах и до тех пор полагал, что тюрьма — обычное здание со стенами, кирпичами, охранниками — знакомая ловушка, одинаковая во всех мирах. Но в Нижнем мире правит беспорядок. Так близко к Хаосу возможным становится практически все: законы притяжения, перспективы, ощущений и материи гнутся и сдвигаются, часы и дни ничего не значат, граница между реальностью и воображением стерта. На что это похоже? Как будто тонешь, Мэдди, тонешь в океане забытых снов.
— Но ты выбрался.
Локи мрачно кивнул.
— Как? — спросила девочка.
— Заключил сделку с демоном.
— Какую сделку?
— Обычную, — ответил Локи. — Услуга за услугу. Я предал обе стороны, поэтому меня решили примерно наказать. Меня заперли в камере без окон и дверей, без пола и потолка. Ничто не достигало меня — по крайней мере, они так считали. Но демон предложил мне возможность сбежать.
— Как? — снова спросила Мэдди.
— На дальнем краю Хель есть река, — начал рассказывать Локи. — Закованная в железо, река Сон галопом мчится к Нижнему миру, неся с собой мешанину всех незрелых мыслей Девяти миров. Коснуться ее воды значит погибнуть или сойти с ума, и все же я сбежал через Сон. — Локи умолк, чтобы освежиться. — Я почти потерял рассудок в борьбе, но в конце концов нащупал путь в ребенка, ребенка из Райдингза.
Довольно уныло он показал на себя.
— Я сделал с этим обличьем все, что мог, — сказал Локи. — Но, честно говоря, я привык выглядеть намного привлекательнее. И все же это лучше, чем Нижний мир. Вот почему последние несколько сотен лет я сидел тише воды, ниже травы. Не хотел, чтобы Сурт надумал проверить, как там его старые друзья.
Но мысли Мэдди неслись вскачь, точно зимние облака.
— Итак, вы с Одноглазым спаслись через Сон. Значит, и другие могли?
Локи пожал плечами.
— Возможно, — признал он. — Но это опасно.
Мэдди наблюдала за ним горящими глазами.
— Но я-то не оттуда пришла, верно? Я не была частью Древнего века…
— Да, не была. Ты — новый побег старого дерева. — Локи весело улыбнулся ей. — Новехонькое обличье, никаких бывших владельцев, совсем как предсказал оракул. Именно такие, как ты, должны возродить Асгард после войны, в то время как мы с Одином станем удобрением. Уверен, ты понимаешь, что я предпочел бы стать этим самым удобрением как можно позже.
Мэдди кивнула.
— Ясно. Слушай, у меня есть идея.
— Какая? — спросил Локи.
Она подняла на него сверкающие глаза.
— Мы пойдем и найдем Шепчущего. Прямо сейчас, пока Одноглазый не проснулся. Принесем его обратно в холм Красной Лошади и положим на место, в огненную яму. Так никто не сможет завладеть им, и все станет как раньше.
Локи с любопытством наблюдал за ней.
— Ты думаешь?
— Локи, я должна попытаться. Я не могу просто стоять и смотреть, как Одноглазый гибнет в какой-то дурацкой войне, которую просто не в состоянии выиграть. Он устал. Он безрассуден. Он так зациклен на Шепчущем, что считает, будто у него есть шанс. А если он проиграет, проиграют все. Все Девять миров, как изрек оракул. Так что сам понимаешь, если ты поможешь мне вернуть его на место…
Локи притворно засмеялся.
— Безукоризненная логика, Мэдди, как всегда. — Он отвернулся с поддельным сожалением. — Извини. Без меня.
— Пожалуйста, Локи. Я спасла тебе жизнь…
— И я хотел бы ее сохранить, если ты не против. Генерал мне руки-ноги поотрывает…
— Одноглазый спит. Несколько часов у нас есть. К тому же я не позволю ему тебе навредить…
Глаза Локи вспыхнули зеленым пламенем.
— Хочешь сказать, что возьмешь меня под защиту? — поинтересовался он.
— Ну конечно, возьму. Если ты поможешь.
Локи изобразил задумчивость.
— Клянешься? — спросил он.
— Именем отца.
— Договорились, — согласился Локи и допил вино.
Волнение Мэдди было столь глубоким, столь отчаянно она стремилась начать поиски, что вовсе не заметила ни выражения глаз Обманщика, ни усмешки, которая медленно скривила его губы, покрытые шрамами.
В Зале Спящих ваны пребывали в смятении. Все уже проснулись и были на месте, кроме Скади, но ни Идун, которая говорила с Охотницей, ни Фрейя, которая не говорила, не могли толком объяснить, что, собственно, произошло.
— Ты сказала, здесь был Локи, — произнес Хеймдалль сквозь золотые зубы.
— Ну да, — подтвердила Идун. — Ему было плохо.
— Ему бы стало еще хуже, если бы здесь был я, — пробормотал Хеймдалль. — Ну и чего он хотел и почему Скади его не убила?
— И что это была за девчонка? — в третий или четвертый раз спросила Фрейя. — Говорю вам, если бы я не была такой сонной и растерянной, я никогда не одолжила бы ей свое соколиное оперение…
— К черту твое соколиное оперение! — рявкнул Хеймдалль. — Я хочу знать, при чем тут Локи.
— Ну, — замялась Идун, — он упомянул Шепчущего…
Пять пар глаз уставились на богиню Изобилия.
— Шепчущего? — повторил Фрей.
И Идун рассказала им все, что знала. Шепчущий на свободе, Один в тюрьме, Локи, возможно, с ним заодно. Она поведала о слухах о Слове, не говоря уже о загадочной девчонке, которая умеет отпирать лед и которая владеет боги знают какими чарами…
— По-моему, надо выбираться отсюда, пока не поздно, — заметил Фрей. — Мы здесь как на ладони, если враги попытаются устроить засаду…
— По-моему, надо подождать Скади, — перебил Ньёрд.
— По-моему, надо устроить погоню за Локи, — предложил Хеймдалль.
— А как же Генерал? — спросил Браги.
— А как же мое соколиное оперение? — поинтересовалась Фрейя.
Одна Идун ничего не сказала, она напевала себе под нос.
А в коридоре, ведущем в пещеру, две фигуры, стоящие в тени, обменивались взглядами и готовились претворить свой план в жизнь.
Локи бросил Юр и затаил дыхание. Пока все хорошо. Они с Мэдди без каких-либо проблем добрались до Спящих и, что более важно, не предупредили ванов о своих намерениях.
Он уже слышал гул голосов в Зале Спящих и видел сквозь руну Беркану их цвета: золото, зелень, морская лазурь. Локи с радостью отметил, что Охотницы среди них нет. Хорошо.
Осталось самое сложное и опасное для него. Необходим ложный маневр — нечто, что отвлечет внимание ванов и даст Мэдди шанс вернуть Шепчущего. Иными словами, приманка.
Локи глубоко вздохнул и быстро, но небрежно направился ко входу в Зал Спящих.
Первым его увидел Фрей в золотых доспехах и несколько секунд, стараясь различить цвета незваного гостя, щурился сквозь блеск чар, что крест-накрест прошивали пещеру.
Но так ничего и не увидел, и этого хватило, чтобы немного его встревожить. Однако фигурка у входа в пещеру казалась слишком крошечной, чтобы поднимать тревогу. Когда остальные повернулись посмотреть, гость, а вернее, гостья, маленькая девочка трех-четырех лет, подняла к ним лицо, исполненное такой мольбы, что даже Хеймдалль был захвачен врасплох.
