Будьте готовы, Ваше высочество! - Лев Абрамович Кассиль
— Я говорю, — что есть силы крикнул король, — солнца, у-это, не будет! Утро не будет. Темно всегда будет.
— Помолчи ты, Дэлька… В самом деле, городишь… Перестань. Черпай, черпай воду лучше.
Но у короля уже не было сил выплескивать коченевшими руками воду. Еще когда-то на побережье Джунгахоры он схватил желтую тропическую малярию, она чуть не убила его в раннем детстве и нет-нет да и напоминала о себе. И вот сейчас, видно, у него начинался приступ. Ему казалось, что тысячи иголок впиваются в его тело. Это кололи его иглы мерихьянго, злые иглы, опоясавшие мир и отгородившие от него луну, солнце, людей…
А Тоня, выбиваясь уже из сил, кашляя, сдувая залеплявшую лицо воду, продолжала грести, изредка поглядывая через плечо, не стал ли хоть немножко ближе берег. Но он оставался таким же далеким.
И когда казалось, что уже нет больше сил двинуть веслом, оттуда, со стороны берега, вдруг ударил в морскую мутную темень длинный и упругий луч. Он качнулся в одну сторону, махнул в другую, пошарил вдали между гребнями высвеченных им волн, метнулся рывком в полнеба обратно, пал на море совсем рядом с лодкой. Еще мгновение — все на шлюпке вспыхнуло нестерпимым голубым, льдистым сиянием. Засверкавшие иглы ливня стали, казалось, хрустальными и, раскалываясь, посыпались в разные стороны, словно отгоняемые потоками тугого света. А вскоре затарахтел все ближе и ближе мотор. И катер моряков-пограничников, подлетел к лодке, круто обогнув ее и как бы отрезав разом от всех бед, которыми кишело черное пространство до самого горизонта, резко застопорил. Крючья багров вцепились в борт шлюпки. Лодка и катер поочередно взлетали и опускались резко вниз, как взлетали, качались брови у Дэлихьяра, когда он показывал ребятам свой фокус… Но сейчас он сам уже и бровью двинуть не мог.
Какие-то фигуры соскочили с борта катера на лодку, крепкие руки подхватили ребят и вознесли их куда-то вверх, снова качнули вниз, подбросили мягко опять в вышину, где было много огней, где раздавались желанные человеческие голоса и двигались сильные люди.
Из темноты донеслась команда:
— Смирно! Ваше королевское величество, катер «М-18», высланный за вами, прибыл по назначению. Командир катера капитан-лейтенант Моргунов.
Но король уже не мог ни принять рапорта, ни сам устоять на взлетавшем борту катера.
В маленькой каютке командира человек в белом халате склонился над королем, уложенным на койку. И король, приоткрыв глаза, увидел близко, прямо над собой, сверкнувшую иглу.
— Иголыки!.. Не хочу!.. Не дам иголыки!.. — Он забился, отодвигаясь к стене, отталкивая ладонями руку человека в белом халате.
Но тот плотно прижал руки короля к койке.
Это была совсем не злая игла. Она уколола лишь на какой-то миг. А потом стало очень хорошо. Это была последняя игла, которую видел бедный король, впадая в забытье.
Глава XIX
В этом король не властен
Утром в отдельной палате берегового госпиталя, где теперь лежал король, появились приехавшие ночью начальник лагеря «Спартак» Михаил Борисович Кравчуков и чрезвычайный посол Джунгахоры.
Пыталась пробраться в палату к королю и Тоня, которую приютила у себя на время Майя Лазаревна Белецкая — главный врач госпиталя, румяная, полнощекая и очень подвижная толстуха. Но Тоню попросили обождать в коридоре. А ей надо было тотчас же непременно свидеться с королем и сообщить ему все, что она узнала ночью в кубрике пограничного катера, спасшего вчера их обоих. А Тоня слышала, засыпая на рундуке, как моряки говорили друг другу о том, что новые власти Джунгахоры схватили вернувшегося на родину в трудный для народа час Тонгаора и он приговорен к смерти.
Казнь могла состояться каждый час, надо было спешить. Увидев входящего в палату посла, на котором болтался чересчур большой для него белый халат, король рывком повернулся к стене и натянул одеяло на голову. Всем видом своим он показывал, что не желает иметь дело с послом Дамбиала, этого противного родственника, который вечно допекал его еще дома в Джунгахоре всякими замечаниями насчет хороших манер и ни за что не хотел, чтобы Дэлихьяр поехал в советский пионерский лагерь.
— Ваше королевское величество… — начал было посол, но король задергал лопатками, задрыгал ногами, взбивая ими одеяло, и вжался еще глубже лбом в подушку, не желая ничего слушать.
— Позвольте, господин посол, мне… — вмешался тут Михаил Борисович Кравчуков.
Услышав голос начальника «Спартака», король приподнял голову над подушкой и недоверчиво поглядел себе за спину. У начальника невольно сжалось сердце, когда он увидел эти запухшие, зареванные глаза под гибкими, сейчас как бы жалко обвисшими бровями.
— Не хочу, у-это, к нему! Я хочу к вам! — Король заплакал и, не оборачиваясь, пряча лицо в подушку, стал вслепую хватать рукой за полу халата, который был наброшен на плечи Кравчукова.
— Михаил Борисович! Вы ему скажите про Тонгаора, — раздался громкий шепот от дверей палаты.
— Цыц! — прикрикнул Кравчуков. — Марш отсюда вон! С тобой, дева прекрасная, еще разговор у нас будет.
Майя Лазаревна кинулась к дверям, молча выталкивая просунувшуюся в них Тоню.
Но та успела крикнуть:
— Дэлик! Они Тонгаора приговорили… Они его схватили… Казнить хотят!..
Король вскочил на постели. Напрасно Майя Лазаревна и Кравчуков пытались удержать его. Он спустил босые ноги на пол, затопал ими, залился громким плачем, стал раздирать на себе больничную пижаму. Он сбросил все лекарства с тумбочки, крича по-джунгахорски послу, что требует освобождения Тонгаора и ни за что не поедет домой, если того казнят. Он бушевал, плакал, требовал, просил, бился головой о подушку, кричал, что не будет принимать лекарства. Тоня, пользуясь общей сумятицей, проникла в палату и стала поодаль от кровати, кусая губы, сердито и сочувственно сдвинув и без того тесно сросшиеся брови.
Чем бы все это кончилось, неизвестно, но в госпиталь прибыл Павел Андреевич Щедринцев, тот самый советский посол в Джунгахоре, который месяц назад встретил принца в лагере «Спартак». Мягкий, спокойный голос негромко, не чрезвычайно внятно говорившего Щедринцева заставил всех притихнуть.
— Простите меня, господин посол, и не сочтите это за вмешательство в ваши дела, но если вы хотите внять доброму, дружескому совету, то я позволил бы себе рекомендовать вам передать пожелания Его величества немедленно Его высочеству принцу-регенту Дамбиалу Сурахонгу… Все газеты мира полны сообщений из Джунгахоры, которые подтверждают, что народ глубоко возмущен репрессиями, и в частности арестом Тонгаора. Я не берусь подсказывать, но мне казалось бы, что лучший способ уладить дело — это сослаться на требование нового короля, который, как я понимаю, предложил амнистировать
