Валентина Осеева - Динка. Динка прощается с детством (сборник)
Глава 37
На крылечке
Когда младшие дети оставались на попечении Алины, то в доме наступал образцовый порядок и тишина. Боясь, что Алина рассердится на что-нибудь и разнервничается без мамы, Динка и Мышка изо всех сил старались угодить ей. И теперь, сидя за столом, они усердно занимались. Алина, держа в руках учебник грамматики, прохаживалась по террасе и, подражая настоящей учительнице, медленно диктовала:
– «Румяной зарею покрылся восток…» Повторяю: «Румяной зарею…» Дина, слушай внимательно, как я говорю…
Динка, склонив набок всклокоченную голову, которой не помогал даже железный Ленькин гребень, старательно выписывала слова. В диктовках, которые писала Динка, было всегда два главных недостатка: у тех слов, которые почему-либо казались ей значительнее других, она ставила даже в середине фразы заглавные буквы и, кроме того, очень любила восклицательные знаки. Но сегодня Динка тщательно следила за собой, и Алина, заглянув к ней в тетрадку, сделала только одно замечание:
– Дина! У тебя написано «руманой зарею». Тебе же ясно слышно: румяной…
– Ой! – воскликнула вдруг Мышка. – Я вышла замуж за линейку!
Все три девочки засмеялись. Мышка редко делала ошибки, но по рассеянности часто переносила слова за линейку.
– Перепиши заново эту строчку, Мышка! И старайся быть внимательной! – сказала ей Алина.
Мышка начала переписывать строчку, но у калитки вдруг раздался громкий смех, и на дорожке появились Катя и Марина. Обе они были нарядные, разглаженные и причесанные как для театра, и это было как раз то время, когда люди уже входят в партер или в ложу и кладут на колени бинокль. Что же случилось?
– Мама! Почему вы вернулись? Забыли билеты?.. Почему ты смеешься, мамочка? – бросаясь навстречу, спрашивали дети.
– Да потому что… ха-ха-ха… один раз в кои-то веки выбрались, одевались, одевались… – хохоча до слез, пыталась объяснить Марина.
– Ну, скажи пожалуйста, всю дорогу хохочет, прямо неловко. Ну что тут смешного? Отменили «Живой труп» – и все! Вернули нам деньги, – сказала Катя.
– Одним словом, «як бидному жениться, то и ничь мала». Ну, бог с ними! Пойдем в другой раз! Зато посидим сегодня вместе на крылечке, – обнимая детей, сказала Марина.
Посидеть вечерком на крылечке, тесно прижавшись к маме, такой уютной, тесной кучкой, слушать тихий мамин голос, когда она что-нибудь рассказывает о папе, о том, как они жили раньше и какие они были маленькими… Обо всем, обо всем говорит с ними мама… Такие счастливые эти вечера на крылечке!
– Только не торопите маму, пусть она раньше поест, слышите, дети? – тихонько предупреждает сестер Алина.
– Конечно, конечно, пусть мама раньше поест, – соглашаются обе, но через несколько минут нетерпеливо спрашивают: – Ты хочешь есть, мамочка? Ты раньше попьешь чаю? Сказать Лине, мамочка?
– Нет-нет! Я ничего не хочу. Я только переоденусь, – отвечает мать.
Марина тоже любит эти вечера наедине со своими детьми; кроме того, она уже давно записала в маленькой книжечке разные пословицы, ей хочется разобрать их вместе с девочками.
– Ну, садитесь, – говорит она, – а я сейчас найду свою записную книжку.
– Садитесь, садитесь! – хлопочет Динка. – Занимайте где хочете… – уступчиво предлагает она сестрам.
Алина и Мышка усаживаются на верхней ступеньке, оставляя между собой место для мамы. Каждой хочется держать мамину руку и прижиматься головой к ее плечу, но есть еще третье место, ниже одной ступенькой; это место у маминых колен, там виднее мамино лицо, ее глаза и улыбка. Это Динкино место.
И вот уже все уселись, разобрали мамины руки и косы, мама сидит так тесно, как в гнезде. Заходящее солнце уже заблудилось где-то за дальними просеками, но в саду еще светло. Впереди длинный-длинный летний вечер.
– Подождите, дайте мне мои руки, я хочу прочитать вам пословицы, – улыбаясь, говорит мама, освобождая свои руки и перелистывая книжечку. – А что это такое – пословицы? Откуда они взялись, кто их сочинил, – вы не знаете?
– Это народная мудрость, – говорит Алина. Но Динка смотрит на маму.
– Диночка, эти пословицы не сочинял писатель. Они появились в народе. Вот скажет кто-нибудь, а другие запомнят. Меткое, умное выражение легко запоминается, вот и ходят в народе эти пословицы… – затрудняясь объяснением, говорит мама. – Вот ты послушай и поймешь. О чем, например, говорит эта пословица: «Тонул – топор сулил, а вытащил – и топорища жаль». О чем это?
– Это вот если неблагодарный человек, – торопится ответить Мышка. – Вот, например, Алинина Клепеницер. Она очень боялась экзаменов, и, когда Алина с ней занималась, она все-все обещала! Даже такие красивые книги издательства Вольфа хотела ей дать почитать, а как выдержала экзамен, так ничего не дала. Алина попросила у нее на лето маленький глобус, так она и глобус не дала!
– Ну ладно! – говорит Алина. – Я ведь с ней не за глобус занималась.
Клепеницер была ее одноклассница и сидела на ближайшей к ней парте.
– Она же моя подруга, – добавляет Алина.
– Но Мышка права: у твоей подруги нет чувства благодарности, она не захотела сделать что-то хорошее и для тебя, а сулила больше, чем ты просила у нее… А вот еще одна пословица: «Пошел кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить». Что это значит? – спрашивает мать.
– А! Вот это, уж наверное, о нашей Клепеницер! – оживляется Алина. – Она, мама, все время списывает да списывает и когда-нибудь обязательно попадется! Сколько я ей говорила?
Мама разбирает одну пословицу за другой, и все почему-то оказывается, что они подходят одной несчастной Клепеницер.
– Ну, оставим уж в покое эту беднягу Клепеницер. Может, и вам тут что-нибудь подходит? – лукаво говорит мама. – Вот, например, такая пословица: «Не в свои сани не садись»…
– Это мне… – смущенно говорит Алина. – Я знаю, что ты про меня думаешь.
– Но почему? – улыбается мама.
– Ну, потому что я все воображаю себя взрослой и стараюсь сесть «не в свои сани».
– А! – смеется мама. – Может быть, и так. А вот эта кому: «Сколько веревочку ни вить, а кончику быть»…
– Это нашей Динке! Динке! Динке! – шумно радуются Мышка и Алина.
– Потому что она, мама, наврет что-нибудь, а потом забудет, как врала, и скажет совсем другое – вот кончик и вылезет наружу! – объясняет Алина.
Динка настороженно смотрит то на сестру, то на мать.
– Слышишь, Динка, говорят, что это о тебе сказано. А ведь человеку бывает ужасно стыдно, когда его ловят на вранье, – наклоняясь к дочке, говорит мама и, приглаживая ее волосы, добавляет: – Ну ничего. Скоро она у нас станет старше и сама поймет, как это нехорошо.
«Ох, мамочка, – уткнувшись к ней в колени, думает Динка, – я и сейчас понимаю, но у меня такая жизнь… Ну разве можно сказать про Леньку, когда сам Ленька не хочет! Ведь это чужая тайна… Счастливые вы все, вам не надо врать…»
А мама, как будто не замечая ее смущения, вычитывает из книжечки еще одну пословицу: «Не плюй в колодец – пригодится воды напиться».
– А это мне! – радуется Мышка. – Это о Гоге… Вот я не презираю его, как Динка, и он мне много интересного рассказал, и стихи читал, и книжку обещал дать. Значит, я не плюнула в колодец – и мне пригодилось!
Алина заглядывает в мамину книжечку и вдруг горестно вздыхает:
– Ох, мама! Смотри: «Куй железо, пока горячо». Это ведь мне! Не ответила я сразу своей подружке Сонечке из Витебска, а теперь письмо потерялось, и нет адреса…
– Так и не нашлось письмо? – закрыв книжечку, спросила мама. – Да, я помню. Это ужасно неприятно. Только эта пословица не совсем подходит к такому случаю…
Мама объясняет пословицу и незаметно переходит к тихим, теплым воспоминаниям.
– Когда мы с папой жили на элеваторе… – начинает она.
– Мама! Почему от папы так долго нет писем? – неожиданно прерывает ее Мышка, и все трое с тревогой смотрят на мать. – Может быть, с ним что-нибудь случилось?
– Нет, если бы что-нибудь случилось, я бы сейчас же узнала. Просто ему не с кем послать письмо. Ведь папа не может писать по почте, – спокойно объясняет мать.
– А где же Кулеша? Разве он не приезжал с тех пор? – спрашивает Алина.
– У Кулеши много других дел. Но он обязательно приедет и привезет нам письмо, – успокаивает детей Марина.
– Мама! Расскажи про Кулешу! – вдруг просит Динка.
– Расскажи, расскажи! – поддерживают ее сестры.
– Да вы уже двадцать раз слышали! – улыбается мать, но она и сама любит вспоминать свое первое знакомство с Кулешей. – Ну, слушайте… – начинает она, понизив голос. – Случилось это, когда мы еще жили на элеваторе. Один раз товарищи поручили мне перевезти в другой город запрещенную литературу…
– В Сызрань, мамочка, – шепотом подсказывает Алина.
– Да, в Сызрань, – подтверждает мать. Дети придвигаются ближе и с волнением смотрят ей в лицо. Марина рассказывает, как она укладывала в чемодан свои вещи, перемешивая их с нелегальной литературой, как волновалась на вокзале и наконец села в поезд. – В вагоне было мало народу… Рядом со мной сел студент. Он попросил разрешения поставить мой чемодан на полку, а рядом поставил свой, новенький черный чемодан…
