Сочинение, не сданное на проверку - Александр Гарцев
Что бывает, когда человек начинает систематически работать над собой? А вы не знаете? Значит никогда не занимались этим мучительным делом. И не занимайтесь. Потому что вас ждет бездна счастья и горя, бездна радости и боли. И никогда не знаешь, что из этих страстей испытаешь после очередного боя со своей сущность, привычной сущностью, прошлой сущностью.
А я попробую все-таки хлебнуть этого горя-счастья расставания и приобретения. Попробую ближайшие два года пор себя работать над собой, сделать современным, умным, мыслящим интеллектуалом.
За эти два года я должен максимально приблизиться к моему идеалу. А для этого я хочу определить, мой идеал это что? Писатель? Моя давняя юношеская мечта. Просто добрым и умным? Что тоже неплохо. Человеком тонкой поэтической души, то есть поэтом? Всю нежность свою и любовь подарить людям? Хорошо бы. Волевым энергичным спортсменом, деловым и энергичным?
Я впервые пытаюсь сформулировать свой идеал вполне конкретными словами, а не ожиданиями и туманными мечтаниями. Конечно, слова все огрубляют и портят. Как только появляется слово, так сразу исчезает и состояние, его породившее. Казус белли. Произошло, значит исчезло, началось новое. А что? Нужны новые объяснения новые слова и так бесконечно.
Надо работать над собой. Без нее, этой работы, я ничто.
Работаем? Начинаем? Значит нужен план? Берем книжку Н.А.Рубакина «Как заниматься самообразованием», стр. 32,33,34,35. и ПОЕХАЛИ.
Эклекта, епитимья, прокрустово ложе. Узнать, что такое.
Читать Бальзака. Со стр. 374.
***
Так просто развиться начитавшись книг и теории не получиться. Интересно, а что здесь первично, курица или яйцо? Что первее практика или теория? Надо действовать, возникают проблемы и задачи, а затем с помощью теории решать их? Или начитавшись теории вообще не снисходить до практики, не создавать себе проблем и парить в потоке знаний дальше?
***
Запись из дневника.
Мои друзья призваны в армию. Счастливые. А мне отсрочка. До окончания техникума. Счастливые, сейчас уже в Котельниче, сидят хвастаются перед собой кто, куда, полетит дальше, поедет служить. Кому – то на дальний восток, кому-то на границу с Китаем, после этой заварушки с Даманским многих вятских парней туда берут. Счастливые. Сколько бы я дал сейчас, чтобы оказаться вместе с ними в армии, служить, защищать Родину. Это ведь настоящие испытания: два года служить в армии, столкнуться с трудностями, проверить, что ты за птица, что кроется у тебя в душе. Надоела эта размеренность, тишь, благодать гражданская, никаких тебе ни катаклизмов, ни бурь.
***
Сюжет для рассказа.
Гестапо по доносу своего агента арестовало по подозрению в участи в Сопротивлении старого француза Анри. Это был обыкновенный французский буржуа, не имевший ничего общего с политикой и никогда не занимавшийся ею. В принципе, ему почему-то было все равно, французы или немцы у власти. Его власть не трогает. Он к власти безразличен. Безразличен к политике. И, конечно, ни в каком Сопротивлении не участвовал. А агент этот, продажный французик, был просто его давним врагом и завистником. И таким образом отомстил ему за обиды своей молодости.
Гестаповцы, не веря показаниям Анри решили подвергнуть его психологической обработке, будучи уверенными, что эта пытка будет эффективной.
Все это было фальсификацией. Допрашиваемый после того, как его избили, быстро сдался и все рассказал. Захныкал. Немцы довольный. Спектакль удался.
Анри в камере. Думает. Ему стыдно за французов, что так быстро сдаются. Тут он вспоминает и свою жизнь. Заново ее осмысливая. Рассуждаю на тему патриот ли он. В чем суть патриотизма? Он увидел каким он был. Увидел со стороны, как в кино Ему стало стыдно за подленькую такую свою жизнь. Соглашательский быт. Он увидел фрицев. Увидел убитых соотечественников. Увидел эти еврейские погромы, облавы. Он кается. Он чувствует себя почти предателем Родины. Презирает себя.
И решает, как вести себя дальше. Он покажет им, этим захватчикам, этим фрицам, что значит истый француз.
Потом он, окровавленный, лежит на полу камеры и сквозь слезы смеется. О! Теперь он достаточно ненавидит фашистов. Никакие они не интеллигенты, никакие они не носители арийской культуры. Они просто захватчики.
И эти часы. Эти последние часы своей жизни он приравнивает ко все своей жизни. И в этом видит весь ее смысл. Смысл, которого раньше не имел. Смысл в любви к людям, в любви к своей Великой Родине. Родине, которая не сдается.
И счастливый, хрипя, засыпает.
***
Вор.
Хусто молча возвращался в свою хижину. Еще один день его несчастной жизни прошел тихо, обычно и голодно. Жизни обыкновенного безработного. Вот и сегодня, как и вчера, его карманы снова были пусты. Даже после безуспешного поиска чего-то съестного по мусорным бакам. Дома тоже пусто, холодно, одиноко. Ложится на кушетку у самого окна. Не спится. Думает, как выбраться из этой беспросветной нищеты.
–Один путь у меня, – печально подводит он итоги своих вечерних и безутешных размышлений. – Один.
Не засыпалось что-то.
Вдруг на улице раздался крик:
–Вор! Держи во-о-о-ра!
Он было поднялся. Но что-то его остановило. И бежать вместе со всеми и ловить кого – то там, укравшего что-то у кого-то, расхотелось. Шумная толпа пробежала мимо.
–Бедняга, – пожалел он убегающего, – достанется же ему, если поймают.
Ему вспомнился случай. В их деревню забежала бродячая собака. Старая и вся ободранная. Так вся деревня бегала за ней, пока не убили. Вдруг он услышал ликующий крик толпы, точь- в точь такой же, как тогда, когда бедного пса загнали в угол.
–Сейчас все заняты вором, – вдруг осенило его и по охотничьему забилось сердце. Он быстро встал, так что скрипнул пол и затрещала старенькая кровать. Надрывный кашель больной матери проводил до дверей. Но в старую лавку он не пошел. Все же он решил посмотреть на вора и, увидев в конце улицы толпу, пошел к ней. Вор был уже привязан к столбу. Рядом валялась банка консервов, испачканный в пыли кусок хлеба. Это, видимо, все, что украл.
Лет сорок, старый. Такой же несчастный, как я, – подумалось Хусто, – тоже, наверное, как у меня семья большая, голодная, мать больная.
Тут началось самое страшное. Месть толпы. Мужчины деревни выстроились в очередь и по очереди походили и били вора по лицу. Позвали и его, Хусто. И он тоже ударил по левой щеке этого бедного, ударил не сильно, не глядя ему в лицо, ударил и ту же убежал. Он долго не мог уснуть. И во сне его мучили кошмары. Долго стояли в ушах ободряющие крики радостной толпы:
Да, ты не бойся, Хусто! – кричали ему, – Бей его. Не бойся! Ведь он связан!
Хусто проснулся ночью. Жарко. Не спалось. Ему приснилось, что это его поймала деревенская толпа, что это его привязали к позорному
