Посторонним вход воспрещён - Борис Борисович Батыршин
Гиляровский впитывал Москву всеми чувствами: слушал обрывки речи, голос дикторов, читавших объявления; морщился, накрытый волной сильного, незнакомого запаха и улыбался, когда тянуло ароматом съестного из палатки с хот-догами. Чудеса техники, градостроительства занимали его куда меньше, чем того можно было ожидать; поохав положенное время при виде автомобилей, поездов метро и высоченных зданий, старый москвич всё внимание посвящал теперь москвичам.
– Сколько же у вас кавказцев и приезжих из Туркестана! – заметил в очередной раз репортёр. Алиса изготовилась с жаром обличать засилье «южан» в столице, как вдруг выяснилось, что Гиляровского удивило отнюдь не количество гостей с окраин. Поразило его то, что за два часа прогулки по центру Москвы он не встретил ни одного горца в национальной одежде, ни одного таджика или узбека в бухарском халате, чалме или тюбетейке – если не считать совсем уж древнего старика, попавшегося им на глаза на задворках Курского вокзала. Гиляровский взглянул на него с нежностью, будто на давно потерянного и вдруг найденного знакомца – он-то привык к тому, что обитавшие в Москве кавказцы и выходцы из Туркестана, как и немногочисленные члены турецкой и персидской диаспор, блюдут национальные традиции. Алиса живо представила себе, как станут выглядеть московские улицы, если все нынешние гости с солнечного юга последуют этому примеру – и, не удержавшись, рассмеялась.
– Трактир Егорова славился рыбными расстегаями. – говорил Владимир Алексеевич, нагружая поднос тарелками. – и поверьте, Лариса Николаевна, это не ваши булочки! Егоровский расстегай – он круглый, во всю тарелку, с начинкой из рыбного фарша с вязигой. Середина расстегая открыта, в ней, на ломтике осетрины, лежит кусок налимьей печенки. У Егорова к расстегаю ещё подают малый соусник ухи – а как же, без того нельзя…
Алиса шумно сглотнула, тоскливо озирая никелированные стеллажи с рядами тарелочек. «Му-му» как обычно, разнообразием не баловал, а уж выбирать эти разносолы под комментарии Гиляровского о кулинарных изысках старой Москвы – так и изжогу недолго заработать!
– Не понимаю я этой вашей выдумки – что за интерес самому ходить с подносом и выбирать блюда? У нас в распоследней «пырке» половый подскочит и со всей обходительностью расспросит: чего да как желаете? Хоть и притащит потом чашку щей из серой капусты без мяса с конопляным маслом…
– Конопляное? – удивилась Алиса. – Фу, гадость какая! Неужели у вас такое едят?
– А что ж вы думаете, голубушка? – добродушно хохотнул Гиляровский. – В обжорках и маргарин вместо коровьего масла подсунут, и траченный крысами товар всучат – для бедноты всё сойдёт. А уж сколько раз охотнорядских ловчил за руку хватали, когда они вместо прованского масла продавали смесь льняного и подсолнечного! – и Гиляровский махнул рукой. – Почитай, каждую неделю про такие дела в одной из газет непременно статейка…
– Совсем как у нас! – обрадовалась почему-то Алиса, и тут же смутилась. – То есть, я хочу сказать, что у нас тоже фальсифицируют, подделывают, что попало. И чай, и кофе, и шампуни. А уж алкоголь…
Очередь с подносами добралась до кассы. Кассирша, щёлкая клавишами, опасливо косилась на странных посетителей – а ну как принесла нелёгкая из «Роспотребнадзора»?
– Не стоит равнять это заведение со знаменитыми московскими трактирами, вроде тестовского или «Яра», скажем, о которых вы так вкусно писали. – сказала Алиса, выгружая принесённое на винтажную столешницу из старательно состаренных досок. Место было возле окошка – отсюда можно не торопясь рассматривать прохожих, непрерывным потоком тянущихся по Мясницкой. – Скорее, это наш вариант обжорных рядов. Если хотите, сходим вечером в какое-нибудь пафосное заведение, вот там и…
– И-и-и, голубушка, что я, по-вашему, на дорогие ресторации не нагляделся? – отмахнулся Владимир Алексеевич. Что-то мне подсказывает, что они мало изменились; ну, может, меблировка другой стала, а так – всё та же французская кухня. Нет-нет, вы, Алиса Николаевна, показываете мне именно то, что надо! Вот ещё в какую-нибудь обжорку я бы сходил с превеликим удовольствием. Для полноты картины, так сказать!
– Да не вопрос, – кивнула Алиса, – Тогда я покажу вам наоборот, наш самый ужасный общепит. У нас такие именуют «гастритниками» – если там питаться, то запросто можно заработать гастрит и вообще, испортить желудок.
– А, понятно, беднота у вас теперь образованная, не нашей чета. – рассмеялся Гиляровский, – Ишь, слова-то какие: «общепит», «гастритник»… Ведите!
Обещанный «гастритник» носил название «Закусочная «Аппетит». Пол кафельной плитки, несколько столиков из прочного пластика с пластиковыми же цветочками в вазочках. На витрине – завернутые в пищевую пленку сомнительные пирожки и куски пиццы, «бизнес-ланч» за двести девяносто рублей, состоящий из «щавелевого супа», от которого несло бульонными кубиками, соевой сосиски с серым пюре, чая из пакетика и куска хлеба, тоже в пленке. Всё – в одноразовой посуде.
Гиляровский внимательно осмотрел стоящий перед ним «бизнес-ланч» и поинтересовался:
– Из чего, вы говорите, эта сосиска?
– Соя, желатин, пищевой краситель, вкусовые добавки, консерванты. Возможно, что-нибудь еще, о чём производитель предпочитает не упоминать. Если там мясо и есть, то уж точно не свинина. Да и кому это интересно? Заведение оборот делает не на этих тошнотиках, – Алиса брезгливо кивнула на трубочки «сосисок в тесте», – а на водке и портвейне в разлив. А уж их закусывать, здешних посетителей не колышет.
– А знаете, знакомая картина. – усмехнулся журналист – Как припомню «дырки» на Охотном ряду… Там с полудня до полуночи полно мастерового люда: порой прямо на улице, у торговок из глиняных корчаг берут осердье или тухлую колбасу. Этих ваших электрических ледников у нас нет, да и обычный лёд не всякий лавочник или содержатель трактира может себе позволить. Вот и сбывают лежалый товар в «дырки». Но там всё же, хоть тухлое, а мясо. А у вас – соя, желатин… тьфу, ну и придумают, прости господи!
И они, не сговариваясь, пошли прочь из неаппетитного «Аппетита».
– А вообще, у нас людей дурят ничуть не меньше вашего. – продолжал репортёр вышагивая вниз по бульвару, от здания Политехнического музея и памятника героям Шипки. – Возьмут паршивый прогорклый маргарин, подкрасят в жёлтый цвет, и продают за коровье масло. Впрочем, это я уже рассказывал… А вот ещё: кофе молотый мешают с просеянной дорожной пылью того же цвета. Вместо вина разливают смесь спирта,
