Абсолютно правдивый дневник индейца на полдня - Шерман Алекси
Джесс Уолтер: А реальный мир воспринял эту книгу так же, как другие твои книги?
Шерман Алекси: Знаешь, почти никто из Риардана не откликнулся. Ну, то есть существует настоящий Горди – прототип белого паренька-гения Горди из книги. В более ранних версиях у него было другое имя – кажется, Генри.
Джесс Уолтер: Вот как… И наверное, было ощущение, что с этим именем что-то не клеится, да?
Шерман Алекси: Да, и я послал рукопись реальному Горди, а он ответил: «Да, всё хорошо, но почему ты зовешь его Генри? Пусть будет Горди». Он захотел, чтобы в книге было его настоящее имя. И до сих пор он единственный, кто прочитал «Абсолютно правдивый дневник», насколько мне известно. Он живет в Аризоне, и я приезжал в Аризону выступать. Он собирался прийти, но у меня не было в то время мобильного, и мы не связались, а на встрече я решил прочитать главу – хоть мы еще и не увиделись, – где Горди поучает Арнольда насчет книг и возбуждения, говорит, как нужно читать и о важности образования… Вот о чем еще интересно писать: о позитивном отношении к образованию. Для героя книги, коренного американца, это была довольно революционная идея – хотеть учиться.
Джесс Уолтер: Да, получить наилучшее образование из доступного – тот еще квест.
Шерман Алекси: Это «Илиада» государственного школьного образования, «Одиссея». Я читал главу и волновался, думая, что Горди где-то здесь, и не видя его, а потом вдруг поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом. Он был там, в толпе, и он плакал… Реально: у него вздрагивали плечи, слезы катились по щекам. Видеть того, о ком я написал, того, кто значил для меня так много в прошлом, кто стал частью сообщества, в которое я попал, – сообщества, для которого образование было неимоверно важно, где считалось, что образование проложит дорогу в жизнь, где почиталось героизмом желание пойти в колледж, стремление к интеллектуальности, к академической успеваемости… Стать успешным писателем, выбрав эту дорогу, – и взглянуть на публику, и увидеть старинного друга, который тоже состоялся в жизни… Стать взрослым – и поймать его взгляд в толпе, и вспомнить, какими мы были в детстве, – это невероятный опыт.
Джесс Уолтер: Это желание и способность бороться за свое образование – вот еще одна универсальная вещь. Гляди, какие мы стали… Детям нужно собрать всю свою воинственность, всю ярость – все, что у них есть, – и направить на собственное образование.
Шерман Алекси: Помнится, однажды я целое лето провел, собирая жестянки, чтобы оплатить подготовительные курсы университета. Собирал жестянки из-под пива по всей резервации!
Джесс Уолтер: А теперь у тебя две машины. (Смеется.)
Шерман Алекси: Я построил машину из пустых пивных банок. (Смеется.) Так что, думаю, как в тексте, так и в подтексте этой книги прославляется обучение в целом, причем с юмором, и потому она с этим неплохо справляется. Прославляет учебу в старшей школе с шуточками ниже пояса.
Джесс Уолтер: Верно, верно. Эдакая подрывная деятельность. (Смеется.) За десять лет, разумеется, многое изменилось в образовательной системе. В книге есть еще один герой, Рауди, и его прототип – тоже реальный человек. Кажется, я тебе уже говорил, что перечитал концовку, и она такая пронзительная – где Младший и Рауди гадают, увидятся ли они в старости.
Шерман Алекси: Да. И те из вас, кто читает юбилейное издание, знают из послесловия, что прототип Рауди – мой лучший друг детства, Ренди Пеоне. Как видите, я основательно изменил его имя: с Ренди – на Рауди…
Джесс Уолтер: Целых две буквы!
Шерман Алекси: Ага, всю резервацию обманул. (Смеется.)
Он погиб в автокатастрофе в декабре 2016-го. И этот вопрос – увидимся ли мы в старости… Когда ты прислал мне имейл, сказал, что перечитал книгу (я вот не перечитывал, конец – так уж точно), и задал мне вопрос, который они задали друг другу: «Когда мы станем стариками, мы еще будем дружить?»… Так вот, в 2006-м, работая над книгой, конечно, я всегда представлял, что мы с Ренди будем дружить и в старости. И я все еще его оплакиваю. Прошло всего несколько месяцев с его смерти. Я оплакиваю не только его самого и не только нашу дружбу. Я оплакиваю то, как мы могли бы снова воссоединиться, примириться – стать сильно ближе или несильно. Я оплакиваю утраченные возможности.
Джесс Уолтер: Есть что-то такое в дружбе одиннадцати-двенадцатилетних. Вы в том возрасте, когда видите и самые прекрасные, и самые ужасные стороны друг друга, и вместе проходите через испытания. Такая дружба – огромная поддержка.
Шерман Алекси: Да, именно это он и делал. Не считая моей семьи, он больше всех поддерживал меня: дал разрешение на уход и праздновал этот уход. Никогда не наказывал меня за это – ну, кроме того первого года. В первый год наказывал, но после примирился. И даже сейчас, и особенно сейчас, когда его нет, стоит мне засомневаться в избранном пути – я вспоминаю, что он всегда меня поддерживал, хоть и не находясь рядом физически, без открыток или телефонных звонков. Но я знаю: он был рад за меня.
Джесс Уолтер: И эта поддержка послужила тебе разрешением уйти и узнать, кто ты, выразить себя, жить.
Шерман Алекси: Я не был смельчаком, когда он перешел к нам в Уэллпинит, но я покидал Уэллпинит уже смелым. И за эту смелость я в огромном долгу перед Ренди.
Джесс Уолтер: Талант Младшего – его рисование – это аллегория твоего таланта писателя? Как ты решил, что он будет рисовальщиком шаржей?
Шерман Алекси: Я едва сел писать – и тут же сделал его карикатуристом. С первого абзаца, с первого рисунка, с первого часа работы над книгой я сделал его карикатуристом. Частично оттого, что, работая над сценарием своей книги «Занятия публичными танцами» я сошелся с членом режиссерской команды, который дружил с Эллен Форни – она и стала художником книги. Я сделал его карикатуристом и подумал: ну да, конечно, Эллен Форни, эта тридцати-с-чем-то-летняя женщина бисексуальной ориентации из Филадельфии сможет передать душу пятнадцатилетнего паренька из индейской резервации. Конечно, конечно, конечно. И когда я слышу от коренных американцев, почему я не взял иллюстратором художника из индейцев: «Почему вы не выбрали художника-индейца? Почему вы не выбрали художника-индейца?», я и сам начинаю сомневаться. Но, возвращаясь мысленно в прошлое, понимаю, что художник-индеец замучил бы меня собственными идеями. (Смеется.) у него на все было бы свое мнение!
Джесс Уолтер: Иллюстрации Эллен идеальны,
