Владислав Крапивин - В глубине Великого Кристалла-2
- Но я же... Я не знаю... А это куда? Далеко?
- Недалеко. Средне. Вон там, за рекой, видишь красную крышу с двумя антеннами? Вот за тем домом еще квартал. Идем. Ну... Юля...
Не пойти - было бы все равно что оставить Фаддейку в беде. Да и... не все ли равно, куда идти, если идти некуда?
- А это по пути на вокзал?
Фаддейка сразу как-то потускнел:
- Зачем тебе на вокзал? Ты разве уезжаешь?
- Наоборот, приехала. А на вокзале буду ночевать, больше негде.
- Ночевать - это ночью. А пока еще не ночь, - рассудил Фаддейка. - Пошли!
Внизу солнца уже не было видно, а закат светился ровный и широкий. И река от него светилась. Юля и Фаддейка прошли над плавной водой по зыбкому мосту. Он был подвесной, на тросах, и дощатый настил качался между быками-ледорезами.
Фаддейка шагал сбоку от Юли и поглядывал чуть виновато. Посапывал. Потом спросил:
- Не боишься? На этом мосту многие боятся с непривычки.
- У меня, между прочим, первый разряд по туризму... А ты сам-то не боишься?
- Вот еще!
- Ну да! Правнуку знаменитого моряка не полагается...
Он, кажется, слегка надулся. Заподозрил насмешку, что ли?
Юля примирительно сказала:
- А у меня один знакомый моряк есть. Курсант. Он сейчас на парусном корабле плавает, почти как Беллинсгаузен. У них практика.
- Ух ты! А он на чем? На "Товарище" или на "Седове"?
- На "Крузенштерне"... Не скачи, свалишься.
- Не свалюсь. Хочешь, понесу твой чемодан?
- Да уж сама дотащу...
- А ты мне потом про него расскажешь?
- Про чемодан?
- Про моряка!
- Когда "потом"? - грустно спросила Юля и подумала про вокзал.
- Ну... после разговора с тетей Кирой.
- Ох, Фаддейка, я ее боюсь. И тебе попадет, и мне...
- Что ты! Она посторонних не воспитывает... Ты ей сперва ничего не говори, может, той женщины и не было. Тогда все обойдется.
- А что я скажу? Зачем пришла?
- Поглядим, - деловито успокоил он. - По обстоятельствам.
Дом тети Киры был старый. Старинный даже. С жестяными флюгерами на башенках покосившихся ворот, с черным от древности страховым знаком и рассохшимся кружевом наличников.
Фаддейка бодро толкнул тяжелую калитку. В заросшем дворе красновато темнели громадные гроздья рябины, и светилось несколько березовых стволов. Было пусто. Фаддейка кивнул на скамейку у крыльца:
- Ты посиди минутку, я сейчас. - Поддернул гольфы, заправил майку и нырнул в дом.
Юля поставила на лавку чемодан. С высокой березы упал на него желтый листок. Август...
Прошла минута. Оглядываясь, возник на крыльце Фаддейка. За ним - тетя Кира. Она оказалась очень пожилая, сухощавая, с седым валиком волос.
- Здрасьте, - совсем по-школьному, поспешно сказала Юля. Тетя Кира показалась ей похожей на старую учительницу.
- Добрый вечер, - улыбнулась тетя Кира и легко шугнула Фаддейку со ступенек. - Это вас он, значит, привел? Я, говорит, квартирантку тебе отыскал... Я уж и не знаю. В пристройке у меня жили в июне двое отдыхающих, молодожены, но тогда тепло было, а сейчас-то осень на носу. Продрогнете там ночью...
- Она закаленная, - подал голос Фаддейка. - У нее первый разряд по туризму.
- Брысь ты, нечистая сила, - засмеялась тетя Кира. И Юля засмеялась: так все хорошо складывалось.
- Я правда закаленная. В одеяло завернусь - и хоть в открытом поле...
- Ну, смотрите, если понравится... Вы, наверное, на практику в школу приехали?
- В библиотеку. В детскую...
- К Нине Федосьевне, значит! Вот она обрадуется! А то все одна да одна... А если холодно будет в пристройке, там печурка есть на крайний случай. Завтра дрова привезут...
И Юля почувствовала, что она любит затерянный в северных лесах городок Верхоталье.
Вот только пришло бы сюда письмо. НОЧНЫЕ СТРАХИ
Как это чудесно - вытянуться среди прохладных простыней, чтобы усталость сладко разбежалась по жилкам, и лежать с ощущением полного уюта и с мыслями о счастливом окончании неудачного дня.
Стоячая лампа с белым фаянсовым абажуром неярко и ровно светила на желтоватые доски стен и потолка, на большой табель-календарь за прошлый год, на ошкуренные чурбаки (они были вместо табуреток) и застеленный зеленой полинялой клеенкой стол. На столе празднично сияла алая с белыми горошинами кружка. Будто сказочный мухомор на лужайке. Юля безотчетно радовалась этому яркому пятнышку - оно украшало комнату и придавало ей обжитой вид. Юля вздрогнула от неласковой мысли, что сейчас могла бы ютиться на вокзальной лавке.
Тетя Кира (то есть Кира Сергеевна) принесла матрас, положила его на широкий топчан и сама постелила для Юли простыни.
- На сегодня так. А если покажется жестко, завтра достанем из кладовки кровать, у нее сетка панцирная.
- Не будет жестко, - заверила Юля, оглядываясь. Пристройка была небольшая, вроде верандочки - с окном во всю стену. По стеклам скребла тяжелыми кистями рябина. В углу белела кирпичная печка.
Кира Сергеевна рассказала, что пристройку ставил ее муж, хотел оборудовать здесь мастерскую, да вот... Говорят, от первого инфаркта не умирают, а он сразу. Три года уже прошло... Директором восьмилетки был. А она до пенсии работала смотрителем здешнего музея. Сын в армии после института, на Дальнем Востоке, младшая дочь в Челябинске учится, а старшая недавно замуж вышла, живет неподалеку, в Ново-Северке, да все же не рядом, не под одной крышей.
- Вот и осталась она в "родовом поместье". Дом-то еще дед строил... Так и живу. То сама по себе, то вдвоем с племянником. Он второй год уже подряд на каждые каникулы приезжает. Заботы с ним, конечно, всякие, да все равно веселее.
- Он славный у вас. Добрый такой, - сказала Юля.
- Добрый-то добрый, а всякое бывает. Когда парень без отца растет, воспитание какое-то случайное получается. Дерганое...
Юля вежливо помолчала. Потом неловко спросила насчет платы за квартиру. Кира Сергеевна отмахнулась:
- Да сколько не жалко. Какая здесь квартира-то...
- Но все-таки...
- В гостинице пятьдесят копеек в день за место берут, давайте и вы так.
- Ой... Даже слишком как-то дешево.
Кира Сергеевна засмеялась:
- А у нас ведь не Сочи и не Крым. Да и вы не на отдыхе. А стипендия-то, наверное, так себе...
- Я в стройотряде работала.
- Давайте так, Юля. Если будете с нами завтракать и ужинать, тогда рубль. А обедать вам лучше в столовой "Радуга", она рядом с библиотекой.
На том и договорились.
- Только еда у нас не ресторанная, - предупредила Кира Сергеевна. - Не обидитесь?
- Да что вы!
- Я себе по-простому готовлю. А Фаддейка, душа окаянная, вообще ничего не ест, мучение одно. Кожа да кости, избегался. Мать приедет, опять недовольна будет - немытый да тощий. А что я сделаю? Вот объявится - пускай сама чистит, причесывает и откармливает.
- А что, он один у матери? - деликатно поинтересовалась Юля.
- Один, слава Богу. Куда еще-то при ее жизни? Только и мотается то по стране, то по заграницам. Как это фирма-то у них называется? "Станкоэкспорт" или что-то похожее...
Юля распаковывала чемодан, вешала одежду на спинку единственного стула, а Кира Сергеевна негромко и ненавязчиво рассказывала:
- Я ей говорю: "Сколько можно так жить, не девочка уже, четвертый десяток идет". А она: "Это ритм времени, Кирочка, мы с тобой в разные эпохи живем..." Может, и правда? Я ее на двадцать семь лет старше, нас шестеро было в семье, она младшая. Вот и попала под эти ритмы... Мы с мужем почти три десятка без всяких современных ритмов прожили, а она вот... Ох и заболтала я вас, Юля. Смотрите, вон вешалка у двери. А утюг Фаддейка принесет. Вы только не церемоньтесь с ним, с племянничком моим, он такой прилипчивый. Если будет надоедать, шуганите его...
Фаддейка не стал надоедать. Притащил утюг, шепнул, что "все обошлось", и умчался. Не было его и за ужином.
- Свищет где-то, - вздохнула Кира Сергеевна. - Небось опять с мальчишками костер жгут в овраге, картошку пекут...
...Юля нажала кнопку лампы. Упала темнота, и в ней синевато засветилось окно: полная ночь на дворе еще не наступила. В сумерках прорезались черные листья рябины, смутно забелел березовый ствол. В широком просвете стала видна верхушка ели - острая, будто шатер колокольни.
Вспомнив про колокольню, Юля подумала и о Фаддейке: где его носит нелегкая на ночь глядя? Видать, вольная птичка...
И словно в ответ она услышала негромкий выдох:
- Ю-ля-а...
Это было чуть погромче шелеста рябины. И там же, за окном. Юля опять включила свет. В неярких лучах за стеклом, как на глянцевой фотобумаге, проявился знакомый веснушчатый портрет с расплющенным носом.
- Ты что, Фаддейка? - громко сказала Юля.
Он отодвинул оконную створку. Спросил громким шепотом:
- Можно к тебе?
- Можно. А почему не через дверь?
- С той стороны тети Кирино окно... - Он ловко сел верхом на подоконник одна нога снаружи, другая в комнате. - Ты не испугалась?
- Чего?
- Ну... женщины часто пугаются, если под окном мужчины...
Юля развеселилась:
- Иди сюда, мужчина. Ты зачем пришел? Просто так поболтать или по делу?
