Лилиан Браун - Кот, который приезжал к завтраку
Он первым полез за Коко, который указывал путь. Ник полз за ним со вторым фонарем. Они долго ползли по сырому песку, обломкам и скелетам мелких животных. Продвигались медленно — Коко отвлекало множество предметов, вызывавших кошачий интерес. Когда добрались до ступенек, Ник посветил фонарем вверх, на новую конструкцию — обработанное дерево, прочно скрепленное, сколоченное гвоздями, но кота интересовал только песок под ногами. Там виднелись отпиленные бруски и новые оцинкованные гвозди, оброненные плотником. Были там и куски ржавых гвоздей, и ещё что-то, полупогребенное в песке. Коко принялся рыть и отрыл это — лезвие старой кайлы из ножовки. У Квиллера усы ощетинились, когда он вспомнил домино: лезвие, железка и кайла.
— Ну, видишь? — сказал он Нику.
— Парочка ударов такой штуки рассекла бы ржавый гвоздь, как кусок пирога.
— Не трогай её. Это наша улика, — сказал Квиллер. — Знаешь, Ник, когда перестраивали мой яблочный амбар, там в обшивке столетней давности были ржавые гвозди, и плотник рассекал их металлической ножовкой. Они ломались, как хлебные палочки.
— А кто рассекал гвозди у нас под ступеньками?
— Давай выберемся отсюда.
Они выползли наружу, таща упирающегося кота. Ник хотел закончить вешать ставни. Квиллер спешил ещё раз взглянуть на записи очков домино, которые сохранил. И наведаться на почту, пока она открыта.
Наверху Юм-Юм приветствовала вернувшегося героя разного рода деяниями: он принес с собой запах неизреченных тайн. Коко, освобожденный от кожаных пут, провёл полчаса, повсеместно отмывая шкурку. Квиллер проверил записи слов и чисел, чтобы подстегнуть деятельность серых клеточек.
Лев (или вёл) мог указывать на средневековое название сплава с ядовитыми из-за присутствия свинца свойствами или намекать на поводок, при помощи которого кот их вёл. Слова с «К», «Л» или «Ж» отражали у Коко предпочтение выигрышных по очкам костяшек. В основном же он предпочитал дубли вроде 1/1, 2/2, 3/3 и 4/4, внушавшие чувство порядка и равновесия.
Вслед за тем Квиллер проверил свою тасовку букв. Лайка стала кайла, зал — лаз; залив (или звали) появлялся в списке ежедневно. Почему? Потому что Коко нравились 4/5 и 6/6? Эти буквы, понял теперь Квиллер, можно было перетасовать и в вазли, то есть в сорт капусты, который он недолюбливал, и в фамилию местной семьи. Кто-то ведь сказал, что Биллы, Лоусоны и Вазли попадаются по всему острову.
— Йау! — От тона Коко Квиллеровы усы снова ощетинились.
Он взглянул на часы. Нельзя было терять ни минуты.
— Сразу же и вернусь, — сказал он сиамцам, которые смотрели на него с постоянным своим выражением: «Ну так что же?»
В отделе доставки почтовый клерк, столько раз разочаровывавший Квиллера, был счастлив вручить ему два почтовых отправления. Открытку он прочёл немедленно. Она была написана в обычном телеграфном стиле Полли:
Чудесная деревня. Множество птиц. Сара — прелесть! Она помогла мне принять очень важное решение. Подробности позже. Прибываю в аэропорт в пятницу, в 7.35.
С любовью — Полли
Подозрения Квиллера подтверждались. Так вот оно! Он смиренно пыхнул себе в усы. Это вызовет перемены в его жизни. Без Полли ничто не останется по-прежнему.
Другое почтовое отправление оказалось письмом в конверте отеля Грушевого острова с буквами Д. С, написанными чернилами вместо обратного адреса. Он сунул послание в карман. В этот миг, при таких обстоятельствах, — что ему было за дело до полного имени Нуазетты?
Глава семнадцатая
Квиллер был слегка подавлен, когда помогал Нику вешать ставни на окна гостиницы.
— Они полностью затемняют комнаты, — сказал Ник, — так что оставим в каждой комнате по одному неприкрытому окну — до последней минуты. После этого мы будем жить при искусственном свете, словно заключённые в тюряге, — если только не прекратится подача тока. А это значит — ни ламп, ни воды, ни холодильников. Мы наполняем водой ванну, а также несколько пятигаллоновых кувшинов — для питья. У Лори есть походный примус, который вполне годится для разогревания консервов и кипячения кофе, но это почти все. Радио работает на батарейках, и у нас уйма керосиновых ламп и фонариков, но это будет не очень приятно. Если ты не захочешь остаться, Квилл, я пойму, перевезу тебя обратно на материк, пока озеро ещё спокойно.
— Я остаюсь, — сказал Квиллер.
— О'кей, но не говори потом, что я тебя не предупреждал. Если будешь звонить кому-нибудь на материк, скажи, что мы на высоком месте, а здание прочное, построенное из огромных балок и толстых досок. Никаких временных конструкций.
Квиллер принял предложение и позвонил в редакцию газеты. Было облегчением обнаружить, что Райкера нет в здании. Редактор устроил бы ему разнос, пытаясь повлиять на его решение. Что бы ни предполагал делать Квиллер, старый друг настаивал, будто это слишком опрометчиво, слишком непрактично, слишком фривольно и слишком дорого.
Он устал от недосыпа, от карабканья по лестницам, а открытка Полли вызвала у него отупелое безразличие. Он хлопнулся на кровать, чуть не столкнув два спящих меховых комка, и спал, пока его не потревожили две проснувшиеся кошки, которые сами были встревожены шумом в коридоре. Там слышались голоса, звуки втаскиваемого багажа, хлопанье открывающихся и закрывающихся дверей. Спросонья, ещё не придя в себя, он недоумевал, кому это взбрело в голову въезжать в гостиницу «Домино», когда все прочие съезжают.
Он поднялся, пригладил волосы, умылся и пошёл вниз, где его встретила Лори с расширившимися от удивления глазами.
— Представляешь, — сказала она, — только что зарегистрировался новый гость, вернее, гостья! У неё прекрасный багаж, и приехала она сюда в великолепном экипаже! Она говорит, что знает тебя!
— Как её зовут? — осторожно спросил он.
— Элизабет Кейдж. Я хотела спросить, почему она въезжает в дом, где окна закрыты ставнями, но потом… — Лори хитро взглянула на Квиллера. — Я подумала, может, между вами есть что-то личное.
— Где она сейчас?
— Наверху, распаковывается. Она в люксе «Озерного вида», напротив тебя.
— Это сущий сюрприз. Остались у нас после пожара сандвичи с мясным хлебцем?
— Подходят к концу — в том числе и целый мясной хлебец, который ты нам дал. Я не готовилась к тому, чтобы подавать гостям обед.
— Она мало ест, так что не суетись и не извиняйся. Я пойду наверх, — раздраженно сказал он, — посмотреть, что все это значит.
Молодая женщина в кучерском кафтане, открывшая ему, видимо, была очень рада его видеть.
— Лиз! Какого дьявола вы здесь делаете? — рявкнул он.
— Моя семья уехала сегодня в полдень, забрав оба катера, а я сказала маме, что ехать не желаю. Сказала, что переезжаю в Пикакс.
— Вы очень импульсивная молодая особа! Вы же ничего о Пикаксе не знаете!
Он думал: «Арчи прав, мне надо думать о собственных делах».
— Вы войдёте? Я предложила бы вам чаю, но думаю, сегодня не обслуживают в комнатах.
— Ни сегодня, ни вообще! А если ударит жестокий шторм, может не быть ни света, ни воды, ни парома на материк. Единственный катер, оставшийся в центральной гавани, принадлежит гостинице «Домино», и шторм может разнести его в щепки. Из Клуба Гранд-острова ушли все катера?
— Да, но… Если мне позволят воспользоваться телефоном, я, пожалуй, смогу что-нибудь устроить.
— Идите вниз и скажите миссис Бамба, что у вас на уме. Она позволит вам позвонить из офиса… А сейчас, вы уж меня простите, мне есть чем заняться.
Он хотел выпутаться из этой двусмысленной ситуации, в которой оказался, и считал, что она только усугубится, если Лиз переедет в Пикакс. Сможет ли она сама устраивать собственную жизнь, брать на себя ответственность, принимать мудрые решения? Или будет требовать и ждать постоянного опекунства? Подобную роль он не был готов играть. Смешно! Приехал на остров, чтобы помочь Нику, — и ступил в торфяное, так сказать, болото.
Квиллер отправился в «Семейное кафе» Харриет, не рассчитывая, что оно открыто, но надеясь продолжить предыдущую свою беседу с Харриет. Двое мужчин, которые на поверку оказались её кузенами, навешивали на окна ставни, меж тем как она с грубоватой властностью над ними надзирала. Когда она увидела Квиллера, её лицо исказилось мукой.
— Ну разве это не ужасно — пожар? — простонала она. — Нам пришлось известить пожарного судебного исполнителя. Он приезжает из Центра, когда кто-нибудь погибает или если шеф полиции подозревает поджог.
— Но вы и другие добровольцы проделали героическую работу, Харриет. Могло быть много хуже.
— Знаю, но мне плохо, потому что я её знала. Я знала Джун Вазли всю её жизнь и знаю её па.
