Эмма Выгодская - Пламя гнева
— Резидент едет!..
Эдвард тоже пошёл к берегу, короткой дорогой, через пустыри.
Тропический лес здесь подступал к самому посёлку, колючие кусты буйно разрослись по краю пустыря.
Задумавшись, Эдвард шёл мимо кустов. Он сжимал в руках папку с делами.
— Туван! — вдруг услышал он тихий голос неподалёку от себя. — Поди сюда, туван!..
Эдвард пошёл на голос и увидел в кустах на краю леса зелёную повязку, худые плечи и тёмное, как табачный лист, лицо своего слуги, Темала.
— Темал! — вскрикнул Эдвард. — Что такое? Почему ты прячешься, Темал?.
Слуга не поднимал головы из кустов.
— Судно! — тихонько сказал он. — Я испугался судна большого начальника, туван-бесара.
Темал сел в кустах и со страхом поглядел вокруг.
— Он помнит меня! — сказал малаец. — А у большого белого начальника длинные белые руки, он везде достанет меня.
— Что же ты сделал, Темал? — удивился Эдвард.
— Я ничего не сделал. Я только видел, — объяснил Темал. — Я был с моим туваном Ван-Клереном далеко в чужом кампонге. Какой плач поднялся по кампонгу, когда Ван-Клерен приехал!.. Мужчин ловили и вязали, у женщин выдёргивали серебряные бусы из волос. Я ещё не знал тогда, что всё это собирают для самого резидента, для большого туван-бесара. Скоро его судно с серой трубой показалось в устье реки. Мой туван велел мне идти с ним на судно к туван-бесару и нести за ним ящик очень тяжёлый. Мы спустились по лесенке в самое брюхо судна; мой туван пошёл в каюту к генералу, а меня оставил у дверей. На судне всё время пыхтела машина, снизу несло ужасным жаром; у меня кружилась голова. Я слышал, как туван-бесар громко кричал за дверью: он сердился за что-то на моего тувана. Потом они открыли, дверь и велели мне внести ящик. Ящик был очень тяжёлый; я споткнулся на пороге и уронил его. От ящика откололась дощечка, и рупии, серебряные рупии, посыпались на порог. Тут были и слитки, и старинные монеты, и бусы, которые малайские женщины вплетают в волосы. Я бросился собирать их, но Ван-Клерен закричал и велел мне убираться, а генерал сшиб меня и ударил ногой в поясницу. Я не помню, как я уполз оттуда, только знаю, что генерал мне теперь не простит: я видел то, чего не надо было видеть. Где бы я ни был, он до меня доберётся.
— Может быть, он забыл твоё лицо, Темал, — сказал Эдвард.
Но Темал покачал головой.
— Генерал всё помнит, — сказал Темал. — Он всё помнит и никому не прощает. Он и тебе не простит, туван.
— Чего же?
— Того, что ты заступаешься за здешних людей. Того, что не собираешь для него денег. Берегись туван-бесара: он тебе отомстит.
И Темал снова лёг в кусты. Он тихонько махнул рукой на прощание Эдварду и пополз к лесу.
Тяжёлое чувство, похожее на предчувствие недоброго, сжало сердце Эдварда. Но надо было идти встречать генерала. Он поспешил к берегу.
Все чиновники собрались на камнях, у самой воды. Генерал сошёл на берег, сумрачный и недовольный. Он хмуро осмотрел Эдварда, его серые панталоны в обтяжку, растрепавшиеся волосы и толстую папку с делами.
— Как у вас, господин контролёр, обстоит дело с денежной отчётностью? — спросил генерал.
Эдвард смутился. Все денежные дела он доверил старичку-казначею. В горячке первых месяцев работы Эдварду некогда было думать о деньгах.
— Кажется, всё благополучно, экселлентье, — неуверенно ответил Эдвард.
Генерал неожиданно пришёл в хорошее настроение от этого ответа. Он подозвал к себе старичка-казначея и долго с ним говорил.
— Теперь займёмся нашими злодеями, — сказал генерал. — Я сам их допрошу.
Все расположились на большой террасе правительственного бенгало. Генерал велел привести заключённых.
Первым ввели малайца в полосатой повязке.
— Си-Памага, главный злодей! — объяснил де Рюйт. — Лучший охотник на Суматре. Без промаху бьёт из лука, из карабина, из сумпитана. На тигра один ходил.
— Говори, Си-Памага! — сказал генерал Михельс. — Ты подстрелил Ван-Клерена?
Малаец ступил вперёд:
— Да, туван.
— У тебя были сообщники?
— Были, туван.
Генерал приподнялся. Он не ждал такого скорого признания.
— Кто они? Называй!
— Весь кампонг, туван.
— Кто зачинщики? Говори!
— Амтенар шёл против нашего закона, туван. Он забирал наш рис, угонял наших буйволов, уводил наших сыновей и братьев. Он оставлял стариков без опоры, детей без родителей. Люди жевали корни и листья в лесу, а он забирал всю кукурузу с наших полей. Он пошёл против нашего закона, туван, и весь кампонг решил: этого амтенара надо убить.
— Кто ещё был в заговоре с вами?
— Никого не было, туван.
— Врёшь, малаец! — сказал генерал и сел. Лицо у него налилось кровью.
— Ты врёшь, малаец! — ещё раз сказал генерал. — У вас были гости из Атьена, от самого султана. У вас был большой заговор против всех туванов. В одном вашем кампонге мы нашли двадцать пять английских двустволок. Откуда они у вас?
— Когда соседи в прошлом году шли войной на наши кампонги, у них были английские ружья. Мы отобрали у них…
— Врёшь, малаец! Кто приезжал к вам этой весной? Кто привозил оружие? Отвечай!
Малаец молчал, наклонив крутой тёмный лоб.
— Сейчас ответишь! — сказал генерал.
Он кивнул туземной страже, и Си-Памагу бросили на пол.
Один из стражников сорвал с него грязную белую кабайю.[18] Четыре лиловых рубца, расположенных полукругом, — четыре когтя, страшный след тигровой лапы, — были отпечатаны на тёмной худой спине.
Генерал воспросительно поднял брови.
— В прошлом году, помните, экселлентье? — тихонько подсказал де Рюйт. — Вы просили прислать вам целую тигровую шкуру, обязательно целую, без следов от копий и стрел. Мы послали тогда на охоту Си-Памагу, лучшего стрелка. Он уложил тигра одним выстрелом в ухо; шкура получилась отличная, без единой дыры. Издыхая, тигр тронул его лапой…
— Да, да! — генерал вспомнил. — Туземцы ходят на тигра целой деревней и очень портят шкуру. Да, а та была прекрасная, без пятна, без дырочки, полосатая и пышная. — Генерал радостно закивал головой, вспоминая. — Так это и есть тот самый охотник?.. Дать ему палок! — приказал генерал.
Бамбуковые палки стражников качнулись в воздухе и точно застыли на секунду, не решаясь опуститься на рубцы. Новый контролёр, мальчишка Деккер, сразу побледнел. Даже у де Рюйта, военного человека, дрогнули пышные усы. Генерал посмотрел на лица сидящих за столом.
— Бейте по пяткам, — сказал генерал.
Де Рюйт одобрительно кивнул головой.
— Ноги надо перевязать! — подсказал адъютант генерала.
Малайцу плотно обкрутили ноги тонкой верёвкой до самых лодыжек. Он лежал неподвижно, как кокон в шёлковых путах.
— Двадцать пять палок! — сказал генерал.
Палки со свистом легли на пятки малайца.
— Скажешь? — крикнул генерал. — От кого приезжали к тебе люди в марте этого года? От Ян-Си-Пертуанга?
Стон вырвался из закушенных губ Си-Памаги.
— Да, от Ян-Си-Пертуанга, — сам продиктовал генерал ответ секретарю. — Пишите, менгер Ван-Краген!
Эдварду казалось, что стены правительственного бенгало шатаются и готовы рухнуть.
— Что они привезли в кампонг?
Снова стон.
— Огнестрельное оружие, — продиктовал генерал.
Секретарь Ван-Краген послушно записывал. Адъютант генерала улыбался, ко всему привычный.
— От кого? От атьенского султана, — уже без задержки громко диктовал генерал. — Они обещали нам помощь султана, если мы нападём на оранг-бланда и прогоним из нашей страны…
Так было удобнее генералу: свалить убийство Ван-Клерена на подстрекательство «проклятых арабов». Не писать же в центр, в Батавию, что убийство произошло из-за неосмотрительных действий самого чиновника, — из-за плетей и пыток, о которых не знали даже в Совете Индии; из-за жестоких поборов, от которых богатела не только казна.
— Довольно. Развязать его! — распорядился генерал. Си-Памагу развязали, но он не смог подняться. Он отполз на коленях в угол.
— Приведите следующего! — велел адъютант.
Привели следующего. Вся сцена повторилась, только на этот раз всё прошло быстрее. Генерал торопился.
Допрос был окончен.
— Уведите их! — махнул страже генерал.
Тут странный, хриплый, точно перебитый прикладом р голос раздался в углу.
— Мата-нингу!.. — сказал голос.
Все посмотрели в угол. Си-Памага на коленях выполз на середину комнаты.
— Мата-нингу, — повторил он.
«Мата-нингу» на языке малайцев значит: «чёрное дело» — насилие над безоружным, неблагородный приём, к которому честный воин не должен прибегать ни в войне, ни в ссоре.
Малаец улыбался жестокой, непрощающей улыбкой.
— Уберите его! — отмахнулся генерал.
Оставалась пустая формальность. Адъютант с той же безоблачной улыбкой протянул Эдварду протокол допроса для подписи.
