Анатолий Алексин - Позавчера и послезавтра
Абсолютно лысый человек, у которого из-за отсутствия волос щеки, и подбородок, и лоб, и затылок - все сливалось во что-то одинаково круглое, голое и доброе, открыв нам дверь, нервно поправил очки и воскликнул:
- Виктор Макарович?!
А Виктор Макарович поспешно заправил рубашку в штаны и воскликнул:
- Неужели... Димуля?!
Войдя в комнату, Димуля сразу стал что-то смахивать со стола, что-то накрывать, что-то прятать... Но Виктор Макарович не обращал на беспорядок никакого внимания. Он подбежал к стене и впился глазами в фотографию, которая висела на ней.
- Это я! - сказал Виктор Макарович. И указал пальцем на спину, изображенную на переднем плане. В углу фотографии стояла дата... И хоть прошло, как я быстро высчитал, тридцать лет, спина у Виктора Макаровича была такая же, как и теперь: подвижная, вся устремленная вперед, навстречу хору, который на фотографии пел.
- А это - Дима и Римма! - сказал Виктор Макарович.
И ткнул пальцем в солистов, стоявших с раскрытыми ртами впереди хора. В одном из них я сразу узнал Димулю.
Черный вихор не делал его лицо менее беззащитным и добрым.
- Дима и Римма... Римма и Дима! - мечтательно произнес Виктор Макарович. - Имена рифмовались... И пели дуэтом!
- Она в больнице, - растерянно и грустно сказал Димуля. - Вот у нас с Володькой тут и творится...
Он продолжал что-то запихивать в ящик, что-то прятать под скатерть.
Виктор Макарович резко повернулся и уставился на Димулю:
- Вы что... поженились?
- Семнадцать лет назад.
- И мне об этом не сообщили? И не зашли ни единого раза?! А ведь были любимчиками! Маргарита Васильевна обвиняла меня в предвзятости: "Нельзя отделять детей от детей! "
- Поэтому мы и стеснялись, - растерянно объяснил Димуля. - Вы же предсказывали нам музыкальное будущее.
А мы ничего этого... не оправдали. Я вообще с десятилеткой остался. А Римма кончила техникум. К тому же торговый...
Сейчас Римма в больнице.
- Разве я вас за голоса ваши любил? - задумчиво произнес Виктор Макарович. - Дима и Римма... Значит, навсегда срифмовались? Сохранили дуэт! Я очень рад.
Он вдруг встрепенулся:
- Ты сказал, Римма в больнице? А что такое?
- Сердце у нее... Всю жизнь сердце.
- Да, да... Я помню. Она болела ангинами. Я все боялся за ее голос!
- Рожать ей нельзя было. А она родила.
- Мандолину? - неожиданно спросил я.
Виктор Макарович взглянул на меня с изумлением.
- Это прозвище нашего сына, - объяснил Димуля. И успокоил меня: Ничего, ничего... Ты его знаешь?
- Его знает весь дом, - сказал я.
- Но не весь дом его любит...
Димуля огорченно развел руками.
- Кто-то сказал: "Человек, который всем нравится, вызывает у меня подозрение!" - успокоил его Виктор Макарович.
- По-моему, неплохой мальчик... Как ты считаешь? - обратился ко мне Димуля.
- Будущий виртуоз! - уверенно сказал я.
- И до сих пор мы с ним незнакомы?! - Виктор Макарович с укором взглянул на Диму и Римму, которые на фотографии пели под его управлением. - Забыли меня. Совсем, значит, забыли...
Димулины руки прижались к груди.
- Мы?! - Он обхватил руками свою круглую голову. - Римма все время приводит вас в пример. И сыну и мне. А я привожу вас в пример ей и сыну.
- Представляю, как ваш сын меня ненавидит!
- Вас?! Да мы воспитываем его "по Виктору Макаровичу". Так Римма неХавно сказала.
- И какой результат?
- Учится плохо.
- Вот те на!
- А в остальном я доволен. Добрый... Играет на мандолине. Мы его с младенчества музыке обучаем. Сами, домашними средствами... Ведь вы нам внушили, что музыка - радость, а иногда и спасение.
Виктор Макарович снова обратился к фотографии, висевшей на стене:
- Но почему же не привели его?
- Стыдились... В дневнике - тройка на тройке. С математикой очень не ладит.
- Я с ней тоже не ладил, - сказал Виктор Макарович.
- И я с ней не лажу! - с гордостью сообщил я.
- Ты, оказывается, нас слушаешь? - спохватился Виктор Макарович. Музыкант - это призвание. Он может, в конце концов, позволить себе... А "объявляла" должен успевать по всем дисциплинам.
- Мы ведь знаем, что с тройками в Дом культуры не полагается... грустно сказал Димуля. - Всегда говорят: "Сначала - отметки, а потом уж кружки!"
- Может быть и наоборот... Не при Мишеньке будь сказано! - возразил Виктор Макарович.
- Мы сходили к директору Дома. Так, для очистки совести...
- К Дирдому? - воскликнул я.
- У него такое прозвище? - почему-то обрадовался Димуля. - Он нам решительно отказал.
- На каком основании? - спросил Виктор Макарович.
- Мы, говорит, должны думать о репутации Дома культуры. О его лице!
- Тут бы вы ко мне и зашли!
- Постыдились мы... Подошли к Малому залу, в щелочку поглядели. Всё, как прежде... И Маргарита Васильевна за роялем. Римма заплакала - и пошли домой.
- Как же так? Как же так! - допытывался Виктор Макарович у фотографии на стене.
- А через три дня Римма в больницу слегла. И это тоже на Володьку списали.
- Кто списал?
- Так получилось... Он двойку за контрольную по алгебре получил. Ну, Римма покричала на него. Как полагается...
А слышимость у нас в доме прекрасная! Сосед один за стеной живет...
- Знаю его, - вставил я.
- Он на следующий день утром сказал: "Таких, как ваш сын, в газетах трудными детьми называют". А вечером с Риммой приступ случился... Не из-за Володьки, конечно.
Но приписали ему! Он с сумками по двору идет, а ему вслед:
"Сперва уложил, а теперь беспокоится!" Если что-нибудь случается, говорят: "Из компании Мандолины!" Разве он может отвечать за всех... которые вокруг него собираются?
Как-то обидно...
Когда мы вышли на улицу, Виктор Макарович попросил меня проводить его.
Но разговаривал он по дороге с самим собой. Часто останавливался, тер икры ног. Даже присаживался на скамейки.
И продолжал рассуждать:
- Удивительно! Постыдились... Будто я их в певцы готовил. Люди хорошие получились - и замечательно! Получились хорошие люди?
- Получились, - ответил я.
Но он задал, вопрос самому себе и на мой ответ не обратил никакого внимания.
- Человек с тройками не должен петь! Надо Же до такого додуматься... Не справился с алгеброй - бросай мандолину. Где тут логика?
- Нету логики, - тихо ответил я.
- И почему все думают, что я готовлю певцов? Гриша Дубовцев стал начальником конструкторского бюро, заслуженным деятелем науки. А сообщает об этом так, будто извиняется, что стал заслуженным деятелем, а не заслуженным артистом республики. Хотя один из моих учеников всетаки и в заслуженные артисты пробился... Горжусь!
Вдруг Виктор Макарович остановился и воскликнул:
- Прекрасно, Мишенька! Я знаю, что надо делать.
- Что? - спросил я.
- Мы выпустим Володю в наших отчетных концертах.
Пусть это будет сюрпризом!
- Для Дирдома?
- И для него тоже! Представь себе... "Дунайские волны"! Или, допустим, гурилевский "Колокольчик"... Исполняют мандолина и хор... Великолепно! Ведь тембр мандолины, Мишенька, близок к детскому голосу. Особенно в среднем регистре. Та-ак... - Виктор Макарович ничего не откладывал в долгий ящик. - Вернемся обратно! И сообщим...
- Я могу сам зайти.
- Нет, я должен сделать официальное приглашение!
Мы побежали обратно.
4
Трудно было определить, кто готовится к отчетным концертам, - я или мама.
Мама вслух произносила фамилии композиторов и названия песен, стараясь подсказать мне, как они должны прозвучать со сцены.
Она заставляла меня по вечерам пить валерьянку, чтобы я хорошо спал и вообще привел в порядок свою нервную систему.
- Ни один годовой бухгалтерский отчет не стоил мне такого напряжения, как отчеты вашего хора! - говорила мама. И тоже пила валерьянку.
О предстоящих концертах мама регулярно напоминала всем нашим знакомым. И если оказывалось, что кто-то болен или уезжает в командировку, она очень расстраивалась.
Возле телефона лежал разделенный надвое красной чертой лист бумаги. В одной графе значилось - "Дети", в другой - "Взрослые". Мама записывала имена всех, кого следовало пригласить на утренник и на вечерний концерт.
- Подведем баланс! - заявляла она. - Практически я включила всех!
А через минуту она бежала дополнять список новыми именами. Из-за этого маме приходилось то и дело обращаться к администратору Дома культуры, который распределял пригласительные билеты.
Собираясь наполовину заполнить зал своими знакомыми, мама тем не менее предупреждала:
- Не повторяй моих ошибок: не смотри в нашу сторону.
И вообще не вспоминай о том, что мы тебя слушаем. Сразу же возникнут натянутость и неестественность. А это практически все сводит на нет! Поверь моему опыту...
Мама часто перенимает у людей, которые ей нравятся, их любимые словечки и выражения. "Практически" - это было слово Лукьянова. Еще он любил говорить - "пройденный этап" и короткое слово "дело".
Я никогда не видел Лукьянова, но мне казалось, что я узнал бы его, даже встретив, где-то на улице. Особенно, если б это было поблизости от управления строительства, где Лукьянов работал. Я бы сразу понял, что это он: высокий, стремительный, никогда не оглядывающийся назад. И его манера говорить, его любимые выражения тоже были мне хорошо известны, потому что у мамы есть еще одна интересная особенность: разговаривая, она иногда повторяет последние фразы своего собеседника. Ну, например, обсуждая с Лукьяновым по телефону разные финансовые вопросы, она задумчиво повторяла его последние мысли: "Значит, вы считаете, что это практически пройденный этап?", "Для пользы дела мы должны считать это пройденным этапом?
