Пол Гэллико - Снежный гусь
Белый парус и белая птица еще долго были видны.
– Оберегай его. Оберегай его, – шептала Фрида. Когда они оба наконец исчезли из виду, она повернулась и, понурив голову, медленно пошла обратно к опустевшему маяку.
Дальнейшие события этой истории дошли до нас лишь обрывочно. В частности, один из таких обрывков содержится в разговоре солдат-отпускников, имевшем место в холле паба «Короны и стрелы».
– Гусь, настоящий гусь, ей-богу! – сказал рядовой Поттон, солдат Лондонского пехотного полка Его Величества.
– Да ну! – воскликнул кривоногий артиллерист.
– Точно вам говорю! Вот сидит Джок, он видел его так же, как и я. Он появился сверху, из дыма, вони и грохота Дюнкерка. Он был белый с черными пятнами на крыльях, и кружил над нами, как пикирующий бомбардировщик. Джок говорит: «Нам конец. Это ангел смерти пришел за нами». «Ерунда», отвечаю я, «Это обыкновенный гусь, прилетевший из дома с сообщением от Черчилля, и чтобы посмотреть, как нам нравится эта чертова мясорубка. Это предзнаменование, вот что это такое. Мы еще выберемся отсюда, дружище».
Мы сидели на берегу между Дюнкерком и Лэпэнни, как голуби на набережной Виктории, и ждали, пока нас возьмут немцы. Они и так не давали нам покоя. Они были сзади, они были справа и слева и они были над нами. Они забрасывали нас шрапнелью, обстреливали из тяжелых орудий и поливали пулями из истребителей.
Недалеко от берега, в полумиле от мелководья, находилась Кентская дева – плашкоут, собиравшийся забрать нас. Когда мы, измотанные, лежали на берегу и проклинали все на свете, потому что добраться до лодки было невозможно, на нее спикировал бомбардировщик. Бомбы упали рядом с лодкой, подняв воду, как фонтаны в дворцовых садах.
Тут поднимается истребитель и открывает огонь по бомбардировщику, но на него пикирует другой немец и сбивает его. Как же он рванул! Он некоторое время горел, прежде чем утонуть, и на берег принесло дым и вонь от взрыва. И из этого желто-черного дыма появился тот самый гусь и начал летать вокруг нас.
И тут из излучины появляется маленькая парусная шлюпка и преспокойно плывет, словно джентльмен на прогулке в воскресный полдень.
– И кто в ней был? – спросил один из посетителей.
– Он! Тот парень, который спас многих из нас. Он плыл сквозь дождь из пулеметных пуль в том самом месте, где полчаса назад была потоплена моторная лодка из Рамсгита, которая хотела нас подобрать. Вода кипела от осколков снарядов и пуль, но он не обращал на это внимания. У него не было горючего, которое могло бы взорваться, и он умудрялся проплывать между снарядами.
Вынырнув из черного дыма от горящего истребителя, он появился на мелководье – мрачного вида человек с бородой, рукой, похожей на коготь, и горбом на спине.
В зубах у него была веревка, выделявшаяся белой полосой на фоне бороды, здоровую руку он держал на румпеле, а искалеченной делал нам знаки. А над ним кругами летал тот гусь.
Джок говорит: «Смотри! Это сам дьявол пришел за нами. Нам конец.»
«Ну нет», отвечаю я, «Это, скорее, Господь Бог, чем дьявол». Он, действительно, напоминал картинки из книг для воскресной школы, с его белым лицом, темными глазами и бородой.
Пристав к берегу, он крикнул: «Я могу взять семерых за один раз!»
Наш офицер ответил: «Отлично! Семеро ближайших к лодке, залезайте!»
И мы вошли в воду и пошли к нему. Я так устал, что не мог перелезть через борт, но он схватил меня за ворот и втащил в лодку со словами: «Вот так, приятель, залезай. Следующий!»
И с его помощью я залез в лодку. Ну и силен же он был, скажу я вам! Потом он поставил парус, который выглядел как решето из-за пулеметных пуль, и крикнул: «Если мы встретим кого-нибудь из ваших друзей, ребята, держитесь на дне лодки!» А потом мы отплыли. Он сидел на корме с веревкой в зубах, держа здоровую руку на румпеле, и вел лодку сквозь град снарядов, которыми поливала нас береговая батарея. А гусь все летал и летал вокруг, и его крики доносились до нас сквозь ветер и рев самолетов.
«Я же говорил тебе, что этот гусь – предзнаменование», говорю я Джоку. «Вон, посмотри на него – настоящий ангел милосердия.»
А тот парень смотрит на гуся и улыбается так, как будто знает его всю жизнь.
Он довез нас до Кентской девы, затем повернул и отправился за следующей партией. Он плавал туда и обратно весь день, а потом и всю ночь – свет от пламени Дюнкерка позволял видеть всё. Не знаю, сколько рейсов он сделал, но вместе с моторной лодкой из яхт-клуба Темзы и большой спасательной шлюпкой из Пула они вывезли всех нас из этого адского места без единой потери.
После того как вывезли последнего человека, мы отплыли; нас было больше семисот на борту, а судно было рассчитано на двести. Он все еще был там, когда мы отплывали. Он помахал нам на прощанье и поплыл в направлении Дюнкерка, а птица летела за ним. Это было чертовски странное зрелище – этот большой гусь, освещенный пламенем, летающий вокруг его лодки, как белый ангел в дыму.
Пока мы плыли, на нас снова набросился бомбардировщик, но он, видимо, уже устал и промахнулся. К утру мы благополучно добрались домой.
Я не знаю, что с ним стало и кто он такой, этот горбатый парень с его маленькой лодкой. Но это был замечательный человек!
– Вот это да! – сказал артиллерист. – Чего только ни бывает на свете.
В клубе офицеров на улице Брук шестидесятипятилетний морской офицер в отставке коммандер Кит Бриль-Уденер рассказывал о своих воспоминаниях об эвакуации Дюнкерка. Вызванный прямо с постели в четыре часа утра, он принял командование над убогим буксирным суденышком, тянувшим за собой цепочку барж, и четыре раза провел его по Английскому каналу, каждый раз возвращаясь с баржами, полными солдат. В последний рейс он отправился с отстреленной дымовой трубой и с пробоиной в боку. Но он привел судно обратно в Дувр.
Морской офицер запаса, у которого были взорваны два траулера из Бриксхема и дрифтер из Ярмута за последние четыре для эвакуации, сказал:
– Вы не слышали ту странную историю о диком гусе? О ней говорили по всему побережью. Вы знаете, как быстро разносятся такие истории. Некоторые из людей, которых я перевозил, рассказывали о ней. Кажется, она появилась в последние дни между Дюнкерком и Ла-Панном. Говорили, что, если увидишь эту птицу, то обязательно спасешься. Вот такая история.
– Хм-м, – сказал Бриль-Уденер, – дикий гусь. Я видел домашнего. Удивительная история, черт возьми. И немного трагическая. Но счастливая для нас. Сейчас расскажу. Это произошло во время третьего рейса обратно. Около шести часов мы увидели небольшую дрейфующую лодку. Вроде бы в ней был человек, непонятно только, живой или мертвый. А на леере сидела птица.
Подойдя ближе, мы изменили курс, чтобы осмотреть лодку. В ней действительно был человек. Бедняга был весь изрешечен пулями и лежал лицом вниз в набравшейся в лодку воде. А птицей оказался домашний гусь.
Мы подошли вплотную к лодке, но когда один из наших людей попробовал перелезть в нее, птица зашипела на него и стала отбиваться от него крыльями. Мы не смогли ее отогнать. Вдруг юный Кеттеринг, который был со мной, окликнул нас и указал на правый борт. Там плыла большая мина. Одна из немецких красавиц. Если бы мы продолжали идти тем же курсом, мы бы наскочили прямо на нее. Когда она оказалась на расстоянии сотни ярдов за кормой последней баржи, один из наших людей взорвал ее выстрелом из винтовки.
Когда мы снова обернулись к лодке, ее уже не было. Затонула от поднятых взрывом волн вместе с находившемся в ней человеком. Очевидно, он был привязан к ней. А птица взлетела и описала вокруг того места три круга, как самолет, отдающий салют. Странно это все выглядело, черт возьми! Потом она полетела на запад. Нам повезло, что мы изменили курс и подошли к этой лодке, не правда ли?
Фрида осталась одна на маленьком маяке в Великой Топи, где она заботилась о птицах и ждала неизвестно чего. В первые дни она часто приходила на волнолом и смотрела на море, хотя и понимала, что в этом не было смысла. Потом она долго бродила по кладовым в здании маяка, полным картин, на которых Райадер запечатлел каждый штрих этой безлюдной земли и населяющих ее прекрасных, грациозных пернатых существ.
Среди этих картин Фрида нашла свой портрет, который Райадер написал по памяти много лет назад, когда она была еще ребенком. На нем изображалась сцена их первой встречи, когда она стояла, робкая, обвеваемая ветром, на его пороге, держа на руках раненую птицу.
Портрет произвел на нее такое сильное впечатление, каких она никогда не испытывала в жизни, – Райадеру поистине удалось вложить в него душу. Странно, но это был единственный раз, когда он изобразил на картине снежного гуся – заблудившееся дикое существо, принесенное бурей из другой страны, которое сделало их друзьями и которое вернулось к ней с вестью о том, что она больше никогда его не увидит.
