Святослав Сахарнов - Повести и рассказы

Пронеслись стаей кефали - узкие серебристые рыбы, стремительные, как стрелы.

Мягкий, рассеянный свет без теней ложился на подводные леса и скалы.

Это был удивительный, какой-то космический мир.

А я - первый космоплав.

Я плыл, не чувствуя веса своего тела, не видя, где начинается и где кончается толща воды.

Перед моим лицом беззвучно ломалось и распадалось на куски серебристое зеркало.

Это играл свет на волнах.

Когда я вернулся на шхуну, то спросил Марлена:

- Ну как я плыл?

- Ничего, - спокойно ответил он.

Я обиделся.

- В общем, ничего, - повторил наш начальник, - только болтал головой и дрыгал ногами, как курортница.

Я захлопал глазами от неожиданности. Мне казалось, что я плыл ве-ли-ко-леп-но!

БЕЛЫЕ МЕШОЧКИ

Мы работали по расписанию. По железному расписанию, которое составил Марлен.

Мне некогда было вздохнуть. Про кисть и краски я забыл.

Я крутился как белка в колесе.

На свет появились белые мешочки.

ЭТО ТЕПЕРЬ САМОЕ ГЛАВНОЕ.

В каждом мешочке лежала рыбья приманка.

Пахучая-препахучая.

Мешочки я привязывал к шнурам. У каждого шнура были якорь и поплавок.

Шнуры я бросал за борт везде, где останавливалась шхуна.

Я плавал от поплавка к поплавку.

Я вёл рыбью перепись.

Я висел, сгорбившись, в воде и писал.

Тупым гвоздём на алюминиевой пластинке.

Записывал рыб.

Шнур был туго натянут между якорем и поплавком. На каждом шнуре висели три белых мешочка. У самого дна, посередине и у поверхности.

Около мешочка толпились рыбы.

У верхнего - юркая серебристая мелочь.

У среднего - рыба посолиднее, но тоже отливающая серебром.

У самого нижнего - ни на кого не похожие обитатели морского дна. Зелёные и бурые - под цвет камней и водорослей.

Теперь я совсем забыл, что плохо плаваю. Мне некогда было плохо плавать.

Я плавал хорошо.

ВПРОЧЕМ, В СЛУЧАЕ ЧЕГО, СПАСАТЬ МЕНЯ ДОЛЖЕН БЫЛ ВЕНЯ.

ПОДВОДНЫЕ ПТИЦЫ

Я вывернул один мешочек, и горсть бурых крошек заклубилась около шнура.

Откуда ни возьмись, на них налетела стая чёрных бархатных рыбок.

Хвостик у каждой был раздвоен.

Рыбки не стояли на месте, не плавали по кругу, как другие. Они причудливо порхали, переносясь с места на место. Чёрные хвостики не знали покоя. Рыбки вились вокруг медленно тонущих крошек.

Ко мне подплыл Марлен.

"Морские ласточки", - нацарапал он на дощечке.

Конечно, ласточки... Как же их называть ещё?

ИГЛА

Прямо подо мной из водорослей торчала серая палка.

Вдруг я заметил, что палка

И

З

Г

И

Б

А

Е

Т

С

Я.

Живая!

Я решился, набрал воздуху и нырнул.

Я увидел полянку, поросшую бурыми водорослями, а среди них здоровенную рыбу-иглу. Рыбу-иглу, которых полно в матрасах, набитых морской травой.

"САМАЯ БЕЗОБИДНАЯ ИЗ РЫБ", - так пишется в книгах.

Я протянул руку.

Рыба тронулась с места и пошла на глубину. В камни. Она плыла ужасно нелепо, плыла СТОЯ - головой вверх, хвостом вниз.

Глубже, глубже...

Я снова протянул руку, схватил иглу и...

МНЕ НЕ ХВАТАЕТ ВОЗДУХА!!!

Изо рта выскочил серебряный пузырёк. Перед глазами пошли круги.

Я потерял сознание...

Чья-то сильная рука тащила меня наверх...

Вот всё, что я помню.

О НОГАХ

Спас меня Марлен.

Это он заметил: со мной что-то неладное.

А Веня?

ОН ДУМАЛ О СВОИХ ДВАДЦАТИНОГИХ.

Обо мне он забыл.

НУ КОНЕЧНО, ВЕДЬ У МЕНЯ ДВЕ НОГИ...

У Марлена с ним был неприятный разговор.

Веня целый день потом ходил в пятнах. Как жираф.

Двадцатиногие, и верно, не давали ему покоя.

То и дело Веня доставал из-за борта ведро воды.

Воду процеживал через марлю.

На марле оставался комочек голубоватой слизи.

ЭТО БЫЛИ РАЧКИ.

Вернее, в слизи было ЧТО УГОДНО, и рачки тоже.

Слизь он осторожно собирал на стёклышко и рассматривал через микроскоп.

НОВЫЕ ВЕСЛОНОГИЕ НЕ ПОПАДАЛИСЬ.

РУЖЬЁ

В каюте, над койкой Марлена висело ружьё.

Необыкновенное ружьё. Для подводной охоты.

Оно стреляло гарпуном. Две стальные пружины вились бок о бок вдоль металлического ложа.

- Этим ружьём можно убить кита, - сказал как-то Марлен.

Я не понял, шутит он или всерьёз.

Разве можно такое страшное оружие оставлять на стене, без присмотра?

Однажды, когда Марлена не было, я снял ружьё со стены и попробовал взвести курок. Тяжёлые пружины едва шевельнулись.

Я понял, почему Марлен не боится за ружьё.

Кроме него, с ружьём никому не справиться!

БРИЛЬ

Мы ходили по шхуне растрёпанные и волосатые.

Один Веня в аккуратной соломенной шляпе.

- Очень милая шляпка. Где ты её достал? - спросила однажды Кая.

- Не твоё дело, - обиделся Веня.

- Позор! - сказал Марлен. Он давно присматривался к Вениной шляпе. На корабле - такая панама! Нас примут за диверсантов и арестуют.

- Это бриль, - гордо возразил Веня.

- Вот и хорошо. Выброси его за борт.

Марлен до сих пор не простил Вене случай со мной.

МЫ ИЩЕМ, ИЩЕМ, ИЩЕМ...

Потянулись скучные дни.

Каждое утро "Тригла" снималась с якоря и шла в "точку" - к заранее намеченному месту.

Таких "точек" Марлен наметил сорок.

В "точке" Марлен и Дима осматривали дно. Веня брал станцию. Я записывал рыб.

Каждый день одно и то же.

Вначале мы с нетерпением ждали возвращения водолазов. А вдруг сегодня нашли?

- Нет! - мрачно говорили они.

И мы привыкли.

Мы только вопросительно смотрели на них, а они в ответ только качали головами.

Потом мы перестали смотреть, а они перестали качать.

Тогда все стали пожимать плечами.

- Кто знает, где эти камни? - говорили мы. - Может, никаких отпечатков-то и не было?

Тогда Марлен вытаскивал из бумажника пожелтевшую фотографию.

- Отпечатки были вот здесь, - показывал он.

НЕПРАВИЛЬНЫЙ ЯЩЕР

Я так много думал о древних следах, что как-то ночью мне даже приснился ихтиозавр.

Большой, серый. Сначала он шёл по берегу, а потом поднялся на задние лапы и вошёл в воду.

Он подошёл к "Тригле" и, подняв над ней маленькую злую головку на тонкой шее, зловеще замер.

Я проснулся в холодном поту.

- Эх ты! - сказал Марлен, когда я рассказал ему сон. - По-твоему, ихтиозавры на четырёх ногах? А ну нарисуй.

Я нарисовал.

- Это же бронтозавр, сухопутный ящер. А ихтиозавр - морской, вроде зубатого дельфина. Тоже мне художник! Правильного ящера увидеть во сне не можешь!

Больше неправильные ящеры мне не снились.

ГДЕ ЖЕ КАМНИ?

А дни шли.

Мы съели мясо, капусту. Хлеб зачерствел.

Мы перешли на консервы. За обедом капитан стал класть на стол, для желающих, сухари.

- Но где же камни?

Этот вопрос мучил нас.

- Кажется, я знаю, - сказал наконец Веня. - Камни выветриваются. За миллион лет камень теряет до половины своего веса.

Марлен посмотрел на него уничтожающе.

И тут меня осенило.

А что, если...

Нет, не может быть! Слишком просто! Скажешь - засмеют.

И я промолчал.

ШПИЛЬ

На носу шхуны стоял шпиль - здоровенная чугунная тумба.

Она соединялась с мотором.

Когда нужно было вытащить якорь, капитан набрасывал на тумбу якорную цепь. Запускали мотор. Тумба, поскрипывая, начинала крутиться.

Цепь наматывалась на неё, якорь неторопливо и важно показывался из воды.

- Отличная машина! - говорил капитан и шлёпал ладонью по ржавой макушке шпиля. - Чёрта своротит!

Ночью Кая сушила на шпиле купальник.

Больше шпиль не интересовал никого.

ЯКОРЬ

Каждый раз, на ночь, мы проверяли, как лежит якорь. Хорошо ли он зарылся в песок?

Однажды Веня, который нырял к якорю, вернулся обескураженный.

- Ничего не пойму, - сказал он, стянув с лица маску и разводя руками. - Вчера всё было в порядке, а сегодня якорь лежит поверх песка. Кто-то ВЫРЫЛ его.

- Это ещё что такое? - возмутился Марлен. - Дом с привидениями? Кто будет рыться на дне около нашего якоря?

- Морские духи, - сказал Дима.

- И всё-таки якорь вырыли, - настаивал Веня.

Дима сложил ладони лодочкой и пошевелил пальцами - это значило: ВОТ ДО ЧЕГО ДОВОДЯТ ДВАДЦАТИНОГИЕ!

КАК ВЕНЯ СОЧИНИЛ СТИХИ

Я сидел, привалясь к мачте, и смотрел, как опускается в море солнце. Оно было похоже на лимон. Жёлтое и приплющенное.

Рядом со мной сидел Веня.

Он шевелил губами.

- Знаешь что, - сказал он, - я, кажется, сочинил стихи. Хорошие стихи: тум-туру-рум-тум, тум-туру-рум-тум... Три строчки сочинил, а четвёртую не могу придумать.

- А ну прочти свои стихи! - сказал Марлен.

И Веня прочёл:

Шёл весёлый барабанщик,

Шёл весёлый барабанщик,

Шёл весёлый барабанщик...

- Громко плакал и рыдал, - сказал Марлен. - Можешь не стараться, эти стихи я уже где-то читал... Ну и команда! Один ходит в панаме, вторая спит, есть свой Айвазовский. Не хватало Пушкина. А между прочим, время двадцать ноль-ноль. Кто будет за тебя температуру воды измерять? Раки?..