Забудь меня, если сможешь - Кристина Вуд
Важно ли все это теперь, когда вокруг нас бездонная и беспроглядная тьма со смердящим запахом смерти?
* * *
— Иногда я задаюсь вопросом: на кой черт я все это делаю? — вдруг раздается знакомый голос в самом конце кинозала, прерывающий чтение. Пару секунд Рон выдерживает паузу, медленно спускаясь по ступенькам, облаченным в красный ковролин. Каждый его неторопливый шаг сравняется с моим пульсом, наращивая и наращивая темп. — Каждый день рискую жизнью, добываю пропитание, кров, от своих же людей спасаю какую-то девчонку, которая меня даже не помнит…
Он перешагивает через уничтоженную мною музу в форме работника кинотеатра, и подходит к самому крайнему ряду, где располагаюсь я с небольшой пачкой соленого попкорна и бейсбольной битой на соседнем кресле. Пару секунд он мимолетно оглядывает большое белоснежное полотно и тут же бросает взгляд в сторону будки киномеханика, пристально разглядывая проектор из черного пластика с огромным стеклянным глазом.
— Наверное, ты любил ее, — отвечаю я, прочищая горло. Я провела достаточно времени в полной тишине и молчании за чтением дневника, чтобы горло напрочь лишилось влаги.
Он улыбается.
Той самой горькой, подавленной улыбкой, которую хочется напрочь стереть с лица земли. Отводит отстраненный немигающий взгляд куда-то в сторону, проводит рукой по лицу, взъерошивая темные волосы, и печально ухмыляется.
— Эти люди… там в супермаркете, они рассчитывают на меня. И я даже не знаю, когда это случилось… когда это, черт возьми, произошло, — с легкой усмешкой произносит он, плюхаясь в соседнее кресло справа от меня. Его невозмутимый взгляд устремляется куда-то сквозь белоснежный экран кинотеатра, а левая ладонь с силой сжимает общий подлокотник, разделяющий наши руки всего в дюйме друг от друга. — Но… что ты знаешь о любви?
— Любовь — это привязанность, — честно отвечаю я, продолжая разглядывать его греческий профиль с идеально ровным носом и практически убеждаюсь, что прежде чем Рон появился на свет, создатель измерял его ровные черты лица точно по линеечке, боясь ошибиться даже на дюйм. — Это все, что я знаю о ней.
И я никогда не смогу познакомиться с любовью, хочу добавить я, но что-то глубоко внутри заставляет заткнуться.
— Ты всегда отвечаешь прямолинейно, да? — устало произносит он, тяжело вздыхая. — Ни капли лжи, даже ни единого намека?
Я коротко киваю в ответ, продолжая разглядывать его профиль. Некоторое время он молчит, костяшкой указательного пальца задумчиво почесывая ямочку над верхней губой.
— С научной точки зрения любовь — всего лишь химические реакции в организме, которые говорят, что с этим человеком можно смешать свои гены, — ровным тоном произносит Рон, продолжая глядеть на пустой белоснежный экран.
— Ты хотел смешать свои гены с Евой? Поэтому ты называл ее так? — спрашиваю я, но почему-то почти уверена, что он проигнорирует мой вопрос, поэтому сходу решаю задать уже другой. — С наукой все понятно, а что, по-твоему, означает любовь?
С его губ слетает едва заметная усмешка, плавно перерастающая в мимолетную улыбку. Он поправляет кобуру с оружием, устало потирает веки, проводит ладонью по лицу и громко выдыхает.
— И как же я ее называл? — Рон впервые за несколько минут направляет заинтересованный взгляд прозрачно-серых глаз в мою сторону, вопросительно изгибая бровь.
— Солнце, — тихо говорю я, сглатывая слюну. — Ты называл ее солнце, и ей это нравилось.
Парень медленно прикрывает веки и со вздохом сожаления откидывается на спинку кресла, некоторое время молча массируя виски от накопившейся усталости.
— Откуда ты… — он нервно сгладывает, будто эти слова даются ему с непосильным трудом, — откуда ты знаешь? Об этом ни слова не сказано в ее дневнике.
Он читал ее дневник. И я почему-то уверена, что он знает наизусть каждое написанное слово.
— Я… — произношу первый слог и с каждой секундой осознаю, что впервые не знаю, как ответить на его вопрос. Неужели я начинаю путать странные сны, граничащие с воспоминаниями Евы, со страницами ее дневника? — Я… мне пару дней назад приснился сон. Там ты и я, то есть она… на каком-то мосту, и я…
Натыкаясь на две удивленные глыбы льда напротив, я теряю ход мыслей и прерываюсь на половине предложения. Он слегка сощуривает веки, брови хмуро сходятся на переносице, и в его глазах из самого холодного льда я улавливаю тонкие нити надежды, за которые он желает ухватиться.
Но я не могу, не могу… я не в силах протянуть руки, намертво прикованные к телу.
— Ты же… — он запинается, слегка прокашливаясь в кулак, — ты же понимаешь, что это никакие не сны?! Это ее воспоминания пытаются прорваться сквозь твое сознание.
Качаю головой, всматриваясь в спинку впередистоящего сидения кинозала, и постепенно осознаю, что он прав. Это никакие не сны и пора уже прекращать убеждать себя, что сны снятся лишь инфицированным.
Это ее воспоминания душат меня по ночам, лишая кислорода и будоража сознание. И, что-то мне подсказывает, пока я не разберусь с тем, кто я есть на самом деле — они продолжать взрывать мой рассудок.
Возможно… возможно, прочтение дневника Евы Финч служит дополнительным толчком к воспоминаниям, пытающимся вырваться наружу во время снов. И, в конце концов, кто-то из нас одержит победу.
Со мной явно что-то происходит, но я не… я не знаю, не понимаю, я ничего не понимаю…
Его теплая ладонь мягко накрывает мою, вырывая из долгих раздумий. От неожиданного прикосновения я дергаюсь, но он лишь крепче сжимает мою руку, не давая ни единого шанса на сопротивление.
Ко мне никто не прикасался уже несколько недель. Не считая импровизированных драк и незапланированных побоев. Я не знаю каково это — прикосновение, не подразумевающее за собой тяжких последствий. Я и не догадываюсь, что такое полноценные объятия и уж тем более головокружительные поцелуи, от которых подкашиваются ноги.
Не имею ни малейшего представления, о чем писала девушка несколько месяцев назад в дневнике. Но прямо здесь и сейчас, рядом с ним, я ощущаю себя… той самой Евой Финч. И понимаю одно — все это неправильно. Так быть не должно. Я немедленно должна прекратить это прямой сейчас. Прямо сейчас, прямо сейчас, прямо…
Моя кисть резко отрывается от его горячей ладони, словно прикоснулась к раскаленному железу, и я уже мчусь вперед, минуя бесконечные ряды кинозала. Бешеное сердце продолжает нервно колотиться в ушах, заглушая все посторонние звуки вокруг, и я несколько раз сглатываю, хватаясь за ручку двери кинотеатра, чтобы поскорее вырваться из этой накаленной атмосферы. Но его рука
