Николай Дубов - Сирота
Поравнявшись с котенком, он дрыгнул ногой; котенок, переворачиваясь, взлетел в воздух и шлепнулся на газон. Слава ошеломленно остановился, задрожал и, подняв кулаки, бросился на кошачьего обидчика… Тот, презрительно улыбаясь тонкими губами, дождался нападения и встретил Славу тычком, от которого тот растянулся на аллее. Паренек опять сунул руки в карманы, но сейчас же выхватил — к нему ринулся Лешка.
Белобрысый сильно ударил его в скулу, но Лешка даже не почувствовал боли и так заработал кулаками, что тот отпрянул и пригнулся. Лешка снова подскочил, но тут же с размаху ударился головой обо что-то твердое — перед глазами его все покачнулось и опрокинулось.
Как сквозь стену, он услышал негодующий крик: "Камнем, подлюка?!", глухие удары и удаляющийся топот. Лешка оперся на руки, поднял гудящую голову. Перед ним, заглядывая ему в лицо, присели на корточки перепуганный Слава и паренек с толстыми губами и густыми, нависшими бровями.
— Витька?
— О! — заулыбался Витька. — Вот здорово! Я думал, тебя уже нет…
Лешка сел и почувствовал на щеке горячую струйку. Из рассеченного надбровья текла кровь.
— Это он камнем, гад… — объяснил Витька. — Я, как увидел, ка-ак дал ему… Здоровый, черт! Я с ним уже дрался.
— Ну?
— Меня тоже побил. Раньше… Это Витковский.
Лешка потрогал разбитое место: там вздувалась опухоль.
— Пойдем к фонтану, помойся, — сказал Витька.
Кровь перестала бежать, Лешка смыл ее водой из фонтанного бассейна. Шишка становилась все больше. Витька сорвал с куста широкий листок:
— На, приложи.
— Не поможет, — вздохнул Лешка, но все-таки приложил. Его беспокоила не шишка — он опять вспомнил о совете отряда и грозном предостережении Аллы. — Ох, и будет мне!
— А что тебе будет? Разве ты начал?.. Я ведь видел!.. Вот пойду с тобой и скажу… И вон малый — он ваш? — он тоже видел…
— Ты не бойся, — успокоил Слава. — Я скажу, что ты не виноват. Ты же за меня дал ему…
Листок нагрелся, Лешка выбросил его. Все равно такую шишку листочком не прикроешь. Как картошка…
— Ладно, пошли, — сказал Лешка и опять взял Славу за руку.
Витька пошел рядом.
— А я тебя искал, — сказал он.
— Я тоже… Попало тебе тогда за ракету?
— Не… не очень.
— Так и не долетела до Луны? — улыбнулся Лешка. — Больше не стрелял?
— Бросил. Ракеты — чепуха!.. Ты кем будешь? — внезапно остановился он.
— Я? Не знаю.
— А я — моряком. Кабы не родители, я бы сейчас уехал. В школу юнгов, — ответил он на вопросительный Лешкин взгляд. — Только не захотел их расстраивать… Но я все равно уже учусь. Хочешь со мной?
Может, тебя тоже возьмут…
— Куда?
— Как — куда? Я ж тебе объясняю: на водную станцию. Это вроде школы будущих моряков.
Перед Лешкой, как на вспыхнувшем вдруг экране, заблистал простор штилевого моря, «Гастелло», белый пароход махинджаурских мечтаний, зазвучал тревожный голос маяка. И все исчезло. Под ногами — неровный кирпичный тротуар, вокруг — бурые, растрескавшиеся стволы акаций и рядом — Слава с обмотанной бинтами головой. Лешка вздохнул:
— Не пустят меня. Директор не разрешит.
— Что значит — не разрешит? Вот пойдем сейчас и скажем ей…
Храбрость Витьки сразу увяла, как только он увидел, что Лешкин директор — та самая Людмила Сергеевна, из-за которой ему когда-то досталось. И, хотя случилось это давно и теперь она была совершенно посторонней для него, Витька присмирел.
Людмила Сергеевна выслушала спотыкливый рассказ Лешки о столкновении с белобрысым мальчишкой и, вопреки его ожиданиям, не рассердилась, а только расстроилась. Витьку она похвалила за помощь, и тот снова расцвел. Рассказ Лешки показался ему слишком коротким и скучным. Он дополнил его живописными подробностями: "Ка-ак Витковский даст!.. Лешка — брык… А я Витковскому ка-ак дам!.." — и хотел рассказать, какой гад этот Витковский, но Людмила Сергеевна сказала, что достаточно, все ясно.
Несмотря на благодушную встречу, немедленно отпустить Лешку на водную станцию она не согласилась.
— В другой раз, — сказала Людмила Сергеевна. — Иди, Ксения Петровна перевяжет.
Витька пошел с приятелем к воспитательнице, посмотрел, как Лешка морщится и кряхтит от йода. Потом Лешка проводил Витьку за ворота.
— У них всегда так! — огорченно сказал Витька. Он не объяснил, что «они» означает «взрослые», но Лешка отлично понял, кого он имеет в виду. — Никогда ни с чем не считаются… Думают, важное только то, что сами придумали. А тут, может, в сто раз важнее…
— Так ты приходи! Ладно?
— Ладно… Если не уйдем в плавание, — значительно добавил Витька и покраснел: про плавание он соврал — никаких походов на водной станции не предвиделось.
…Он прибежал в воскресенье. Людмила Сергеевна после некоторого колебания разрешила Лешке пойти, напомнив, что он обещал не заплывать.
— Да мы вовсе и не будем купаться! — заверил Витька.
На станции было тихо, прочесанный граблями песок еще чист и не изрыт босыми пятками будущих моряков. На двери маленького белого домика висел замок. Под замком были двери сарая, в котором хранились весла, паруса и прочее имущество. Седая старушка с добрым морщинистым лицом сидела возле дома, в тени дерева, и необыкновенно быстро вязала из красной шерсти какую-то большую ажурную штуковину. Она взглянула на пришедших и сказала:
— Али не поспеете? Вы бы с вечера приходили, еще бы лучше…
— Здравствуйте, тетя Феня! — сказал Витька. — Мы нарочно, тетя Феня, пораньше… Мы покататься хотим. Вот тут, совсем близехонько… Вы нам весла дадите, тетя Феня?
— Нет, не дам, — ласково ответила тетя Феня.
— Что вам, жалко? Вы же МРНЯ знаете, я же на станции…
— Всех я вас знаю, все одинаковы. И не улещай — все одно не дам, — еще ласковее сказала тетя Феня. — Придет Петр Петрович или товарищ Лужин, тогда и катайтесь. Пойдите-ка погуляйте покуда, а то враз здесь намусорите…
— Мы совсем немножко… — уныло попробовал Витька еще один "подход".
Но и этот подход не удался: тетя Феня не ответила, крючок ее замелькал еще быстрее.
— До чего вредная старуха! — сказал Витька, когда они отошли. — И что ей жалко?.. Матрос, Матрос, сюда! — закричал он и захлопал себя по ноге.
Лопоухий щенок, лежавший в тени железного ящика для мусора, поднял голову, усердно заработал хвостом, но выбежать на солнцепек не пожелал.
Сидеть на песке было жарко — ребята перебрались на причальные мостки между детской станцией и досфлотовской. Под мостками у самой поверхности воды застыли стайки черноспинных мальков. Нагретые доски пахли смолой и тиной, вода тихонько плескалась о сваи, по ним бегали солнечные зайчики.
— Вон наш корабль, — показал Витька. — «Моряк» называется. Шесть тонн водоизмещения.
Метрах в пятидесяти от берега на якоре стоял большой бот с черными смолеными бортами и толстой мачтой.
— Что значит "водоизмещения"?
— Ну, помещается шесть тонн.
— Воды?
— Нет!.. Ну, вроде груза… — Витька слегка покраснел и нахмурил густые брови. — Так говорится только.
Лешка понял, что Витька сам «плавает», и деликатно переменил разговор:
— А вон та тоже ваша?
Ближе к берегу, покачиваясь даже в такую тихую погоду, стояла лодка, до половины закрытая палубой; в бортах ее виднелись крохотные иллюминаторы.
— То «Бойкий», швербот. Он так тихоходный, а в свежий ветер всех обставит… О, смотри: яхта "Орджоникидзестали"…
От рыбачьей гавани в открытое море скользил косой белый парус.
Казалось, гигантская белая бабочка, сложив крылья, села на воду, и даже не ветер, а солнечный свет несет ее, невесомую, по сверкающей ряби.
— В порт пошла… Эх, на такой бы яхте в кругосветное! Здорово бы, да?
Лешка вдруг отчетливо увидел разлинованные меридианами ультрамариновые океаны школьного глобуса. Белокрылая бабочка выпорхнула из-за полюса, села между курсивными буквами "Великий или Тихий", и сразу исчез курсив, исчезли линейки меридианов. Косой белоснежный треугольник парусов, накренясь, скользил по синим пенистым волнам, с печальным криком оставались позади чайки. И вот уже не было ничего и никого, только ветер, море, жгучее солнце и стремительный полет, от которого щемило под ложечкой и перехватывало дыхание…
— А меня примут? — спросил Лешка.
— Конечно!.. Я с Петром Петровичем поговорю, как только придет. Это наш инструктор.
До прихода Петра Петровича было далеко. Витька и Лешка разделись, попрыгали в воду. Стайки мальков брызнули в разные стороны, и, словно тоже стараясь убежать, заметались солнечные зайчики на сваях и досках настила.
— А ну, нажми! — закричал Витька и поплыл к берегу. Лешка «нажал» и приплыл первым.
— Ничего плаваешь! — сконфуженно признал Витька. — Я б тебя догнал, только водой поперхнулся.
