Анатолий Онегов - Еловые дрова и мороженые маслята (Рассказы и повести)
Я не знаю, что чувствует дерево, когда остается одно посреди открытого места. Наверное, березе было не очень легко в одиночку встречать сырые осенние ветры, трескучие январские морозы и слепые, воющие метели февраля.
Сначала береза еще стояла крепко, уверенно, но силы понемногу уходили, и она начала сдавать, стариться, болеть и терять ветви. Когда старится человек, он начинает горбиться, а дерево, отживающее положенный срок, начинает ронять ветви.
Стареть, сохнуть с вершины моя береза начала, видимо, давно - трудно было ей стоять одной против ветров и морозов. Да и никто из хозяев этого дома не знал, что дерево очень не любит, когда его лишний раз беспокоят. И около березы все время сваливали дрова, к стволу все время привязывали веревки, на которых сушили белье, а в довершение ко всему к березе длинными, толстыми гвоздями прибили тяжелую жердь, которая стала поддерживать покосившийся забор.
О том, что эта береза тяжело больна, рассказал мне большой пестрый дятел. Он время от времени наведывался к березе и не спеша изо дня в день долбил ее сухую вершину.
Когда меня не было дома и дятел прилетал без меня, о его визите я узнавал по кусочкам-щепочкам прелой древесины. Эти кусочки-щепочки оставались внизу под деревом, я видел их и точно определял, что и сегодня дятел выдолбил в сухом стволе еще одно неглубокое дупло-ямку, на дне которого снова разыскал личинку жука-усача.
Таких выдолбленных ямок по сухой вершине было уже много. Я не знал точно, сколько их, - они все были высоко да и не интересовали меня до тех пор, пока рядом с березой не повесил я кормушку для птиц.
Кормушки для птиц я устраивал каждый год еще в самом начале осени, чтобы синички, да и другие птицы, заранее узнали, где именно с осени до весны будут ждать их каждый день мои угощения.
Но в этот раз получилось так, что устроить птичью столовую по осени мне не удалось. В доме, около которого росла старая береза, я поселился лишь под самую зиму, перед самым снегом, и только тут смог устроить кормушку.
Каждый день я приносил на кормушку угощение, но долго не видел здесь никаких птиц. Правда, снегирей в гости к себе я не ждал - рябина в эту осень не уродилась, и снегири пораньше, еще до морозов, улетели в другие места. Но вот почему не пожалуют ко мне большие синицы, ведь они есть и в лесу, часто видел я их и здесь, возле других домов...
Иногда я замечал, что угощения, выложенные мной на кормушке, вроде бы убывают. А может быть, я просто не вижу синиц потому, что поздно встаю? Теперь я стал наблюдать за птичьей столовой и рано утром, когда занимался рассвет. Но ни рано утром, ни в полдень возле кормушки я так никого и не встретил. И только однажды, почти в сумерках, заметил я через запотевшее окно темную быструю птичку - она легко и поспешно мелькнула около моей кормушки. Я подошел поближе к окну и увидел синичку, потом тут же вторую, третью, четвертую. Четыре быстрые, шустрые птички одна за другой подскочили к моей кормушке, ухватили кто семечко, кто кусочек сала и, взмыв кверху, где-то сразу исчезли.
В этот вечер птички больше не появлялись. Не появились они и на следующее утро и только к самому вечеру снова наведались ко мне в гости, но, как и прошлый раз, вели себя очень озабоченно и были так же торопливы.
Получалось так. Эти самые синички давно разведали все вокруг, давно узнали, где и чем можно поживиться, и теперь с утра пораньше отправлялись в свой поход. Моя же кормушка появилась поздно, а потому особым доверием у синичек пока не пользовалась. Вот почему не видел я около старой березы этих птичек ни утром, ни днем.
Ну а как разыскали синички мою кормушку поздно вечером? Почему заглядывали сюда почти в темноте? И тут еще одна догадка пришла ко мне: а не ночуют ли эти самые синички где-то поблизости от моего дома? Тогда здесь, на пути к своему ночлегу, они и могут торопливо навестить птичью столовую, устроенную мной, и тут же забраться в укромное, теплое место. Но где же ночуют эти синички?
Я знал, что большие синицы любят ночевать на чердаках под крышей дома. Вечером, когда совсем стемнело, я осторожно забрался на чердак и посветил вокруг фонариком. Никаких синичек у меня под крышей не оказалось. Но иногда эти птички могут ночевать и в сарае, среди дров. Я дождался нового вечера, снова проверил все с фонарем и снова синичек нигде не отыскал...
Как-то я возвращался домой поздно вечером. Свет в окне моего дома, правда, еще не горел, но на дворе уже были сумерки, в которых не так хорошо сразу различишь даже знакомые предметы.
Вот и крыльцо моего дома, вот и кормушка около старой березы, и сама береза, которая все еще казалась сильной и крепкой внизу.
Я поднял голову и тут на фоне еще светлого неба заметил, как что-то мелькнуло как раз там, где дятел долбил свои ямки-дупла. Я присмотрелся. Что-то темное мелькнуло у самой вершины березы еще раз - и я не мог ошибиться: около сухой вершины дерева одна за другой промелькнули четыре ловкие птички и скрылись в тех самых ямках-дуплах, которые выдолбил дятел.
Уж как именно устраивались мои синички на ночь в ямках-дуплах, которые будто специально для них приготовил дятел: каждая в своем дупле или все вместе в одном помещении, - этого я так и не узнал. Но то, что синички каждую ночь проводили именно здесь, что старая, уже отживающая свой век береза приняла, согрела, спрятала в суровые холода милых птичек, знаю совершенно точно, ибо теперь каждый день вижу напротив своего окна и эту добрую березу, и этих шустрых, проворных птичек-синичек, прилетающих сюда на ночлег.
Ч Е Р Е П О К
Повесть
В то лето жил я на берегу большого и глубокого таежного озера и ловил рыбу. Жил я в рыбацкой избушке. У меня были рыбацкие сети и легкая долбленая лодочка-челнок.
Каждое утро я уплывал в своем челноке на озеро. Когда рыба ловилась плохо, я оставлял лодку на берегу под высокой седой елкой и отправлялся путешествовать по тайге. И очень скоро я узнал вокруг все таежные тропки, все таежные поляны и старые вырубки.
Но больше всего я любил навещать одну веселую, светлую поляну. На этой поляне росли белые ромашки и красный, очень душистый клевер. Среди клевера и ромашек я находил кустики лесной земляники и подолгу сидел в траве, собирая вкусные ягоды.
Посреди поляны рядком стояли невысокие, но очень пушистые сосны. Под этими соснами жили рыжие и очень сердитые муравьи. Когда я подходил к муравейникам, муравьи тут же забирались ко мне в сапоги и больно кусались.
Чуть в стороне от муравейников я всегда встречал веселые семейки грибов-маслят. Маслят было много. Они прятались под старыми сосновыми иглами и оттуда лукаво посматривали на меня своими желтыми головками-шляпками.
А еще на поляне росли черемуха и рябина. Весной от цветов черемухи вся поляна делалась белой-белой. А осенью, когда поспевала рябина, вокруг загорались красные фонарики рябиновых ягод.
Осенью к рябинам прилетали большие стаи беспокойных дроздов - и начинался шумный птичий праздник.
Откуда взялось среди глухого елового леса это веселое, светлое место? Откуда взялось и само имя поляны - Черепово? Что-то таинственное и даже страшное было в этом слове...
Но однажды ко мне в гости, в рыбацкую избушку на берегу озера, пришел старый рыбак. От него-то и узнал я, что очень давно на этой веселой лесной поляне стояла небольшая деревушка.
Сначала в деревушке жили только охотники да рыбаки. Охотники промышляли зверя, а рыбаки ловили рыбу. Но скоро неподалеку отыскалась хорошая глина, из которой можно было делать и горшки, и плошки, и другую глиняную посуду. Так в деревушке появились и гончары. Свои изделия гончары возили по лесной дороге на базар.
А потом случилась беда - деревушка сгорела. Люди ушли жить в другое место, и теперь только старый, давно заброшенный колодец да глиняные черепки на месте бывшей гончарной мастерской напоминали редким гостям поляны, что когда-то здесь стояли светлые, крепкие дома и жили в этих домах старательные, трудолюбивые люди.
Вот по этим глиняным черепкам-осколкам, что то и дело попадались на глаза, охотники и рыбаки, промышлявшие в тайге, и назвали поляну Черепово. Точнее, сначала поляну называли Черепково, а потом название почему-то постепенно изменили, и вместо Черепково стало покороче и пострашней Черепово...
Я слушал рассказ старого рыбака и вспоминал, что совсем недавно, собирая грибы-маслята, сам нашел глиняный черепок, что сам однажды набрел на глубокую яму, которая показалась мне заброшенным колодцем.
Тайна открылась просто, и с тех пор я еще больше полюбил свою поляну. И мне очень хотелось поселиться здесь, построить себе избушку и долго жить около красивых, пушистых сосен, рядом с клевером и ромашками, рядом с трудолюбивыми муравьями и шумными дроздами-рябинниками. Но скоро узнал я, что эта поляна нравится не только мне одному...
* * *
Однажды, собирая на поляне землянику, увидел я след медведя. На следующий день медвежьи следы появились и под соснами, около муравейников. Один муравейник был разрыт. Муравьи беспокойно бегали взад и вперед по своему разрушенному дому и, казалось, еще не успели понять, что же произошло.
