Будьте готовы, Ваше высочество! - Лев Абрамович Кассиль
— Ту-ось-я, ты слышишь меня?.. Прием, прием…
В тишине мурлыкало море. А там, на горизонте, вдруг проступили огнисто сверкающие плесы. Накалилось докрасна море и словно вздулось, огнеполосое. Вспучиваясь, прорвалось наконец, и огромная, полная багрово-рыжая луна вылупилась из моря, гладкая, как скафандр космонавта. И пошла забирать вверх. Видно было почти на глаз, как она быстро поднимается все выше над морем.
— Прием, прием… — повторил в наушник принц.
— Слышу тебя, Дэлик, слышу, — раздалось в маленьком транзисторе, — а ты меня? Прием, прием…
— Я тебя слышу, давай разговаривать… У-это, никого нет, да? Мы только… А все далеко-далеко. Спроси меня что-нибудь, Ту-ось-я. Прием, прием…
— Скажи еще раз так, как это чудно́ ты говоришь «Тося». Меня никогда так никто не звал. Ну, скажи. Прием, прием…
— Ту-ось-я, — произнес он как можно нежнее в капсулу наушника. — Ту-ось-я. Я плохо говорю?
— Нет, нет, ты очень хорошо говоришь. Так никто не говорил. Теперь ты спроси. Прием, прием…
Им и правда казалось, что они ужасно далеко-далеко от всех. А луна как будто летела им навстречу, и где-то в просветах между тучами уже виднелись звезды, словно тучи расступились, освобождая дорогу им двоим, летящим рядом в мировом пространстве и тихо переговаривающимся между собой.
— Ты что больше всего на свете, у-это, любишь? — спросил принц. — Прием, прием…
— Я — Волгу нашу. Когда солнце садится у нас в Горьком, с откоса такой вид далеко… Прямо будто всю жизнь вперед видишь до самого края света. А ты? Прием, прием…
— А я — утро, у-это, когда все еще спят, а я уже нет. И я все вижу, а никто еще не видит. Я уже днем, а все еще ночью. Я понятно сказал?.. Прием, прием…
— Конечно, понятно. Ты очень хорошо сказал. И я так представила себе, как ты сказал… Можно тебя еще спросить? Прием, прием…
— Можно, у-это, сколько хочешь. Прием, прием…
— А ты когда был самый, самый счастливый? Прием, прием…
Тоне пришлось долго ждать ответа, она даже несколько раз дунула в наушник и повторила: «Прием, прием…» Наконец она услышала:
— Никогда не был, у-это, скучно было. А сегодня я самый, самый счастливый.
— Почему?.. Прием, прием…
— Потому, что, у-это, ты так говоришь со мной…
— Скажи еще раз, как говорил: Тося.
— Ту-ось-я…
Что-то не совсем ладно было в аппаратике, потому что в разговор прорвались какие-то посторонние голоса. Мир толкался к ним в уши, пел, подвывал и бормотал что-то. Принц повернул пальцем маленький винтик на транзисторе и совсем перестал слышать Тоню. Путано загомонило, оборвалось, снова, уже тоненько, затукало в самое ухо.
И вдруг он ясно услышал, как кто-то позвал его очень издалека. Да, он ясно слышал, как чей-то низкий голос произнес: «Дэлихьяр Сурамбук…»
Кто-то звал его из неведомой и загадочной дали. Он услышал английскую речь. Он неплохо понимал по-английски. Какая-то далекая станция сообщала:
«…результате чего король Джутанг Сурамбияр отрекся от престола в пользу своего младшего брата, наследного принца Дэлихьяра Сурамбука. В настоящее время принц находится за пределами Джунгахоры. В самые ближайшие дни, как нам сообщили из Хайраджамбы, принц вернется в столицу и займет престол Джунгахоры как король Дэлихьяр Пятый».
Голос в транзисторе ушел куда-то, сместился, кто-то запел в самое ухо, потом послышался свист и завывание. Тщетно в своей кабинке Тоня повторяла: «Прием, прием…»
Дэлихьяр не откликался. В смятении крутил он винтики и рукоятки транзистора. Несколько раз он слышал свое имя со словами на разных языках: «Клейне фюрст Дэлихьяр…», «Пти прэнс Дэлихьяр…», «Принц Дэлихьяр…» — звали его на всех языках. Мир словно взывал к нему, мир звал его к власти. Он сперва растерялся, не зная, что должен сейчас делать. Он выскочил из кабинки, подбежал к соседней, схватил за руку Тоню, потянул за собой.
— Туонья!.. Туосья! — бормотал он, задыхаясь от тревоги и нежности. — Ты слушай. — Он прижимал к уху ничего не понимавшей Тони транзистор. — Слышишь? Я — король! Понимаешь? У-это, брат больше не король, сейчас сказали. Король — я. Теперь я буду делать, у-это, так, как хорошо.
Тоня молчала. Она отняла от уха наушник, в котором что-то попискивало, курлыкало и булькало, отдала аппарат Дэлихьяру.
— Значит, уже не поступишь в наше суворовское? — спросила она.
Принц растерялся. Он думал сейчас не об этом, он думал, что надо ехать домой, в Джунгахору, и что-то делать там, чтобы было людям лучше, чтобы было не так, как раньше. Чтобы никого не бросали в ямы. Чтобы Тонгаор мог вернуться к сыну, и, возможно, он, Дэлихьяр, подружится тоже с этим мальчиком, сыном поэта. И чтобы на слонах катались теперь те худенькие голые ребятишки, которых полицейские отгоняли бамбуковыми палками от дворца Джайгаданга. И чтобы мерихьянго не очень-то распоряжались в Джунгахоре. И, может быть, Тоня тоже теперь поедет в Джунгахору?
— Ты тоже поедешь, у-это, к нам, — просительно заговорил он. — И мы с тобой будем как брат, у-это, и сестра. Я скажу, чтобы ты жила у нас в Джайгаданг.
Луна опять зашла за тучи, и сквозь сгустившийся сумрак не видно было глаз Тони, но Дэлихьяр знал, что она смотрит на него.
— Поедешь, у-это, к нам? — спросил Дэлихьяр.
Она молчала. До этого вечера никто и никогда не называл ее Тосей. Звали Пашухиной, Тонидой, Торпедой, Тонькой-Боеголовкой, иногда — Тоней. Но вот Тосей назвали в первый раз.
Нет! Она вспоминала сейчас не дразнилки, которыми ее изводили в детдоме мальчишки, и не старые обиды, а их было немало, и не те трудные дни, когда они переезжали в новое помещение детдома и два дня было холодно в сырых стенах, да и с едой тоже было плохо: так как кухня еще не работала, приходилось есть все холодное, и был скандал в роно. И не то вспоминала она, что ей выдали однажды платье, которое было мало с самого начала, и все смеялись, дразня ее гуской. Раньше она все это помнила, а сейчас думала совсем не про то. Волга текла большая, спокойная. Звезды и бакены отражались в ее глади. И где-то далеко за песками, почти ушедшими в воду, гудел и гудел пароход, зовя ее: «То-то-то-то-ня!..» Или еще вот — как шла она с ребятами под музыку. Им махали с трибун, и знамя трепало шелком по щеке и щелкало, заигрывая, по носу. А то вдруг вскидывалось парусом и несло вперед. И как писали письмо космонавтке Вале, а она ответила, что они будут, может быть, такими же… И как ездили с экскурсией на автозавод
