Джек и Джилл - Луиза Мэй Олкотт
— Мне кажется, мы чересчур мало посвящены в глубину проблемы, чтобы высказываться компетентно по этому поводу. Я уверен только в одном: в школе было бы очень серо и скучно без юных леди. Ведь именно они создают нам приятную атмосферу. И я совсем не хотел бы учиться только с мальчиками. Мне жаль тех из них, кто не имеет счастья общаться с сестрами, — улыбнулся он ласково, вспомнив о собственных сестрах, которые души в нем не чаяли и были совершенно убеждены, что лучшего брата, чем он, на всем свете не сыщешь. — Тем, у кого их нет, не понять, как много тепла и заботы они несут в дом, — прочувствованно продолжал он. — Они помогают нам справиться с очень многим, хотя порой мы этого даже не замечаем, придают особое очарование вечерам, когда к нам приходят друзья. Я так вам скажу: без девочек наша жизнь была бы неполной. И я не стыжусь признать, что если девушка делает что-нибудь гораздо лучше меня, то мне стоит у нее этому поучиться.
— Именно так! — от души поддержал его Фрэнк.
Вчера еще он сомневался, стоит ли ему отстаивать свое мнение на сей счет, когда некоторые из его друзей придерживаются противоположной позиции. Но вечером они долго говорили об этом с мамой, и миссис Мино с такой ясностью обрисовала ему все аспекты проблемы, которую они сейчас обсуждали, что он окончательно убедился, насколько она важна. Ибо кто, как не матери, помогает нам в юности примирить разум с чувствами, если, конечно, нам повезло и наши родительницы достаточно мудры.
Окончание речи Эда сопровождалось бурными аплодисментами его сторонников. Джек от восторга принялся громко стучать по полу костылем. Это было неверно понято миссис Пэк, и она прибежала в комнату узнать, не понадобилось ли ему чего.
— Нет, мэм. Спасибо, — вскочил при ее появлении Гас. — Мы всего лишь поддерживаем Эда.
Появление матери Джилл натолкнуло Гаса на мысль, которую он и решил развить в своем выступлении.
— Наш достопочтенный друг до того замечательно выступил, что, собственно, мне и добавить-то нечего к его столь справедливым словам, разве только поддержать их и сказать совсем немного по поводу того, будто девочки не могут учиться так же хорошо, как мы. А вы поглядите на Джилл! Она младше нас, но первая в своем классе. Девочкам не хватает стойкости? Как бы не так! — запальчиво выкрикнул он. — Много ли найдется мальчиков столь же храбрых, как Джилл? В беге, в гребле, как и во многом другом, она тоже мало кому из нас уступает. Ну, предположим, ребята лучше кидают мяч, чем она. Зато ловит она его классно. А Мейбл, например, разве в чем-то уступает парням? И ведь я еще много таких же девчонок могу назвать. Что же, им всем не надо учиться вместе с нами в колледже и сидеть дома только потому, что так полагалось раньше? В общем, я за то, чтобы мы учились с ними вместе. И готов помогать в этом сестрам моих друзей, как, надеюсь, они помогут моим собственным.
Тут раздался шквал аплодисментов; когда же они наконец стихли, Фрэнк, повернувшись к Ральфу, спросил:
— Не одарит ли нас самый старший член клуба несколькими мудрыми замечаниями?
Ральф встал. Остальные замерли в ожидании. Этот великолепный актер никогда не выступал от собственного имени. Вот и сейчас, эффектно прижав правую руку к груди и воззрившись на Грифа, который проделывал какие-то странные манипуляции со своей булавкой для галстука, он принялся рассуждать в манере королевского юрисконсульта Базфаза из сцены суда над мистером Пиквиком: [47]
— Да будет мне дозволено высказать собственное мнение, уважаемые милорды и джентльмены, представляющие высокочтимое жюри. Думается мне, что сегодняшнее наше сборище едва ли сможет хоть сколько-нибудь пролить свет на столь волнующий всех присутствующих предмет настоящей дискуссии.
Вызвав этой уморительной репликой взрыв дружного хохота, Ральф быстрым движением руки поправил свои волосы, так что теперь его шевелюра закрывала ему весь лоб, затем сомкнул веки и мастерски принялся пародировать знаменитую проповедь мистера Чедбенда о мире, [48] с громогласным пафосом завершив ее:
Пусть же, мальчики, доброта
Не иссякнет в вас никогда!
Затем, то вздыбливая волосы и надувая щеки, то проделывая еще какие-то чудеса со своей внешностью, которая на глазах у изумленной публики разительно изменялась, мистер Ральф выдал комическое попурри из фрагментов речей Джефферсона Брика и Лафайета Кеттла, а также «Вызова Илайджи Погрэма» из «Мартина Чезлвита»: [49]
— «…От имени нашего общего отечества и от имени святого дела, сочувствие к которому нас всех объединяет, благодарю вас. Благодарю вас, сэр, от звездного знамени великих Соединенных Штатов за ваше красноречивое и решительное выступление». «Наш соотечественник — образец человека, только что вышедшего из мастерской природы! Он истинное дитя нашего свободного полушария, свеж, как горы нашей страны, светел и чист, как наши минеральные источники, не испорчен иссушающими условностями, как широкие и беспредельные наши прерии! Быть может, он груб — таковы наши медведи. Быть может, он дик — таковы наши бизоны. Зато он дитя природы, дитя Свободы, и его горделивый ответ деспоту и тирану заключается в том, что он родился на западе». И если хоть кто-то осмелится отрицать сей факт, то, будь он хоть самим Британским Львом, я, сэр, брошу ему перчатку! — И, продолжая взирать на Гаса, который к этому времени уже корчился в пароксизме смеха, мистер Ральф с такой силой стукнул кулаком по столу, что стоявшая на нем чернильница подпрыгнула. — «Где этот лев? Кто он и что он? Покажите мне этого льва! Подайте его сюда! Сюда! На священный алтарь, на прах наших предков, орошенный их доблестной кровью, которая лилась, как вода, на родных полях Чикабиддилика! Подайте мне этого льва! Я вызываю его один на один! Я смеюсь над ним! Я вперед говорю ему, что, как только рука Свободы коснется гривы этого льва, он падет передо мною бездыханный и орлы нашей великой республики посмеются над ним! Ха-ха-ха!»
К этому времени собрание уже стонало и задыхалось от хохота. Джек в изнеможении лишь тихонько повизгивал на своем месте. Сам же Ральф, завершив речь, глядел на присутствующих с таким видом, словно
