Сергей Белоусов - Сердце дракона, или Путешествие с Печенюшкиным
Сняв с шеи связку ключей, князь выбрал наименьший, походивший на металлического скрюченного человечка, и просунул его в замочную скважину огромного флорентийского ларя шестнадцатого века. Пара оборотов -- и крышка откинулась с мелодичным звоном.
Под ней была хромированная стальная поверхность сейфа с двумя наборными дисками. Набрав сложный код, Заморочкин открыл и эту, вторую, дверцу.
Все пространство внутри, раскорячившись корнями, словно в судороге, занимали три осиновых пня.
Распахнув чемоданчик, негодяй извлек из внутренних гнезд части содержимого, быстро и умело собирая их в единый механизм. Через минуту в руках у него оказалась портативная электрическая пила на батарейках. Острые, как бритвы, зубья отливали мертвящей холодной синевой.
Корни пней спутались и переплелись. Отчаявшись вытащить их по одному, князь, в конце концов, багровея от натуги, грохнул всю груду дерева на блюдо перед камином. Стон серебра пронесся по овальному залу и затих, поглощенный стенами.
Злодей нажал пусковую кнопку, пила хищно взвыла и тут же, найдя пищу, заурчала ровно и алчно, как насыщающийся зверь. Верхушка первого пня отскочила ровным кругляшом, покатилась, наткнувшись на край блюда, упала на него, вздрогнула, как живая, и замерла. Белый осиновый срез внезапно порозовел и засочился алыми каплями...
Все было кончено, камин догорал, поглотив страшные дрова. Сморчков отправил туда же комбинезон и перчатки, дав пламени еще одну краткую утеху. С неудовольствием он оглядел испорченное блюдо и белую медвежью шкуру, край которой покрывали подсыхающие брызги, словно брошенная пригоршня брусники запуталась в густой и длинной шерсти.
Пимен Пименович не привык оставлять следов, но теперь их уничтожение не составляло труда. Несколько фраз себе под нос да быстрый хлопок в ладоши решили дело. Невредимое блюдо сияло на прежнем месте, шкура побелела и вернулась к холодному камину, в котором аккуратной стопкой были сложены сухие березовые поленья. Сейф и ларь закрылись, чемоданчик с пилой вернулся в хозяйственный отсек кладовых. Сам Заморочкин, раздевшийся перед тем до белья, стоял у зеркала в великолепном камзоле и, доверительно улыбаясь, подмигивал своему отражению.
Отныне Великий Маг Фантазильи был действительно готов к исполнению нелегких обязанностей правителя.
Глава пятая
ИСПОВЕДЬ БАЗИЛЕВСА
Лизу одолевали видения. Отравленная сладким ядом успеха, она невольно думала о следующей пьесе. На сей раз помыслы одиннадцатилетней драматургини влекла к себе трагедия. Ей грезились рыцари в вороненых латах, осажденные замки, брань маркитанток у повозок, принцы, злоумышляющие против королей, взволнованная красавица, влекомая карликом вдоль мрачного подземелья, два брата-близнеца, бьющиеся насмерть... словом, было из чего навертеть сюжет.
Сочинение романов Лиза решила оставить: там часто приходилось делать работу необходимую, но скучнейшую, описывать, например, пейзаж или долгие размышления героев. То ли дело пьеса, сплошь состоящая из диалогов и кратких замечаний автора: "ломает ногу", "хохочет", "закалывается", "убегает"... Одно удовольствие! Вот только времени для творчества не хватало.
Труппа Теодоро давала по два представления ежедневно, без выходных. Лишь раз в неделю, в день частных приглашений, шел только один, вечерний, спектакль. Можно было бы играть пьесу и реже, но не хотелось огорчать столь любящих искусство портфейцев.
Войти в образ, выйти из образа, загримироваться, разгримироваться --думаете, все это так быстро? А общение с друзьями? А ежевечерние, вошедшие в обычай, посиделки у доброго Дракошкиуса Базилевса?
Фургончик-блиномет прочно поселился во дворе у престарелого вельможи. В домашнем театре Базилевса спектакль "Найденная в капусте" давали уже трижды. Общее же количество представлений помнил наизусть только один Федя, с удовольствием копивший денежки.
-- Зачем тебе золотые, Федор Пафнутьич? -- подтрунивал Печенюшкин. -- У нас в Фантазилье деньгами больше не пользуются, монисто тебе не пойдет, а золотую статую в полный рост и так отольем. Хочешь -- верхом на Никтошке?
-- Наколдовать-то ты можешь хоть черта в ступе, -- обижался домовой. --Эти деньги трудом заработаны, понимать надо. У нас две девицы-красавицы подрастают, оглянуться не успеешь, как в возраст войдут. Вот и будет им на приданое.
Насчет возраста Федя, возможно, был прав. По крайней мере у Алены УЖЕ появился таинственный поклонник. Каждое утро ворота поместья Базилевса распахивались, впуская мальчика-посыльного с букетом свежих роз. Цветы неизменно опоясывались тонким золотым браслетом, а в ворохе полураспустившихся бутонов покоилась влажная от росы записка: "Для прекрасной Элен".
Пока браслетов у Аленки накопилось пять -- с кораллами, гранатами, сапфирами, рубинами и аметистами. Посыльный на вопросы не отвечал, старательно изображая немоту. И хоть друзья, поднаторевшие в актерском мастерстве, сразу раскусили вранье, применять чародейские методы дознания считали нетактичным.
Лиза, довольная успехами сестры, отчасти ревновала. Алена решила подарить браслеты сестре. После долгих уговоров Лиза выбрала два, с сапфирами и кораллами. Печенюшкин, одолеваемый просьбами сестренок, пообещал, ухмыляясь, разобраться с поклонником. Лампусик заявил, что у фантмейстера есть и другие заботы, и предложил взять расследование на себя. "Все будет хорошо, -- заверил он, как всегда, -- вы только не огарчивайтесь".
Никтошка заболел театром очень серьезно. Каждый раз он привносил в свою роль новые элементы. В сцене расставания с Элен слон вначале сморкался в огромный красный платок, потом счел это неубедительным и стал рыдать в зеленое ведро, а в платок заворачивал деньги, полученные за собственную особу. Затем Никтошка вообще перестал рыдать и сморкаться, решив, что сухая отрывистая речь лучше передает страдания. Теперь деньги он складывал в ведро и накрывал его платком.
Первое время слон ходил за Лизой по пятам и умолял написать трагедию, где его роль была бы главной. Узнав, что на свете есть еще и другие пьесы, причем довольно много, Никтошка очень удивился и обрадовался. Печенюшкин неведомым путем добыл для него красочное издание "Гамлета" в переводе Пастернака. С этой поры самонадуваемое животное с Шекспиром не расставалось, восторженно зубря монологи принца Датского.
Федя обзавелся пудовой книгой отзывов. Таскать ее с собой постоянно было тяжело, поэтому домовой особо трогательные фразы выписывал для себя на клочках бумаги, все время терял их и ругался.
Пиччи часто общался с Тюнь-Пунем. При всех они говорили обычно о китайских древностях и парадоксах истории, темы же их бесед наедине никто не знал. На робкие вопросы Феди и сестренок -- когда же, мол, обратно? --мальчуган неизменно отвечал, что скоро все определится...
Интереснее всего проходили вечера. В уютную гостиную, кроме самого Базилевса и труппы Теодоро, допускался лишь Тюнь-Пунь. Помимо дружеских, китаец выполнял при старом драконе еще множество функций. Советник, врач, повар, секретарь, парикмахер, массажист... казалось, что мудрец умел делать все на свете. Он сам накрывал на стол и потчевал гостей экзотическими, необыкновенно вкусными кушаньями. Насекомые, каракатицы, ласточкины гнезда и все остальное, что могло бы вызвать у девочек неприятие, навсегда пропали из меню. Другое дело, что курица, приготовленная Тюнь-Пунем, напоминала по вкусу сахарную кукурузу, а тушеный папоротник -- белые грибы. Зато когда Алена заскучала по окрошке и пельменям, на следующий же вечер она получила и то и другое. Причем пельмени были совершенно такими же, как у бабы Люси, что не удавалось больше никому из многочисленной родни Зайкиных.
Базилевсу и его доверенному Печенюшкин открыл почти всю правду. Хозяева знали, что гости их -- из будущего, скрывалась только цель путешествия. Хотя Тюнь-Пунь, судя по его отношениям с Пиччи, знал и это.
Изгнанник с друзьями спасается в прошлом -- так выглядела версия для дракона. В последнее время здоровье старого полководца изрядно ухудшилось, и полную информацию решено было открыть ему только после неспешной подготовки. Даже во время спектаклей китаец порой незаметно исчезал и, вернувшись, заботливо подносил Базилевсу лакированную чашу с целебным питьем или несколько ярких драже, начиненных лекарственными травами.
Кстати об изгнании. Как-то Лиза сильно удивилась неожиданно пришедшей мысли. "Пиччи! -- закричала она тут же. -- Как же так?! Тебя ведь изгнали из страны, а мы сейчас пусть в прошлом, но в Фантазилье!" "Ну и что? --невозмутимо отвечал Печенюшкин. -- Я же здесь ДО ТОГО, как меня выгнали!" Лиза задумалась, с сомнением покачивая головой, но временно вопрос был исчерпан...
После ужина обычно рассказывались истории с приключениями. Большинству героев находилось о чем вспомнить, даже сестры Зайкины, несмотря на нежный возраст, испытали не мало. Слушая Базилевса, Лиза всегда закрывала глаза. Ей казалось, что на воздушном корабле под тугими парусами она вплывает в яркий, прекрасный, суровый и нежный мир, полный надежд и света. Расставания и встречи, звон мечей и клятвы красавиц, солнце, всходящее над полем синих цветов, и ласковая теплая ночь, пронизанная томительной грустью о прошлом, которое невозвратимо, даже если тебе всего одиннадцать лет...
