Дыши - Мария Васильевна Коваль
Постепенно нарастающие из шёпота во что-то большее интонации в голосе парня пугали, пробирали до мурашек и заставляли сердце больно сжиматься.
– Чонук-и…? – почти полностью развернулась в сторону сидящего рядом юноши Нарим, и глаза её загорелись под падающими из окна тусклыми отблесками уличных фонарей.
– Что «Чонук-и»? – повысил голос парень, отдёрнув руки от лица. Глаза девушки в страхе распахнулись, они смотрели точно в глаза напротив. По щекам парня катились слёзы. Нарим ещё ни разу их не видела. Чонук, наверное, никогда не выражал при ней эмоций, всегда ограничивался чем-то сдержанным, его максимумом были улыбки, смех, но слёзы – никогда. – Я так сильно ненавижу… Ты добиваешь меня каждый раз, опустошаешь… Я уже пуст, Нарим. Я пуст. Почему Тэён?
– Чон, ты… – подняла руку на уровне чужого лица девушка, потянувшись к поблёскивающей щеке парня. Это сделала она? Из-за неё он плачет?
– Люблю, – коротко шепнул юноша, перехватив ладонь девушки в считанных сантиметрах от своего лица.
Нарим судорожно выпустила воздух из груди и вытянула свою ладонь, прежде чем Чонук потянул бы за руку на себя. Она не хочет, чтобы это продолжалось дальше, Чон отлично это понимает. Он ведь не какой-нибудь там Тэён… Он не Тэён.
– Ты никогда об этом не говорил, – взволнованно шепнула девушка.
– А ты бы и не стала слушать, верно? – Парень растянулся в кривой усмешке и приподнял лицо немного вверх, чтобы остановить слёзы. – Тебе ведь не до меня сейчас…
– Это не так. Я готова об этом поговорить. Ты мой лучший друг, Чонук, я пойму.
– Я тебе не друг! – прикрикнул парень. Нарим вздрогнула и замерла. – Друзья не предают, не отправляют в психушку, они не ревнуют до скрипа зубов, не бросаются за тобой в реку, не мечтают о смерти того парня и уж никак не избивают его…
Перед глазами девушки предстал некогда побитый Тэён с рассечённой в кровь губой, и ей стало дурно. Совсем дурно. В такое почему-то не верилось. Она ведь ничего не знала. Но неужели это сделал тогда Чонук?
– Что такого тебе сделал Тэён? – надрывно бормотала она, спеша подняться с дивана.
Чонук направил взгляд на Нарим, в последний раз оглядев девушку, которая сейчас уйдёт. Её глаза смотрели прямо в душу, в них читалось замешательство, страх, осуждение… Чон никогда таким не был, он был противным, вредным, но не злым.
– Зачем?
– Затем, что я бы с радостью убил его тогда, если бы из здания не вышли люди, – пугающе низко прошипел сквозь зубы юноша. – Я бы скорее всего убил его, я бы не смог остановиться… – в голосе парня звучал испуг от собственных слов, но сейчас он был честен как никогда, и это безумно пугало не только его. – И я бы не пожалел о том, что сделал.
Нарим попятилась назад. Она не узнавала его. Ей страшно, ужасно и отчего-то совсем плохо. Зачем он говорит ей такие вещи?
– Как я должна реагировать на твои слова? – Голос девушки дрожал.
– Наверное, самое время бежать к своему любимому, – прыснул ядом Чон, – ты же так боишься за его жизнь. Беги, пока не сдох.
Нарим развернулась и понеслась прочь из квартиры Чонука. Парень топил лицо в широких ладонях и судорожно вбирал грудью воздух, пытаясь отдышаться, успокоиться. Что он только что ей наговорил? Зачем? Он напугал её, напугал и себя… Ему страшно. Это не он. Спасите его.
***
Глаза застилала пелена. Нарим бежала что было сил, она пересекала улицы, ни на одной из них не останавливаясь, словно бы начался прилив. Вот только его не было, была лишь горечь от слов Чонука и дикий страх за Тэёна. Тэ ничего не говорил, потому что говорить о таком страшно, сложно. Слишком больно жить с мыслью о том, что неизбежно умрёшь, он просто-напросто не желал, чтобы она знала о его или своей участи. Он хотел оградить.
Дверь шумно распахнулась, Нарим ввалилась в тёмный широкий коридор и принялась бежать дальше, оставляя позади себя гул от стука обуви о пол. Тэён, неотрывно смотрящий в потолок, резко подскочил с уже разложенного дивана, где безрезультатно пытался уснуть, и понёсся в сторону двери, к которой стремительно приближались звуки шагов. Дверь резко распахнулась, а в проход влетела Нарим, лишь сейчас остановившись. Дыхание сбивалось, растрёпанные рыжие волосы оседали вниз, а в глазах вдруг сверкнуло что-то отчаянное. Взгляд Тэёна не отрывался ни на секунду от внезапной гостьи, он был весь в ней, он желал либо поглотить, либо раствориться – юноша пока ещё сам для себя не решил, чего ему хотелось больше. Девушка подалась вперёд и крепко обхватила парня обеими руками, в одну секунду получив тот же жест в ответ. Лицо её окунулось в ткань просторной серой водолазки, руки с ещё большей силой стянули Тэёна, который сейчас тоже не скупился на силу, он прижимался всем сердцем, и это сердце разрывало его.
– Я больше никогда не уйду, слышишь? – шептала Нарим. – Мы не умрём, Тэ, не умрём. Ты не умрёшь. Пока я рядом, ты не умрёшь, я всегда буду спасать тебя.
Вот так, словно бы и не существует никакого отторжения, словно бы и не суждено им умереть однажды. Тэён зарылся носом в макушку рыжих волос и крепко зажмурился, сглотнув. Губ коснулась отчаянная улыбка. Парень приподнял чужое лицо, сетью пальцев обтянув то с двух сторон.
– Сколько бы нам не осталось… будем жить вечно, – пробормотал юноша, заглянув прямо в глаза. По щеке скатилась одинокая солёная дорожка. Глаза в глаза – это было больнее вдвойне. Это было максимально близко.
– Вечно, – коротко кивнула Нарим, зеркально обхватив чужое лицо.
Губы смазали по губам неосторожным прикосновением, они отчаянно пытались уцепиться за последние ниточки, пока хозяева крепко держали друг друга, не желая больше никогда отпускать. Там, по ту сторону стен, кажется, начиналась гроза, глухие раскаты грома вибрациями пронизывали просторное помещение, обволакивая двух утопающих друг в друге людей. За окнами вовсю разыгрался дождь как напоминание о том, что их мир переполнен водой. Эта вода являлась для них проклятием и одновременно благословением. Капли барабанили по стёклам, по крыше, стук отдавался эхом, он переполнял всё помещение, создавая волшебную гармонию внутри.
По плечам спускалась одежда, задерживалась лишь на сгибах рук и опадала прямо на покрывало. Губы скользили по шее, по линиям ключиц и плеч, объятия становились
