Валерий Медведев - Сверхприключения сверхкосмонавта
— Что смешно? — спросил отец.
— Как что смешно? — удивился я и тут же решил разъяснить отцу, что в этом рассказе смешно: человеку доктор прописал, чтобы он, стоя на прямых ногах, сгибался и доставал кончики тапочек, тогда будет эффект, а она без труда дотрагивается до них, положив их ещё на стул.
— Ну и что здесь смешного? — снова переспросил меня отец. — Ты здесь видишь что-нибудь смешное? Это скорей грустно.
— Но если Юрий говорит, что это смешно, значит, это смешно, он же получше нас с тобой разбирается в юморе! — сказала мама.
— Ладно, не спорьте, — утихомирил я моих родителей, — даю вторую пробу: мальчик рассказывает отцу, что учитель им говорил на уроке, что люди все держатся на Земле только благодаря закону тяготения. Отец подтвердил это. Тогда мальчик спросил отца, а как же люди жили до того, как этот закон был открыт?
Отец посмотрел на меня с недоумением.
— М-да… Гены были лишены не только музыкального слуха, но и чувства юмора.
— Какой Гена? — спросил отец.
— Один наш общий знакомый, — намекнул я.
— Лично я не знаю никакого Гены, которого знаешь ты!
— А это порядок, что в доме нет ни гитары, ни балалайки, ни пианино? — спросил я.
— Завтра всё будет, — сказала мама.
— Завтра — не сегодня, — сказал я. — Может, всё-таки споём, предложил я, — повеселимся, пошутим?
— Только этого не хватало! — возмутился отец. — А насчет пошутим и споём есть такой анекдот. Сын-двоечник приносит отцу дневник. Отец видит, что у сына по всем предметам двойки и только по пению пятёрка. Отец смотрит на сына и говорит: "И ты ещё поёшь!"
— Смешно, — сказал я серьёзно и добавил: — Ну, ладно, если так, то мы не можем ждать милостей от природы, взять их у неё — наша задача! — с этими словами я поднялся и вышел из комнаты.
Сегодня гитару можно одолжить у Колесникова, чтобы установить немедленно связь с генами. Ген подаёт голос оттуда, из глубины твоего существа, а можно и, наоборот, развеселить гены, пощекотать их под мышками, есть же у генов свои молекулярные подмышки, и научить гены петь. Научить гены петь можно, но… но план весь план моей сверхкосмической жизни придётся мне переделать, а где взять время? Где взять время?
Думая об этом, я перелез через ограду нашего балкона и через балкон Колесникова-Вертишейкина проник к нему в комнату. Колесников уже спал, я разбудил его и спросил:
— У тебя есть гитара?
— Есть, — сказал Колесников.
— Давай скорей.
Колесников протянул мне гитару и сказал:
— Ой, что вчера из-за тебя на педсовете было! Говорят, случай с пожаром разбирали, а твое поведение и вообще тебя назвали феноменом. Чему, говорят, нас учит феномен Иванов? А учит он нас тому, что ещё одна такая безобразная выходка окончилась пожаром на репетиции и его надо исключить из школы. Это учительница пения сказала. А учитель химии сказал: "А по-моему, феномен Иванов учит нас другому: при всех его чудовищных и необъяснимых выходках Иванов — феномен, учится у нас, учителей, и феномен нас чему-то учит. А может быть, и учителям взять с него пример: учить и учиться". Что здесь началось! Все возмущались: "Не будем учиться!.. Не будем!" Я это всё запишу в новых воспоминаниях о тебе, хорошо?
— Хорошо, — сказал я, вылезая с гитарой из окна через балкон на карниз дома. — У вас ещё какой-нибудь музыкальный инструмент есть?
— Есть, — сказал Колесников, — пианино.
— Сейчас же садись и играй, Колесников. А то поздно будет. Мне поздно никогда не будет, а тебе будет.
Я задержался на карнизе, посмотрел на Колесникова и спросил:
— А вдруг мне эти стихи присылают оттуда? — Я показал глазами на небо. — Какой-нибудь там инопланетянин видит оттуда, что именно мне будет поручено самое… самое… на земном шаре… и он мне сигнализирует. Может, у них там и прозы нет, а все стихами говорят. А я себе взял экслибрисом круг… Слушай, Колесников, меня сейчас — поймёшь позже.
С этими словами я полез по карнизу дома, дошёл до своего балкона, перелез через перила и вошел в комнату. Затем я смодулировал в своём мозгу тройную экспозицию и соответственно занялся одновременно тремя делами сразу.
Тройная экспозиция — это когда на одну и ту же плёнку снимают три сюжета. Одним словом, я рассматривал в телескоп ночное небо Москвы, облокотившись на гитару, пальцами левой руки строил на грифе аккорды, правой — перебирал струны и тихо, в одну двадцать шестую своего голоса, запел.
Через некоторое время дверь тихо открылась, и в дверях появилось насмерть перепуганное лицо моего отца.
— Что здесь происходит? В чём дело?
Я пропел:
— "Вдоль по Пи-те-рской…" — и сказал: — Слушай сейчас! Поймёшь позже!
— Ты с ума сошёл! Ты же всех разбудишь! — закричал отец. — Всё, я больше не могу!
— Понимаешь, папа, — сказал я, — ты пойми меня по-хорошему. Ты даже не представляешь себе, как это для меня важно, чтобы круг сомкнулся, потому что несомкнутый круг — это не круг, и поэтому, продолжал я, — ты должен, ты обязан понять, что любое художественное произведение обязательно состоит из двух компонентов: информационного, к которому относятся слова, мелодия, изображение, и ритмического наиболее ярко выраженного в музыке и танце.
— Всё, всё, всё, не могу, ни по-хорошему, ни по-плохому не могу, — повторил отец.
Отец прошёл в прихожую, накинул плащ и выскочил на лестничную площадку, забыв закрыть дверь. Мама, молча наблюдавшая за всей этой сценой, выскочила вслед за отцом на лестницу и крикнула вдогонку:
— А может быть, ты, не разобравшись, требуешь от сына того, что, на его взгляд, делать нет смысла? Тогда упрямство Юры — признак первой, может быть, несколько неуклюже проявленной самостоятельности?! И надо не убегать, а…
Но отец был уже на улице и не слышал слов матери, в которых, как всегда, была заключена большая доля истины, чем в поступках моего отца.
Когда я вернулся к себе в комнату на моём столе лежал неизвестно откуда взявшийся листок со стихами. Первый раз в жизни, не показывая вида, конечно, я обрадовался стихам. Вот эти стихи:
ИСПЫТАНИЯ НА ФЛАГ
Всегда впереди развевался наш Флаг.Его уничтожить замысливал враг.Но Флаг шел в атаку, хоть пулей пробит…Из самой он прочной материи сшит.Оставили нам деды завещание,Они хранили флаги на груди:Пройти на Флаг,Пройти на смелость испытание,А смелые, как флаги, впереди!Флаг вьётся над стройкой, над пиками гор.Венчает он мачту и моря простор.Флаг с нами навечно, и мы с ним навек.Несёт его свято в руках человек.Флаг прочность проверит мою и твою.Нельзя быть с ним слабым в труде и бою.Равняйся, товарищ, равняйся на Флаг!Оставили нам деды завещание,Они хранили флаги на груди;Пройти на Флаг,Пройти на смелость испытание,А смелые, как флаги, впереди!
ВОСПОМИНАНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ. Сверхжёсткая сверхпосадка
С утра лил холодный дождь. Я лежал на земле в глухом уголке Измайловского парка и думал о сюрпризах генетики. Сюрприз генетики — это особый склад организма. Людей, не восприимчивых к простуде и с удовольствием плавающих в ледяной воде, называют моржами. Но я среди этих моржей, конечно, считался бы сверхморжом. Пролежав два часа на земле под дождем, и это перед самым уроком пения, я затем забежал домой за портфелем и за гитарой Колесникова. Переоделся и с гитарой под мышкой заявился в класс, Я сел за парту и стал анализировать свои действия в меняющихся условиях внешней среды и пришёл к выводу: надо успеть подтянуть эмоциональную сторону своей природы. А то завтра вдруг, как гром с ясного неба, телеграмма-"молния" с планеты Нонплюсультра: "Вылетаем! Встречайте!" Кругом паника: кому встречать? И тут как глас с ясной земли: "Встречать Юрию Иванову!" Такие, как Маслов, завопят: "А почему? А почему Иванову Юрию?.. " А им в ответ: "А потому… А потому, что он всё знает! Всё умеет! И всё может!..".
Это если они к нам завтра прилетят. Ну, а если мы к ним туда через определённое количество лет, то кому лететь? Ну, естественно, мне! Иванову! Конечно, ещё вчера бы Маслов завопил бы: "Как, Иванов? Он, конечно, сверхкосмонавт и даже сверхчеловек, но он же незавершенный, у него концы круга не сходятся, он же в искусствах ничего не понимает и не любит их. С ним за столом даже хорошей космонавтской песни не споёшь хором".
Теперь-то, когда я всё знаю про пение, уже теперь-то я покажу этим — и Маслову, и Ботову (он у нас лучший певец!), как надо петь! Да я один при моей силе голоса за весь хор мальчиков спою, могу под аккомпанемент, могу а капелла. (А капелла — это пение без музыкального сопровождения.)
Перед пением я скажу небольшую речь о том, что человек должен быть цельной личностью и обладать всей полнотою душевных качеств, чтобы выполнить своё общественное и духовное предназначение, подобно тому, как тело его должно обладать всеми органами для того, чтобы хорошо осуществлять жизненные функции. Однако, к сожалению, наши заботы о теле остаются значительно более сильными и важными, нежели заботы о душе. Жалеют, например, человека, у которого одна нога короче другой, но не жалеют того, кто короток умом и лишён идеала, хотя второй недостаток значительно серьёзнее и опаснее и для того, у кого он есть, и для других людей, из-за него страдающих…
