Кит на пляже - Винко Мёдерндорфер
Не могу уснуть. Лицо у меня горит, хотя с момента пощёчины прошло уже несколько часов. Папа меня ударил! Вот уж чего я от него не ожидала. Он всегда говорит о ненасильственных действиях, он борется за более экологически разумный, лучший мир! Он беспокоится о разных видах животных и растений, постоянно объясняет, что люди – самый агрессивный вид на планете, что мы хищники, как тираннозавр, но при этом мы можем измениться, должны измениться, иначе природа всё-таки выбросит нас из своих объятий навсегда… Мне до сегодняшнего дня казалось, что всё это взаправду, но теперь я понимаю, что он только притворялся, врал. Теперь я знаю, что он такой же. Агрессивный человек, который понимает только силу, который не умеет слушать, который считает, что всегда и во всём прав.
Убегу. Прямо вот сегодня ночью. Пусть дергаются! Пусть им будет стыдно! Пусть скучают по мне! Пусть расстраиваются! Но даже если я вернусь, не буду ходить на фехтование и на скульптуру, не буду соревноваться в математической команде, не буду читать ради значка «Лучший читатель» и на фоно не буду больше ходить… Мм, нет, может, на фоно буду. Не знаю. Посмотрим ещё. И в школе буду учиться посредственно. И никому не стану помогать. Ну, может, Алексу. Если перестанет целоваться с Петрой. Не знаю, не знаю. Правда не знаю.
Смотрю на часы. Полпервого с чем-то. Ещё немного подожду, пусть крепко заснут, пусть дом утихнет. И я убегу.
Я достаю из шкафа рюкзак, который мне папа купил в Париже. Кладу его на кровать. Надо точно определить, что брать с собой. Только самое необходимое. Открываю ящик с носками. Беру несколько пар и кладу их рядом с рюкзаком. И несколько футболок. Сколько? Пять, десять? Слишком много. Беру три. Сворачиваю их так, чтобы они занимали как можно меньше места. Кладу на дно рюкзака.
Стук в дверь. Тихий стук. Потом ничего. И опять стук, теперь чуть громче.
Я отпираю дверь.
Игорь. Стоит у двери в своей голубой пижаме. Собственно, это спальный комбинезон; у него голубые застёжки до самой шеи, на нём нарисованы разные жёлтые морские существа. Маленькие морские звёзды, разные рыбы и, конечно, самые большие морские млекопитающие – кашалоты. Их на пижаме больше всего. У них огромные головы и раздутые туловища, как у Игоря. Все морские животные смеются; у них человеческие улыбки и человеческие глаза. Это любимая Игорева пижама. Он её даже в школу берёт, чтобы показать учительнице. Хотя она её видела уже сто раз, мы не можем его убедить, что это лишнее, и он как минимум раз в неделю таскает её с собой. Папа купил её ещё во Франции. И сказал ему тогда, что эта пижама сделана специально для него. Он думал про кашалотов и про их большие головы. «Эту пижаму сделали для тебя, Игорь, потому что…» Но вслух он не сказал того, что думает. Я была рядом. Мы были в большом парижском магазине, в отделе детской одежды. Я точно знала, что папа хотел сказать и не сказал: «Эта пижама потому сделана для Игоря, что Игорь как кит. Как огромное животное, которое живёт в рыбьем царстве, но при этом не рыба. Кит – это что-то ошибочное среди морских животных. Это существо из другого мира. Как Игорь, который тоже такая ошибка». Папа посмотрел на меня очень странно тогда в магазине. Он знал, что я знаю, о чём он думает. Точно знал.
– Чего тебе? – шепчу я.
Игорь широко улыбается.
– Я к тебе. Будем играть, будем, будем…
– Тихо! Цыц! – я пытаюсь ему сказать, что надо говорить шёпотом.
– Цыц! Тихо, тихо, тихо! – повторяет он за мной, но громкости нисколько не снижает. Потом видит рюкзак на моей кровати, носки и футболки, свёрнутые в шар.
– На море! Поехали, поехали, поехали! – радуется он и хлопает в свои неловкие ладоши.
– Нет, не на море, – говорю я.
– Ника на море? – спрашивает он и ковыляет к кровати, где лежат рюкзак и моя одежда. – Игорь на море! Я тоже, я тоже! – воодушевлённо восклицает он.
– Я не еду на море. Никто не едет на море, – решительно возражаю я. – Иди спать! Смотри, все рыбки, и киты, и звёзды на твоей пижаме уже заснули. – Я стараюсь спровадить его как можно мягче.
– Не могу… не могу…
– Не можешь спать? – Я беру его за руку и пытаюсь потихоньку отвести обратно в его комнату. – Уже ночь. Ночью мы все спим. А почему Игорь не может?
– Потому что ты грустная, – говорит он. – Игорь не может. Потому что ты грустная, – очень серьёзно отвечает мне он.
– Нет, нет, – говорю я. – Пошли спать. – И веду его в комнату.
– Честно? – спрашивает он и протягивает мне руку. И ещё несколько раз повторяет: – Честно? Честно? Честно?
Я киваю.
– Честно. – И сжимаю ему руку; он трясёт её и хихикает.
Я помогаю ему улечься в постель. Накрываю его. Он смотрит на меня своими косыми глазами.
– Целуй, – говорит он и поднимает подбородок.
Я делаю вид, что не слышу.
– Спокойной ночи, – говорю я и очень тихо выхожу из комнаты. Закрывая дверь, я слышу, как он шепчет:
– Целуй, целуй, целуй, любимая, любимая моя…
* * *Два часа ночи. Теперь уже точно все спят. Только Филомена шуршит в своей клетке. Без меня никто не позаботится о ней так, как я. Мама её ненавидит. А папа рассеянный учёный. Так ей и надо. Может, поймёт, кто её любил, а она этого не ценила.
Одеваюсь тепло. Два свитера, тёплые горнолыжные носки, штаны, шарф, тёплая шапка, куртка… Из своей любимой книги, «Алиса в Стране чудес», беру деньги. Там у меня прямо несколько банкнот. Лезу в ящики, собираю ещё сколько-то мелочи. Хорошо. Денег у меня достаточно. На некоторое время хватит. Потом так и так буду работать. Сначала, наверное, в каком-нибудь ларьке; или газеты разносить. Могу прибираться. Помогать людям. Как Бреда. Больше всего, пожалуй, я бы хотела помогать бездомным. С папой мы на Новый
