Многоножка - Вячеслав Береснев
Театральный кружок был на первом этаже. Ему принадлежали два кабинета и большую часть времени — расположенный рядом актовый зал, где-то и дело проводились репетиции. Борясь с собственным удушающим смущением, Тамара несколько минут потратила на то, чтобы браться за ручку двери, отпускать её и снова неуверенно браться. Неизвестно, сколько ещё она могла простоять там, если бы дверь не открылась и из кабинета не выглянула Даша Швецова — та самая, которую ненавистники звали «Дурьей». И такое прозвище ей подходило как нельзя кстати.
Дурья была тонкой, белой и какой-то «высушенной», с постоянно выпученными большими глазами и пышной копной чёрных волос, которые резко контрастировали с бледной кожей. Большую часть времени, когда Тамара видела её, Дурья смотрела на окружающих взглядом «ты это мне сказал?!» В общем — по представлениям Тамары, для Дурьи сцена была худшим, где она могла проявить себя, местом.
А ещё она курила за гаражами — но об этом, как водится, никто не должен был знать.
— Тебе кого? — спросила она, перемалывая зубами жвачку.
Тамара решила не дрейфить перед лицом опасности.
— Я хотела… к вам вступить.
— Вступить — в смысле, в клуб?
«Клубом» школьники называли то, что все остальные звали «кружком». Отличие было только одно: первое звучало престижнее, чем второе.
— Мы инвалидов в актёры не принимаем, — вынесла ей короткий вердикт Дурья. — Что ты можешь делать? Костюмы шить умеешь?
Тамара мотнула головой: всегда, когда она пыталась шить, она колола иголкой пальцы.
— А что умеешь?
— Ну что-нибудь…
— Ну вот когда что-нибудь придумаешь — тогда приходи.
— Но мне Денис сказал, что вы подумаете…
Дурья недовольно помолчала, прежде чем сказать:
— Ну и чё мне теперь, что Денис сказал? Играть ты с палкой не сможешь, шить костюмы не умеешь. У нас и так народу навалом. Давай, гуляй.
— Ну пожалуйста! — в отчаянном последнем порыве Тамара бросилась вперёд так резко, что кольнуло колени — но она не обратила внимания.
— Чё «пожалуйста»?! — Дурья вылупилась на неё, казалось, ещё чуть-чуть — и плюнет жвачкой в лицо. — Чё тебя, брать только за то, что ты инвалидка? Я сказала тебе — гуляй.
И она захлопнула перед Тамарой дверь, оставив её в пустом коридоре.
* * *
Присев на скамью неподалёку от кабинета клуба, Тамара положила Стикера рядом, сплела ладони и принялась смотреть в потолок, слушая, как за стеной ребята из клуба что-то репетируют. Обида наполняла её медленно и закипала, как вода в Чаёвникере. Хотелось сделать что-нибудь ужасно плохое — ворваться внутрь, помешать репетиции, треснуть Стикером по голове Дурье, или ещё что-нибудь сделать!.. Только Тамара знала, что не сделает, потому что даже подняться со скамьи без Стикера не сможет.
«Инвалидка»… Противное слово, похожее на название отвратительного лекарства, теперь витало в воздухе так, будто Тамару облили из банки с такой надписью. Из трёхлитровой. Или даже из ведра.
Ей ужасно захотелось с кем-нибудь поговорить. Но звонить из школы было неудобно, и вскоре должен был начаться урок. Так что, обратившись к своему единственному слушателю, она сказала негромко:
— Да я не очень-то и хотела. Сдалась мне эта Дурья, правда? Найду себе другое занятие.
Она и сама не очень верила в свои слова. Все её «занятия» после школы сводились к чему-то сидячему. Исключения составляли прогулки с бабушкой да всякие выдумки Задиры Робби.
Тяжело выдохнув носом, Тамара заставила себя взять в руки Стикер, подняться и медленно отправиться в путь. Досада и отчаяние сейчас смешивались в ней с обидой и холодным безразличием (не очень-то и хотелось состоять в одном клубе с Дурьей), что в итоге давало очень странную и неприятную смесь. Стикер, вроде бы, молчал, но молчал очень укоризненным молчанием, мол «ну я же говорил, и зачем ты сунулась? Ты же знала, что так будет…»
«Попрошусь ещё раз», — подумала она решительно, проходя через третий этаж, где её застал звонок. Коридорная толпа начала стремительно рассасываться, а Тамара шла в сравнении с ними медленно. И вдруг…
— Ну шевелись, трёхногая! — и кто-то сильно толкнул её в плечи. Задерживаться он не стал, пробежав мимо, а Тамара, покачнувшись, почувствовала, что не может опереться — Стикер выскользнул из-под опоры.
Вытянув руки вперёд, Тамара упала на четвереньки и громко вскрикнула: в колени толкнулась сильная боль, отдавшаяся не только в ноги, но и во всё остальное тело. Чтобы не закричать на весь коридор, Тамара закрыла руками рот, стиснув зубы и до боли укусив себя за ладонь.
Поодаль от неё замерло около семи-восьми ребят, смотревших на неё растерянно и равнодушно. Среди них не было её одноклассников.
Всё ещё закрывая рот руками, Тамара зажмурилась, чтобы не видеть их взглядов. Внутри неё шевельнулась мысль: сейчас кто-нибудь подойдёт и поможет подняться, подаст ей Стикера. Всё будет хорошо.
Но когда она открыла глаза, коридор вокруг неё был пуст, и последняя дверь дальнего класса закрылась.
Тамара почувствовала, что руки у неё отчего-то влажные. И только отняв их от лица — изо рта вырвался сдавленный выдох — поняла, что на них слёзы.
Было чертовски больно. Колени ныли. Отчаяние захлёстывало волнами: Тамара не могла звать на помощь, но и сама не могла подняться. И речи не было о том, чтобы идти на урок — ей казалось, она и шага сделать не в состоянии.
Стикер лежал в полуметре от её руки.
— Ты чего расселась? — послышался голос сзади. Тамара повернула голову, вытирая слезящиеся глаза.
В нескольких метрах от неё стояла невысокая девушка с лохматыми длинными волосами, маленьким чуть вздёрнутым носом и в круглых очках. В первые секунды она почему-то напомнила Тамаре неухоженную куклу, сбежавшую от хозяйки. Мешковатая одежда, большой рюкзак, непричёсанная голова… В целом, слово «непричёсанная» очень точно отражало то, как выглядела эта незнакомка, задавшая странный вопрос.
Тамара какое-то время молча смотрела на неё, не зная, как ответить на вопрос. Она до сих пор сидела на коленях, которые дьявольски болели после удара об пол.
Подойдя к ней, незнакомка (уже вторая за утро) нагнулась, подняла Стикера и подала Тамаре.
Та покачала головой.
— Я… упала. Я не могу идти.
— И что делать? — спросила незнакомка.
— Нужно домой… Или в медпункт, наверное, — неуверенно сказала Тамара. Ей и раньше приходилось падать, причём менее удачно, и чаще всего колени ныли вплоть до укола обезболивающего лекарства.
— Давай ты для начала сядешь на скамейку, — предложила незнакомка. Она всегда говорила негромко и сосредоточенно, как будто они были
