Юрий Коротков - Мадемуазель Виктория
— И Лешка приехал?
— И Лешка.
Вот какой счастливый день! Вечером будет весело. Дядя Феликс привез, конечно, новости из дома и письма, если не отобрали на египетской границе.
— Готовься к праздничному обеду, — мама показывает большую кастрюлю с замоченными грибами.
Белые грибы! Вика уже давно чувствовала знакомый запах, но не догадалась: трудно представить грибы в Каире.
— А сухари?
— Полный чемодан.
Возвращаться из дому без черных сухарей нельзя — такова традиция русской колонии. В Египте черного хлеба нет, а за зиму так соскучишься по его кисловатому запаху.
Мама отламывает половину сушеной черной горбушки. Вика жадно нюхает хлеб и надкусывает… Ах, как вкусно! Она жмурится от удовольствия и бежит к двери.
— Ты куда, Заяц?
— К Азе и Леми.
— Погоди-ка, — папа смущенно чешет затылок. — Видишь ли… Ты сними пока галстук.
— Почему?
— Ну… Политика, понимаешь… Вам потом объяснят, что к чему. Да ты ведь и не пионер еще…
Вечно взрослые придумают что-то. А ответ один: «Политика — сложная штука».
Вика, вздохнув, снимает галстук и бережно сворачивает его.
Аза и Леми
Вика перебегает улицу. У решетчатых ворот сидит важный бавваб. Бавваб — привратник — главный среди слуг, он сидит у ворот и расспрашивает прохожих, кто, куда и зачем идет и какие новости в городе.
Бавваб Али толстый, совсем как снежная баба, только очень черный. Под ним два стула сразу.
— Сайда, Али.
Бавваб улыбается. Все окрестные слуги знают Вику. Мадемуазель со всеми приветлива. Мадемуазель так похожа на арабчонка. Мадемуазель даже говорит по-арабски. А еще мадемуазель совсем не похожа на мадемуазель.
Вика бежит по садовой дорожке, выложенной из разноцветных мраморных плит.
— Сайда, Кекс!
Кекс, собака Азы и Леми, лежит в тени и часто дышит. Арабы всех собак зовут одинаково: «келэп» — просто «собака». Но эта так похожа на кекс — сверху шоколадная, а брюхо и лапы желтые. Кекс толстенький, лапы короткие, а на морде — две изюминки добрых глаз. Кекс смотрит на голубые гольфы, чуть двигает хвостом и замирает.
На игровой площадке девчонок уже нет — наверное, собираются в школу. Слуга Джон расчесывает траву граблями. Рядом с ним машинка для стрижки травы.
Джон — слуга для игр. Когда Аза и Леми играют в мяч, он бегает за укатившимся мячом, а потом расчесывает траву.
Здесь, на площадке, Вика и познакомилась с Азой и Леми. Она долго смотрела, как перебрасываются арабские девочки мячом, и все не решалась войти в игру. Но вот мяч прыгнул и покатился к живой изгороди.
— Джон! — сердито позвала Аза.
Слуга подобрал галабию и затрусил за мячом, а Вика помчалась вприпрыжку, опережая его. Ой, что тут началось!
— Мадемуазель! — завопил Джон, хватаясь за голову.
Бавваб Али провалился между стульями.
Мать Азы и Леми выбежала на балкон и стала звать Викину маму.
Мама обмерла: что случилось? Почему такой крик? Папа кинулся спасать дочку.
Долго разбирались, объяснялись жестами и по-английски. Наконец выяснили, что мадемуазель нельзя бегать за мячом. Она должна крикнуть слугу и ждать, пока тот положит мяч ей в руки.
Поэтому Аза и Леми такие ленивые и скучные. Ни на что их не подобьешь. В салочки играть — мишлязем: мадемуазель нельзя бегать. Манго рвать в саду — мишлязем: надо позвать слугу, он сорвет. Кормить со служанкой Сатхей желтых утят — мишлязем: мадемуазель не должна помогать слугам.
Дом у Азы и Леми огромный. Первый этаж — кухня, кладовки и каморки для слуг: Али, Джона, Сатхей и еще многих других. У арабов всю домашнюю работу делают мужчины, служанки только на кухне.
В нижний этаж вход со двора, а еда подается в гостиную на маленьком лифте. Аза и Леми ни разу в жизни не заглядывали на первый этаж своего дома — мишлязем.
С садовой дорожки — мраморная лестница на второй этаж, в холл. У бизнесмена средней руки и его жены — по этажу, а Аза и Леми живут на пятом.
Сейчас вся семья в сборе — пьют в холле кофе из крохотных, будто игрушечных, чашечек. Но больше крепкого кофе не выпьешь.
Аза и Леми сидят в арабской школьной форме — коротких полосатых халатах (в таких же ходят и мальчишки).
— О, мадемуазель Виктория, ситдаун плиз, садитесь, пожалуйста. — Хозяйка ставит перед ней игрушечную чашечку и запотевший бокал с холодной водой. Мать у Азы и Леми очень молодая, ее можно принять за старшую сестру.
Бизнесмен средней руки кивает:
— Хелло, — и смотрит на часы.
С Азой и Леми Вика разговаривает по-арабски, им не нужны переводчики, это взрослые без них не могут ни слова сказать. А с их родителями Вика с трудом объясняется по-английски.
Вика берет игрушечную чашечку и выпивает одним глотком. Аза и Леми чуть поднимают брови. Так пить кофе нельзя. Мадемуазель должна взять чашечку двумя пальцами, отставить мизинец и отпивать маленькими глоточками.
Но Вика торопится, новости прямо распирают ее. Она составляет в уме английскую фразу.
— Меня принимают в пионеры! — гордо объявляет она.
Аза и Леми смотрят равнодушно. Мадемуазель ничему недолжна удивляться.
— Что такое «пионеры»? — спрашивает хозяйка, обращаясь к бизнесмену средней руки.
— Хм… Вообще, «пионер» — значит, первый, — объясняет тот, — Пионерами называли первых колонистов в Западной Америке, которые истребляли местных индейцев.
— Нет, — теряется Вика. — Пионеры — это… это лучшие советские дети. И папа и мама — все раньше были пионерами, когда были маленькими. — Она разводит руками, пытаясь показать, что такое пионер.
Ах, как не хватает слов, ни арабских, ни английских, чтобы они поняли, и удивились; и обрадовались вместе с Викой.
— А-а, пионеры — это маленькие большевики, — догадывается хозяин.
Аза и Леми хлопают длинными ресницами, пьют кофе, отставив мизинец.
— А еще папа идет на прием к президенту Насеру, — выкладывает Вика вторую новость. Это-то должно их заинтересовать: Насер — их президент, они его выбирали.
— Насер… — говорит бизнесмен средней руки.
Он откидывается на спинку кресла и складывает руки на толстом животе. Он всегда говорит вот так, будто сам с собой, глядя в потолок выкаченными рачьими глазами.
— Насер обманул всех. Народ больше не верит ему. Амер, Богдади — все ушли от него. Он остался один. Один… — Отец Азы и Леми показывает волосатый палец левой руки, потом берет его правой, изображает на лице борьбу и сгибает палец.
Хозяйка толкает его ногой под столом и моргает на Вику. Но Вика все видит. Она мало что разобрала, поняла только, что бизнесмен средней руки не любит президента Насера. Но почему?
А Богдади и Амер — кто же не знает этих имен! А еще братья Салемы, Нагиб, Хусейн. Это — «Свободные офицеры», это они вместе с Насером совершили революцию в Египте. Как же они могут не верить своему командиру?
Надо спросить у папы. Сложная штука политика!
А Вике президент Насер однажды пожал руку. В самом деле! Год назад в Египет прилетал Председатель Совета Министров Советского Союза. Все советские специалисты собрались на аэродроме Каир-вест. Президент обошел всех и каждому пожал руку, и Вике тоже.
Арабы встречали президента и советскую делегацию от аэропорта до главной площади ат-Тахрир, размахивали красными и египетскими красно-бело-черными флажками и по-русски кричали: «Друж-ба! Друж-ба!» Разве они стали бы так радоваться, если бы не верили своему президенту?..
Азе и Леми пора в школу. Под окнами стоит Джон с двумя ранцами.
— Гуд бай, мадемуазель Виктория.
— Бай-бай, Вика.
Вика прощается и уходит.
Вот если бы Азе и Леми показаться в галстуке — все и без слов было бы понятно.
«Синдбад-мореход»
— Надо бы хлеба купить, — говорит мама. — И пирожных.
Все-таки праздник.
Черных сухарей много, целый чемодан. Но черный хлеб надо растянуть на полгода, до отпуска. Значит, по сухарику в день. А к обеду надо купить белых арабских булочек, тонких и длинных.
Булочные и кондитерские в Каире на каждом шагу, но покупать больше двух булок в одном магазине не принято — арабы едят мало хлеба/Чтобы накупить хлеба к обеду, придется обойти несколько магазинов.
Папа колеблется. Отпускать в город жен и детей без переводчиков нельзя.
— Ну, папочка!
— Туда и сразу обратно, — обещает мама.
— Ладно. В такой день… — папа разводит руками. — Одна нога здесь, другая там!
Мама и Вика берут кошелки, горсть разных монет и выходят из дому. «Синдбад-мореход» на соседней улице, а там можно спросить о ближайших магазинах.
Солнце уже накалило асфальт, лежит на нем зайчиками от стекол. Дома выглядывают из темной зелени в глубине дворов.
Глухих заборов здесь нет — решетки или живые изгороди из бугенвиллии или кактуса опунция. Дворы — на вкус хозяев: в одном бьет пенистой водой фонтанчик, в другом выложен из камня грот.
