Иван Василенко - Заколдованный спектакль
Собрали мы часовщиков, портных, лудильщиков и собственными руками переделали купеческие хоромы в клуб. Тем временем товарищ Крутоверцев подыскал нам режиссера, хорошего такого старикана. Короче, завелся у нас свой театр. Поначалу приготовили мы Бедность не порок". Я - в роли Любима Торцова, Труба Гордей Торцов. И только разослали пригласительные билеты - на тебе: немцы! Будь они прокляты! Еле ноги унесли мы из Харькова.
С тех пор и блуждаем. То на гайдамаков, как сегодня, наткнемся, то на казаков. Потеряли топор, пилу махновцы отняли, мой сапожный инструмент в Харькове остался. Так и мыкаемся...
К НАМ В ОТРЯД
Небо на востоке уже позеленело, когда Артемка кончил свой рассказ.
Теперь я видел своего друга ясно. Да, изменился он. И не в том была главная перемена, что вытянулся, что над губами появился пушок, а в новом выражении лица. Говорит, смеется, а все будто прислушивается к чему-то, будто все чего-то ждет.
- Куда ж вы теперь? - спросил я. Артемка махнул рукой на север.
- Я б уже давно там был, да разве с ним проскочишь незаметно!
Он сурово оглядел своего спутника, но не выдержал и усмехнулся:
- Видишь, какая верста!
Когда Артемка рассказывал о своих приключениях у гимназистов, я все время думал, что за человек с корзиной, по имени Дмитрий Дмитриевич, прятал у него в будке нелегальные книжки. Уж очень, по описанию Артемки, похож он на нашего командира, на товарища Дмитрия. Теперь я спросил:
- А не помнишь, как была фамилия того человека с корзиной? Дмитрия Дмитриевича?
- Попов, - без затруднения ответил Артемка. - А что?
- Попов! - воскликнул я. - Ну, так это командир нашего отряда.
- Да неужто? - обрадовался Артемка. - Вот бы повидать его!
- Что ж повидать! Вам бы совсем в наш отряд зачислиться. Как ты насчет этого?
- Я?.. Господи!.. - всплеснул Артемка руками. - Да хоть сию минуту!
Он наклонился к Трубе и затормошил его:
- Вставай! Будет тебе спать. Пошли!.. Я на часок отлучился, узнал, в каком направлении ушли из балки гайдамаки, и опять вернулся в рощу.
Через несколько минут мы уже шагали по степи. Взошло солнце, и вся степь, окропленная росой, так и заискрилась, так и зазвенела от пения птиц, пересвистывания сусликов, скрипа сверчков. Мы шли веселые, и нам даже не хотелось спать, хотя всю ночь мы с Артемкой за разговорами глаз не сомкнули.
Впереди шагал Труба. Решение Артемки вступить в отряд он выслушал молча, хмыкнул и перекинул через плечо тощий мешок с сухарями. Так, молча, и шел. Но вид ожившей под солнцем степи затронул в нем какие-то чувства. Он вдруг подогнул ноги, а руки с опущенными вниз кистями поднял до уровня плеч и, сделавшись похожим на суслика, когда тот стоит на задних лапках и перекликается со своими товарищами, свистнул. Ему тотчас ответил настоящий суслик, за ним - другой, за другим - третий. Труба хитровато подмигнул:
- Вот как я их обдурил!
И, довольный, зашагал дальше. Он то звенел жаворонком, то плакал чибисом, то скрипел кузнечиком, пока вдали не показались двое всадников с винтовками. Тут Труба охнул и присел за копной.
"Неужели казаки?" - подумал я. Но всмотрелся и узнал наших. Впереди ехал богатырь Дукачев, шахтер с Чистяковского рудника. Издали он казался скачущим монументом. Другой всадник все время взмахивал руками, будто хотел оторваться от седла и полететь впереди лошади. Конечно, это был Ванюшка Брындин, коротконогий весельчак из деревни Тузловки. Всадники доскакали и круто остановили лошадей.
- Ты где пропадал? - сердито крикнул Дукачев. С широкого и такого темного лица, будто с него до сих пор не сошла угольная пыль, смотрели строгие серые глаза, но я отлично понимал, что Дукачев делает только вид, будто сердится.
Я рассказал о гайдамаках, потом кивнул на Артемку:
- Друга вот встретил. Пять лет не видались.
- Слыхал? - подскочил Ванюшка в седле. - Друга дорогого встречает, тары-бары растабарывает, а мы гоняй из-за него лошадей!
Он хотел еще что-то сказать, но вдруг схватился за винтовку:
- Товарищ Дукачев, гляди!
Из-за копны высовывалась рыжая кепка.
Артемка смущенно улыбнулся.
- Его гайдамаки шомполами побили, так он теперь боится всех, у кого винтовки... Вылазь, - ласково сказал он, - не бойся.
- А я и не боюсь, - басом ответила кепка. - Я тут харчишки на всякий случай прятал.
С выражением деловитой озабоченности из-за копны вылез Труба. Кони под всадниками беспокойно переступили ногами.
- Это что за чучело? - удивился Дукачев.
- Это свой... В общем, подходящие люди. Актеры, - сбивчиво сказал я. - К нам в отряд зачисляться хотят.
- Во! - повернулся Дукачев к Ванюшке с едва заметной усмешкой. Пополнение... - Но тут же сдвинул брови и сурово сказал: - Бойцы нам нужны, а не актеры. Балагуров у нас и своих хватает. Ну, да это дело командира. Ты там был? - спросил он меня.
- Был, - ответил я.
- Садись на коня и скачи со мной. Актеров Ванюшка приведет. Слезай, Ванюшка.
- Чего? - сделал Ванюшка вид, будто не понимает. - Того. Слезай, и все. Костю надо к командиру доставить.
Ванюшка нехотя полез с коня:
- Дослужился - к актерам в поводыри... Я взобрался на поджарую Ласточку, и мы поскакали. Миновали посты, обогнули высокий черный конус террикона1 с висевшей над самой вершиной вагонеткой (в ней сидел, никому не видимый, наш наблюдатель) и въехали в бурую от пыли улицу. Тут только придержали коней и поехали шагом. Я спросил:
- А что, правду говорят, будто поблизости где-то негр работал забойщиком?
- Ну, правду, - просто ответил Дукачев. - Чего ж тут особенного?
- Да так это я... А случайно не знаете, как его звали?
- Негра? Джимом звали. Джим Никсон, А что?
- Джи-имом... - разочарованно протянул я и больше уже ни о чем не спрашивал.
ВИНТОВКА
Домики поселка Припекино скучились вокруг шахты, которую когда-то разрабатывали французские акционеры. Шахта бездействовала и поэтому не привлекала к себе внимания белых. Наш отряд и разместился здесь. Недалеко от поселка начинались глубокие овраги, дальше шумел камыш, а еще дальше темной зубчатой стеной тянулся лес. Все это было тоже на руку отряду: если мы не хотели принять неравный бой, то быстро оставляли поселок и исчезали в оврагах или в лесу.
Командир помещался во втором этаже серого угрюмого здания, где раньше была контора. Увидя меня из окна, он покачал головой Я быстро взбежал по ступенькам и раскрыл дверь. Командир стоял у стола, коренастый, с седыми висками, в потертой кожаной тужурке.
- Почему опоздал? - поднял он на меня свои темные спокойные глаза.
Я объяснил.
- Много в Щербиновке офицеров?
- А там одни офицеры да юнкера. Да еще кадеты. Это ж не казаки, это, кажется, дроздовцы. Оружия у них много. Я так понял, что они скоро из Щербиновки уйдут догонять своих.
- Да.. - раздумчиво сказал командир, - оружия у них должно быть много. Ну, отдыхай пока.
- Дмитрий Дмитриевич, - сказал я, считая, что служебный разговор уже окончен и командира можно называть по имени-отчеству, - вам до революции не приходилось распространять книжки? Те вот, недозволенные?
- Приходилось. Все мы распространяли. А что?
- Так... Может, и до самого моря пробирались?
- Пробирался и до самого моря. Да в чем дело?
- Это я просто так. А можно к вам привести своего Друга?
Я рассказал о встрече с Артемкой, не называя его по имени.
Командир подумал.
- Приведи на митинг, там и поговорю с ним. Сегодня к нам еще семнадцать шахтеров прибыло.
Я спустился вниз и пошел встречать Артемку.
В каждом дворе курился очажок, и от курного угля во всем поселке пахло, как в кузнице. Походной кухни в нашем отряде еще не было, люди обслуживали сами себя: кто пек в золе картошку, кто варил в котелке кулеш, кто кипятил чайник. Партизаны сидели на завалинках, лежали в тени под деревьями, группами расхаживали по улицам. На одних были солдатские гимнастерки и башмаки с желтыми обмотками, на других - обыкновенные пиджаки, и только перекинутые через плечо винтовки показывали, что это народ военный.
Выйдя за околицу, я тотчас увидел вдали знакомые три фигуры. Над степью дрожало марево, и мне казалось, что они бредут по колено в воде. Я побежал им навстречу.
- Принимай приятелей, - дружелюбно кивнул Ванюшка. Видимо, по дороге он успел с ними и познакомиться и сойтись. - Ничего, народ занятный. Только в военном деле ни бум-бум не смыслят. - Ванюшка покрутил головой. - Я спрашиваю: "Что такое ложа?". А этот вот, длинный, отвечает: "Ложа - это место такое в театре, для публики". Вот как он про винтовку понимает, - Ничего, - без обиды сказал Артемка, - научимся. Все четверо - Труба, Артемка, Ванюшка и я расположились в деревянном сарайчике с продранной крышей]. Через крышу виден был голубой кусок неба, и все время доносился шелест липы, протянувшей над нашей "квартирой" свои ветки.
Труба оказался отличным поваром: из горсти пшена, кусочка старого сала и пучка укропа он сварил такую вкусную, ароматную кашу, что Ванюшка выскреб из котелка все до последней крупинки да еще и ложку облизал. После обеда Труба растянулся на полу с явным намерением поспать. Заметив это, Ванюшка принял строгий вид:
