Мариэтта Чудакова - Не для взрослых. Время читать!
Толстой и сам четыре года служил на Кавказе, во время нескончаемой Кавказской войны, которую вела Россия, пока не подчинила наконец Северный Кавказ.
В рассказе всех горцев называют «татарами», хотя татар на Кавказе и не было – просто тогдашние «простые» люди (а Толстой пишет как будто не от себя, а от лица простого и даже простоватого участника этой войны) знали в России только одних мусульман – татар. Ну и всех других мусульман – аварцев, чеченцев – «записывали» в татары.
«На Кавказе тогда война была. По дорогам ни днем, ни ночью не было проезда. Чуть кто из русских отъедет или отойдет от крепости, татары или убьют, или уведут в горы». И дальше – история пленения двух русских офицеров, Жилина и Костылина, и их неудачных побегов. И вот пленники ждут денег из дому – «татары» обещали их за выкуп выпустить. Вернее, Костылин ждет, а Жилин нет – он нарочно послал письмо с неверным адресом, потому что точно знает, что у его матери денег нет.
И «татары» под пером Толстого оказываются все разными. Один относится к пленникам неплохо, а другой требует от него убить русских, а не держать их в ауле.
И Жилин, который за время плена стал «немножко понимать по-ихнему», спрашивает своего хозяина:
– Что это за старик?
Хозяин и говорит:
– Это большой человек! Он первый джигит был, он много русских побил, богатый был. У него было три жены и восемь сынов. Все жили в одной деревне. Пришли русские, разорили деревню и семь сыновей убили. Один сын остался и передался русским. Старик поехал и сам передался русским. Пожил у них три месяца; нашел там своего сына, сам убил его и бежал. С тех пор он бросил воевать, пошел в Мекку Богу молиться, от этого у него чалма. Кто в Мекке был, тот называется хаджи и чалму надевает. Не любит он вашего брата. Он велит тебя убить; да мне нельзя убить – я за тебя деньги заплатил; да я тебя, Иван, полюбил; я тебя не то что убить, я бы тебя и выпускать не стал, кабы слова не дал. – Смеется, сам приговаривает по-русски: «твоя, Иван, хорош, – моя, Абдул, хорош!»
А особенно полюбила Жилина дочка хозяина, девочка Дина. И однажды подошла она к его яме (а после неудачного побега их держали уже в яме), «присела на корточки, коленки выше головы торчат, свесилась, монисты висят, болтаются над ямой». Он стал бросать ей игрушки, которые наделал для нее, сидя в яме. «Не надо, – говорит. Помолчала, и посидела, и говорит:
– Иван, тебя убить хотят. – Сама себе рукой на шею показывает.
– Кто убить хочет?
– Отец, ему старики велят, а мне тебя жалко».
3Вообще не знаю другого русского писателя, кто бы так, как Толстой, понимал и чувствовал Кавказ, особенные черты быта, особый склад личности горцев (а люди, всю жизнь живущие в горах, – даже разных национальностей – имеют общие черты: суровый быт их определяет).
Напомню еще раз удивительно простые слова, которыми сообщает нам Толстой – «На Кавказе тогда война была».
Написать просто – это самое трудное. И вся повесть «Кавказский пленник» написана именно так, что она понятна даже тому, кто первый раз в жизни взял книжку в руки. Толстой не смущается тем, чтоб употребить просторечный оборот (например – «шарит по нем» вместо – «по нему») – будто о том, как Россия завоевывала Северный Кавказ (сегодняшние Чечня и Дагестан) рассказывает человек не очень-то образованный.
Там воевали русские офицеры. И Толстой сумел увидеть все происходящее взглядом писателя, который одинаково хорошо понимал совсем разных людей, в том числе и людей разных наций – не только русских. Он умел чувствовать за всех и горевать обо всем сразу.
В повести дальше – очень трогательные картины. Как Костылин – «мужчина грузный, пухлый», из-за которого один раз уже не удался побег, – отказывается от второй попытки.
«Нет, – говорит, – уж мне, видно, отсюда не выйти. Куда я пойду, когда и поворотиться сил нет?
– Ну, так прощай, не поминай лихом. – Поцеловался с Костылиным».
А Жилину помогает местная девочка Дина – тайком, конечно, от старших. Принесла длинный шест – он по нему выбрался из глубокой ямы; а Костылин так и остался в ней. Но надо же еще колодку с ноги снять – два таких тяжелых бруса, соединенных кольцами и замком. Каторжникам в России тоже надевали такие – потому их называли долго колодниками. («Колодников звонкие цепи / Взметают дорожную пыль...», – пелось в старинной песне.)
«Взял камень вострый, стал замок с колодки выворачивать. А замок крепкий, никак не собьет. Прибежала Дина, взяла камень и говорит:
– Дай, я.
Села на коленочки, начала выворачивать. Да ручонки тонкие, как прутики, ничего силы нет. Бросила камень, заплакала. Принялся опять Жилин за замок, а Дина села подле него на корточках, за плечо его держит. .Месяц встает. «Ну, – думает, – до месяца надо лощину пройти, до леса добраться». Поднялся, бросил камень. Хоть в колодке, да надо идти.
– Прощай, – говорит, – Динушка. Век тебя помнить буду.
Ухватилась за него Дина, шарит по нем руками, ищет, куда бы ему лепешки засунуть. Как заплачет Дина, закрылась руками, побежала на гору, как козочка прыгает. Только в темноте, слышно, монисты в косе по спине побрякивают».
Что было дальше – прочитаете сами.
А потом неплохо было бы взять да и открыть томик из собрания сочинений Пушкина (не представляю, чтобы у вас дома его не было) – и, не откладывая до лучших времен («Мы этого еще не прохо-ди-и-ли!..»), прочитать поэму Пушкина с тем же названием – «Кавказский пленник». Потому что Пушкина читать никогда не рано.
Тогда вы поймете, что Толстой недаром повторил название хорошо ему знакомой поэмы.
Там черкесы тоже привозят в аул схваченного ими русского офицера.
Он ждет смерти. Но полюбившая его юная черкешенка, узнав о том, что там, в России, он любит другую, – помогает ему бежать: «Найди ее, люби ее...».
Принесенной ею пилой пленник перепиливает кандалы, переплывает реку, оглядывается:
Глядит назад... брега яснелиИ опененные белели;Но нет черкешенки младойНи у брегов, ни под горой...Всё мертво... на брегах уснувшихЛишь ветра слышен легкий звук,И при луне в водах плеснувшихСтруистый исчезает круг.
ПРО ТОМА СОЙЕРА И ЕГО ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ КАЧЕСТВА
1А теперь вновь перенесемся через Европу, через Атлантический океан – на другой материк, в Америку. Там родился человек, который впоследствии стал писателем, взяв себе псевдоним Марк Твен.
И кто не прочтет до 16 лет три из множества написанных им книг, тот потеряет так много, что мы даже не знаем, с чем это сравнить. Ну, например – ни разу до этого возраста не прокатиться на роликах, не выкупаться в речке или хоть в пруду, а если речь о мальчике – ни разу не ударить по футбольному мячу!
Первая из этих книг – «Приключения Тома Сойера». Те, кто, как я, прочли ее своевременно, на всю жизнь получили пароль – первые ее строки, которыми могут перекликаться с сообщниками-читателями и всегда получат отзыв – строки следующие. В переводе Корнея Ивановича Чуковского они почему-то запоминаются навсегда.
«– Том!
Нет ответа.
– Том!
Нет ответа.
– Куда же он запропастился, этот мальчишка?.. Том!»
2Марк Твен много знал про жизнь мальчишек гораздо раньше, чем стал Марком Твеном.
Сэмюел Клеменс родился в 1835 году и с четырех лет жил в большой семье на берегу огромной реки Миссисипи, которая несла свои воды из свободных штатов Севера Америки на рабовладельческий Юг.
Почему, спросите вы, такая разница между Севером и Югом одной и той же страны? На Севере преобладали мелкие фермерские – то есть семейные – хозяйства, развивалась промышленность. А на Юге на огромных плантациях выращивали хлопок, табак и рис. И там придумали еще в начале XVII века врываться в Африке в поселения, захватывать целыми семьями людей, вести их через океан в цепях (по дороге часть умирала от голода, жажды, палящего солнца и болезней) – и дома обращать в рабство, заставляя работать на своих полях. Только в 1861 году – как раз в тот год, когда царь Александр II отменил крепостное право в России, – началась в Америке Гражданская война между Севером и Югом. Возглавил ее тогдашний президент Авраам Линкольн. Через пять лет южане потерпели поражение. Чернокожих американцев объявили такими же свободными, как все остальные. И через пять дней после этого расисты, которые всегда есть в любой стране (когда человеку нечем гордиться, он хвалится цветом своей кожи или волос, разрезом глаз и прочее, а непохожих на него готов убивать), застрелили президента Линкольна. Но война за реальное равноправие шла в Америке еще очень долго, и даже в середине минувшего века полицейские в одном из штатов каждый день сопровождали маленькую темнокожую девочку в школу и дежурили все уроки, чтобы всякие подонки ее не обижали. Сегодня, замечу, в давным-давно свободной для всех одинаково Америке, потомки этих рабов, никогда в глаза не видевшие Африки, стали называть себя афро-американцами и требовать от правительства огромных компенсаций за прежнее рабство их предков. Вот как плохо обращать людей в рабов! Бумеранг возвращается тогда, когда его уже и не ждет никто.
