Ефим Чеповецкий - Сказочные повести. Выпуск пятый
Колька хотел вскочить на ноги, но было поздно: проволочники и корнегрызы уже подрыли землю, подгрызли корни, и он вместе с пнем провалился в яму. Комья земли посыпались за шиворот и в ботинки, мелкая пыль запорошила глаза.
— Молодцы проволочники! Молодцы корнегрызы! — услышал Колька радостный голос Главного Короеда.
Пока Колька выбирался из ямы, пока протирал запорошенные пылью глаза, короедская армия ринулась мимо него в лес, и лохматые гусеницы поползли вверх по стволам молодых дубков и принялись есть листья.
Вдруг до Кольки донесся испуганный крик бабочки:
— Синицы!
— Синицы! Синицы! — подхватили остальные. — Они склюют наших гусениц!
— Синицы! — крикнул Колька. — Эй, синицы, сюда!
Но синицы не слышали его, они спешили, как было условленно, к Пионерской роще.
Быстрая стая промелькнула над лесом и скрылась.
И снова гусеницы принялись за свое злое дело. Их было так много, что на каждый лист приходилось по три, а то и по четыре гусеницы.
— Все пропало! — чуть не плача, сказал Колька. — И никто не знает, что мы здесь попали в беду.
Профессор вспоминает о Непарных Шелкопрядах
Профессор имел обыкновение про все, что он делал или видел, о чем слышал или думал, подробно записывать в толстую тетрадь. Потом он перечитывал свои записи и делал пометки.
Пометки были разного рода: короткие и длинные.
Когда Профессор писал одну букву «О», он радостно улыбался, потому что эта буква обозначала слово «Отлично». Он писал ее, когда все, что нужно, было сделано хорошо и до конца.
Иногда в тетради появлялась пометка из двух букв «Н. П.». Написав эти буквы, Профессор морщил лоб и прикладывал ко лбу указательный палец: «Н. П.» обозначало «Надо подумать».
Хмурился он и тогда, когда писал три буквы «М. С. Л.».
Это значило: «Можно сделать лучше». Профессор не любил плохо сделанных дел, и буквы «М. С. Л.» очень редко встречались в его тетради. А если и попадались, то вскоре, после того как они были написаны, в тетрадке появлялись сразу две пометки: «П» и «О». Первая значила: «Переделано», а что значила вторая, вы уже знаете.
Была и еще одна пометка. Ее Профессор сделал всего раз или два в жизни. После этого он целую неделю ходил больной и называл себя дураком и болваном. Эта пометка состояла из целых десяти букв: Г. Б. О. П. Н. Б. Д. С. Н. Т. и означала: «Глупость! Безобразие! Очень плохо! Надо было делать совершенно не так!».
Профессор любил короткие пометки и очень не любил длинные.
Проводив Кольку, Профессор сел на поезд и вернулся домой. Дома он развернул свою толстую тетрадь в зеленом переплете и описал все, что произошло за этот богатый событиями день. Описал прилет Воробья, Колькины приключения и разговор у Старого Дуба, записал он и все, что было там решено.
Окончив писать. Профессор перечитал написанное и с удовлетворением поставил букву «О».
— Отлично! Конечно, отлично! — приговаривал он. — Коля из врага стал другом леса. Против нападения короедского войска приняты меры.
И вдруг Профессор задумался и, зачеркнув «О», написал «Н. П.».
— Надо подумать, все ли нужные меры приняты? — сказал он сам себе и сам себе ответил: — Нет, не все. Мы не учли, что на Пионерскую рощу все же может напасть Непарный Шелкопряд. Может быть, Коля просто не заметил лохматых гусениц.
И Профессор, зачеркнув «Н. П.», написал «М. С. Л.».
— Конечно, это дело можно было сделать лучше. Необходимо было сделать лучше.
Профессор достал с полки самую толстую книгу, быстро пролистал ее, потом схватил листок чистой бумаги и стал быстро писать столбики мелких цифр. Он прибавлял, отнимал, делил, умножал целую ночь и, наконец, когда уже наступило утро, вывел крупными буквами: «Сегодня гусеницы Непарного Шелкопряда выползают из яичек».
— Что я наделал! — воскликнул Профессор. — Как я мог это забыть! Коля потому их и не видел, что они только сегодня должны появиться на свет.
Профессор перечеркнул только что написанные им три буквы «М. С. Л.» и, разбрызгивая чернила и ставя кляксы, через всю страницу начертил огромную, жирную, возмущенно кричащую каждой буквой, каждой точкой надпись: «Г. Б. О. П. Н. Б. Д. С. Н. Т.!!!»
Поставив последний восклицательный знак. Профессор схватил шляпу и выбежал на улицу.
Почему их нет в Пионерской роще?
Для Кольки время тянулось необычайно медленно. Никогда он не думал, что минуты могут быть такими длинными.
Зато Профессору никогда не казалось, что время летит так быстро.
«Только бы успеть, только бы успеть», — думал он, сидя в вагоне поезда, и не менее трех раз в минуту смотрел на часы.
Ему казалось, что поезд едет слишком медленно. На первой же станции он подошел к машинисту.
— Товарищ машинист, — сказал Профессор, — вы не можете ехать побыстрее?
— Поезд вдет точно по расписанию, гражданин, — ответил ему машинист.
— Но понимаете, если я опоздаю, то гусеницы съедят Пионерскую рощу.
— Не волнуйтесь, гражданин, — сказал машинист, — я вас прекрасно понимаю. Мы поедем так быстро, как только может паровоз, и даже еще быстрее. Гусеницы не должны съесть Пионерскую рощу.
Машинист повернул ручку, паровоз загудел и помчался вперед так быстро, как только мог, и даже еще быстрее. Весь путь от станции до Пионерской рощи Профессор бежал бегом.
— Непарный Шелкопряд! — крикнул он, увидев людей у Пионерской рощи.
Он был так взволнован, что даже не поздоровался, хотя всегда был очень вежливым и никогда не забывал говорить «здравствуйте», «пожалуйста» и «спасибо».
— Где Непарный Шелкопряд? — спросили лесники и юннаты.
— Здесь! У вас!
— У нас никого нет, — ответил лесник Федот Федотыч. — Ни одного жука, ни одной гусеницы.
— Сегодня гусеницы Непарного Шелкопряда выползают из яичек! — воскликнул Профессор. — Недаром жуки назначили поход на сегодня. Чтобы накормить гусениц, им надо много молодой листвы!
— Нет, не было здесь ни жуков, ни гусениц, — повторил Федот Федотыч.
Профессор хлопнул себя ладонью по лбу:
— Понимаю! Для молодых гусениц путь от Короедска до Пионерской рощи слишком велик. Они обязательно должны подкрепиться в дороге. А где они могут найти себе пищу? Конечно, в дубовой роще, возле Старого Дуба. Надо спешить туда.
Профессор поглядел на часы и схватился за голову:
— Они бесчинствуют в дубняке уже полчаса! Представляю, что там сейчас творится. Скорее, скорее туда!
Победа
Колька был в отчаянии.
— Все пропало! — твердил он. — Все пропало!
Так прошла целая минута, а может быть, две. Наконец он опомнился и с криком бросился к деревьям. Схватив ближайший дубок за тонкий ствол, Колька тряхнул его что было силы. Гусеницы дождем посыпались вниз.
— Так вас! Так вас! — кричал Колька, бегая от дубка к дубку.
Вдруг как будто хлопья снега залепили ему глаза.
«Бабочки», — догадался Колька и замахал руками, разгоняя их.
В ту же минуту он почувствовал, как кто-то клюнул его в ухо. Бабочки вмиг разлетелись, и Колька увидел Воробья.
— Ах, извини! — пискнул Воробей. — Я никак не предполагал, что кто-нибудь находится в этой стае.
— Ничего, мне не больно, — сказал Колька. — Скорее принимайся за гусениц.
— Гусеницами заняты кукушки, — ответил Воробей и полетел догонять улетавшую бабочку.
Колька поглядел на дубки и увидел в их густых ветвях множество синиц, кукушек и разных других птиц. С громкими криками они прыгали с ветки на ветку и одну за другой склевывали с листьев толстых лохматых гусениц с бородавками на спинах.
— Молодцы! — крикнул Колька. — Клюйте их, а я займусь жуками.
С дальнего конца лужайки на Кольку надвигалась черная жужжащая туча. Колька встал, крепко, как моряк во время шторма, расставил ноги и приготовился грудью встретить атаку.
— Эй! Короеды! Подходи, кто не боится!
Но короедское войско не останавливалось, казалось, никто не видел и не слышал Кольку.
Жуки действительно не слышали и не видели его. Их гнал вперед непреодолимый страх, такой страх, какого они не испытывали еще никогда.
Типограф споткнулся и сломал лапку.
— Подождите меня! — кричал он.
Никто, конечно, не обращал на него внимания. Тогда Типограф ухватился за проползавшего мимо него Майского Жука. Но жук неожиданно поднялся в воздух. Типограф, не удержавшись, полетел вниз и провалился в какую-то глубокую щель.
Черная туча налетела на Кольку и пронеслась дальше. Только тут Колька увидел, что от дороги и из леса идут люди с дубовыми листьями на фуражках, кепках, беретах, платочках, с такими же дубовыми листьями, какой дал Кольке Старый Дуб.
