Мария Северская - Самый романтичный выпускной бал. Большая книга историй о любви для девочек
– Хотелось бы исправить оценку, – упрямилась Соня.
– Тогда бери в оппонента новенького. – Учитель сел за стол.
– У нас темы разные.
– Ничего, я попробую, – стал выбираться из-за парты Тихон.
– У меня есть оппонент, – чувствуя, что зря ввязалась в эту игру, бестолково гнула свое Соня.
– Два оппонента лучше, чем один. Что у тебя? – Историк сиял. Давно на уроках истории не было такой активности. В физматлицее нажимали на точные науки.
– Общественные движения.
– Чудесно, а у Гладкого… – глянул историк на свой стол, куда новенький успел положить доклад, – «Изменение системы ценностей и утверждение новых форм общественного устройства». Вы почти совпадаете. Падалкин, ты не против сотрудничества?
Димочка улыбался. Он был не против.
– Отлично! Тогда начинайте.
Соня взяла в руки планшетник, коснулась его пальцами, заставляя ожить.
– К началу двадцатого века в России сложились три политических группировки. Первые – консерваторы, как их в России называли, «охранители», которые стояли на страже устоев самодержавия; либералы, сторонники западного пути развития, и радикалы – те, кто считал, что к идеальному устройству в России, к социализму, можно прийти только через революцию. Социальной базой для либералов были люди умственного труда. Порой слово «либерал» употреблялось как синоним слова «интеллигент». В основном либералы выступали в земствах, где они обсуждали и принимали свои программы, составляли обращения к властям, настаивали на созыве Учредительного собрания и учреждении Конституции. Но в целом про них можно сказать: «Много слов, мало дела…»
– Слово! – подпрыгнул наученный Димочка. – А как же либеральная весна тысяча девятьсот четвертого года?
Соня коснулась планшетника, прогоняя текст вперед. Где-то у нее тут было про назначение нового министра внутренних дел…
Найти не успела. Все еще стоящий около своей парты Гладкий заговорил:
– Но ведь земства были учреждены указом Александра Второго. Поэтому мы не можем начинать картину политических партий в России, говоря, что это больше присуще началу двадцатого века. Такая картина сложилась уже к середине девятнадцатого века.
Соня замерла. Александр Второй был убит народовольцами в восемьсот восемьдесят первом году. Движение петрашевцев… когда лучше начать?
– Реплику! – напомнил историк. – Не молчим.
– Революционное движение, так же как и либеральное, действительно зародилось в середине девятнадцатого века, и не имело четкой структуры, скорее носило стихийный характер, – выпалила Соня.
– А как же боевые ячейки черносотенцев? – Тихон говорил спокойно – ни сарказма в голосе, ни ухмылки на лице.
– То, что мы имели к началу двадцатого века, – звенящим голосом заговорила Соня, – было логичным завершением процессов века девятнадцатого и привело сначала к революции, созыву Думы и окончательному распаду империи в семнадцатом году!
Соня перевела дух.
– Браво! – воскликнул Тырин, и Ватикан наградил ее звонкими аплодисментами.
– Можно ли считать эсеров продолжателями идей народников? – не сдавался Гладкий.
Соня глянула на планшет:
– Можно!
Волнуясь, а потому местами прикрикивая, она стала быстро-быстро наговаривать свой доклад, пропуская те места, где должен был вступить Падалкин. Недовольно морщилась, когда ее перебивал Тихон, и вновь начинала тараторить, давая объяснения, с чем-то соглашаясь или нет.
Класс молчал.
– Ну что же, блестяще! – остановил их бесконечную перепалку историк. – Про фашизм и социализм мы поговорим в следующий раз. Тихон, ты не против? А пока засчитаем оба выступления как отличные.
На этот раз хлопал один Тырин. Медленно. Как будто камни бросал.
Не чувствуя под собой ног, Соня пошла к своему месту.
– Великолепно! – склонился к ней через проход Тихон.
– Я тебя убью! – вырвалось у Сони.
Она быстро глянула на него и тут же отвела глаза. Увидела, как ухмыляется Макс, как вопросительно приподняла бровку Томочка, как улыбается своей сухой улыбкой Димочка. Катрин так вообще сидит с видом объевшегося чеширского кота, который вот-вот исчезнет, и от него останется…
– Да, было интересно, – громко произнес Гера, садясь ровнее. – Я бы сказал, забавно.
– Внимание! Новая тема! – напомнил о себе историк.
Новая тема Соню не занимала.
– Послушай! – кинулась она к новенькому, как только прозвенел звонок. – Ты можешь меня не трогать?
– Могу, – легко согласился он. – Да я и не трогаю. Просто хотел помочь!
– У меня уже есть парень! Понял? Есть! И дружить я с тобой не хочу!
Откуда взялось это детское слово «дружить»? Сказала бы лучше «общаться»! И, чтобы сразу все стало понятно, чтобы больше не задавали вопросов, рванула к выходу:
– Падалкин! Подожди!
Соня побежала по проходу, сумкой снося еще не убранные учебники и тетради. Подхватила Димочку под руку:
– Спасибо! – и поцеловала его в щеку.
Или не поцеловала? Ведь могло же и показаться.
Щека Димочки наливалась медленно краснотой.
Не показалось. Поцеловала. У всех на виду.
– Ты сейчас куда? – спросила вдруг охрипшим голосом.
– Куда все, – растерялся Димочка. Приподнял руку, чтобы коснуться щеки, но не завершил движения. Замер.
Мимо, весело улыбаясь, протопал Фил. Он в этой игре участия не принимал.
– Вот и пошли! – Соня дернула Димочку за локоть. Но Падалкин словно прилип к полу.
– Куда?
Димочка осторожно взял свою сумку, словно боялся, что его сейчас уведут без вещей.
– Куда все! – бодро отозвалась Соня.
Но все сейчас, к сожалению, шли кто куда, потому что урок был последний и народ стремительно разлетался по курсам и репетиторам. Вот и Димочка убежал на тренировку. Вышедший в коридор Макс поднял голову, словно гончая – то ли прислушивался, то ли принюхивался.
– О! – поднял он палец и убежал к лестнице.
Чего это его так возбудило? Хотя… вроде как кричали на пятом этаже. И топали. И падали. И мяч стучал.
Тихон пошел следом. Ничего не сказал. Только из-за поворота послышалось: «Максим! Можно тебя?»
– А не устроить ли нам вечеринку?
Тырин являл задумчивость.
– По случаю чего?
– Надо же как-то новенького вводить в коллектив.
Мысленно Соня застонала. Славку не поймешь: то у него одно, то другое.
– Зачем?
Соня столько боролась с Гладким, что одна мысль: теперь он может стать одним из них – ввергала в ужас.
– Правильно. Незачем. Проведем вечеринку просто так. И кстати – за тобой кино! Ты обещала.
– Когда?
– Когда в любви мне признавалась.
– Это когда ты мне про дизентерийных амеб говорил?
Славка прищурился. Он был очень хитрый, командир их маленького дружного отряда Слава Тырин. У него всегда в голове были прожекты, планы, выстраивалась цепочка взаимоотношений.
– Позвал бы ты Леночку, – грустно произнесла Соня. – А то она от тебя уйдет к Гере. Вон он как красиво глаза к потолку закатывает.
– Все к Гере уйти не могут. Давай сегодня в кино.
– У меня курсы до девяти.
– Жаль.
Он тоже пошел к лестнице. Соня провожала его взглядом. Славка всегда был склонен к театральным жестам. Сейчас доберется до поворота, может быть даже повернет, но вновь появится. Как бы ставя красивую точку в бестолковом разговоре.
– А с новеньким ты поосторожней. Я недавно телевизор смотрел, показывали «Их разыскивает полиция». Я долго думал, кого он мне напоминает. Сейчас только догадался. Точно! Маньяк!
– И физический гений, – согласилась Соня.
Чем-то новенький пробил Большого Брата – физик был к нему теперь особо расположен, пару раз ходил с ним к директору. Натаскает его на золотую медаль, не иначе.
Все эти мысли рождали в душе раздражение. На себя, на новенького, на весь мир. И почему все меняется не в лучшую сторону?
Утро следующего дня началось с неожиданного явления.
Дверь кабинета распахнулась, изрисованная сумка, бряцая значками, пролетела заданную траекторию.
– Бунин! – вступил в класс Макс.
– Куприн, – поправил русиш. – «Гранатовый браслет».
– О! Можно стих?
– Прозой, Максимов.
Макс смело шел от двери к своему месту.
– Прозой я не могу! Только высоким штилем.
Вася с Федей шмыгнули к ближайшей парте.
На порог ступил Тихон.
Русиш, уже открывший рот, чтобы сделать Максу очередное замечание, вопросительно глянул на Гладкого.
– Извините, Сергей Юрьевич, можно войти? – пропел тот звонко.
В вопросе его не было и сомнений в том, что его пустят.
– Заходи, Гладкий. А ты почему задержался?
– Непредвиденные обстоятельства, – все так же бодро отрапортовал Тихон. – У меня предложение. Давайте устроим суд.
– Над кем? – мгновенно отреагировал Тырин.
– Над Желтковым из «Гранатового браслета». Правильно ли он сделал, что застрелился. И как наши поступки влияют на других людей.
– Очень интересная тема! – Русиш даже сделал несколько шагов к Тихону. – Два дня на подготовку хватит?
