Борис Привалов - Сказ про Игната-хитрого Солдата (c иллюстрациями)

Из возка степенно вылез толстенький губошлёп Голянский.

Навстречу ему с княжеского крыльца уже спешили Парамон со Спирькой.

— Вести от графа Темитова, не иначе, — сказал Игнат. — Надобно их узнать.

Заметался по двору Спирька, замельтешили слуги.

В кухне повара спешно разводили огонь под котлами.

Стоеросов, радостно улыбаясь, поведал Голянскому историю с чудесной находкой перстня.

— А в прошлый раз солдат моего коня отыскал! — зашлёпал губами Голянский. — С таким, колдуном, князь, не пропадёшь. Дай припомню, что у меня за прошлый год пропадало… может, и это сыщет.

— Да, вот в прежние времена, — оседлал любимого конька князь, — у меня в дворне кого только не бывало! И колдуны, и знахари, и скоморохи…

— Граф пожалует через день, — сообщил Голянский. — Нужно будет его принять по-царски.

— Князья Стоеросовы никогда не ударяли лицом в грязь! — гордо промолвил Данила Михайлович и распушил бороду. — Гостеприимством наш род славился исстари!

Повара потащили яства на стол, начался ночной пир.

…А поутру, на рассвете, прибежал в княжеский терем Яков и сказал, едва переводя дух:

— Князь-батюшка… в селе все избы пустые стоят… ни скотинки, ни животинки… Мужиков, баб, старых и малых, как корова языком слизнула… И в деревнях за рекой то же… И в сельце…

— Что ты городишь? — воскликнул пьяный князь. — Куда же они могли деться?

— Ушли… все ушли… избы пустые стоят, — растерянно повторял Дурында.

— Да что вы, с ума посходили? — завопил Голянский. — Как это… ушли. Сюда граф идёт с солдатами! Он же нас всех порешит, если никого в деревнях не застанет!

— Погиб, князь, как швед под Полтавой, — толкнул Спирьку в бок Игнат. — Теперь он всё одно что генерал без армии.

Спирька сверкнул змеиными глазками:

— Знаю, кто нас выдал… Не жить теперь Дурынде!

— А жить парню Якову! — весело подмигнул Спирьке Игнат.

— Князь-батюшка, — поклонился Спирька. — Мужиков теперь не вернуть — в болота они ушли, не иначе. Тропки там только им ведомы: хоть всю армию царскую граф призовёт на подмогу — ничего не найдёт.

— Погибель моя пришла! — повалился на разноцветные подушки князь Стоеросов. — Парамон, пьявок!

13. Солдат и граф

— Отгадай, что я думаю? — спросил царь.

— Думаешь: «Ах молодец игумен монастыря», а я-то и не игумен, а солдат отставной…

ока в княжеском теремке ахали да охали, заря подошла утренняя.

Игнат улучил момент, взял коня — и с усадьбы долой.

Издали увидел: крылья у мельницы вертятся. Прискакал: ворот крутится, бадейки воду в жёлоб льют. А на поле кое-где уже колоски головы поднимают, то там, то тут васильки синеют. Значит, ожила земля!

Длинный, нескладный бобыль Савушка, в посконной белой, словно мукой обсыпанной, рубахе, ждал Игната.

— Все ушли, всё! — радостно сказал Савушка, — Я остался за водой приглядеть. А дед Данилка по болоту туда-сюда ходит — путь на острова указывает.

Савушка рассказал, что на больших островах, куда постепенно угоняли весь скот, теперь целые деревни из шалашей и хижин выросли.

— Хоть сто графов пусть туда приходят — не найдут! — уверенно проговорил Сава. — Отсидимся! А за себя не боюсь — кому я один нужен-то?

…Возле избушки на колоде сидела и грелась на солнце бабка Ульяна.

— Тебя жду, — сказала она, завидев Игната. — Одна вот осталась. Стёпка-егоза и та в болота ушла.

— Спасибо, бабушка! — Игнат соскочил с коня, сел на крыльцо, в тень.

— Дурында… то бишь Яков-то, передал тебе слова мои? — спросила Ульяна.

— Пусто в клети, хоть шаром покати, — усмехнулся Игнат. — У меня — как гора с плеч. Ушли, значит, все.

— Все да не все, — послышался голос Демида.

Чёрная борода его. казалось, ещё больше скособочилась, глаза весёлые искрились, как росинки на солнце.

За ним вошёл во двор и Василий.

— Отчего вы здесь? — вскочил на ноги Игнат. — Батогов княжеских захотелось? Почему остались, уговор нарушили?!

Демид и Василий дружно рассмеялись. Демид — громко, раскатисто, а Василий, как ёжик, — фырфыр-фыр.

— Солдаты завтра придут, — сказал Демид, — а ночью нас уже не будет. А без солдат кто с нами тут справится? Ни Спирька-Чёрт; ни поп Парамон сюда и носа не сунут.

— Мы бы ушли вместе со всеми, — проговорил Василий, — да оказия приключилась.

— Чудо! Право слово — чудо! — захохотал Демид.

…Ночью дед Данилка и Сава повели тайными путями первых крестьян на болотные острова. Демид и Василий должны были идти позже.

Жили братья на одной улице, но в разных концах. У Демида детишек, что пальцев на руке, — пятеро. А у Василия и того больше — семеро, мал мала меньше.

Начал было грузить Демид мешки скрепой и горохом на старую повозку, посчитал — шесть, полдюжины.

«Маловато, конечно, — подумал Демид, — но ведь у Василия и того меньше, а ртов куда больше. И все есть хотят. Надо бы брату помочь… Да так, чтоб он и не заметил. Узнает — нипочём не возьмёт ни горошины. Гордый!»

Демид взял мешок и пошёл к Василию. Луна за какую-то тучку зацепилась — на улице темень.

От избы к избе мужики сновали, во дворах последние узлы вязали, никто на Демида внимания не обратил.

Во дворе у Василия всё сложено-уложено. Ребята в избе шумят. Демид быстро сбросил мешок и назад.

Прибегает на свой двор. Что за чудо: как было у него полдюжины мешков, так и осталось полдюжины! Сам ведь считал — неужели ошибся? Что ж, тем лучше — ещё один мешок с горохом Василию можно отнести!

Ухватил Демид мешок, побежал к брату. И снова ему повезло: на дворе никого. Собака Демида узнала, ластится к ногам, урчит. Свалил мешок, сел, дух перевёл. Потом со двора бочком-бочком и бегом домой.

Прибежал. Вот так диво! Как, было мешков шесть, так и лежат!

«Что-то тут неладно!» — решил Демид. Сел на мешок, стал думать ничего не придумал.

Потом ещё два мешка отнёс Василию, а мешков не убывает. Что за колдовство!

«Никуда не пойду, пока не узнаю, в чём дело!» — решил Демид и спрятался за мешками, стал ждать.

И увидел: вошёл к нему во двор тихо-тихо брат Василий с мешком. Только сбросил его, как заметил Демида.

— У меня вроде гороха хватает, — смущённо и растерянно молвил Василий. — Тебе вот помочь надумал. Помнилось мне, не уродился горох у тебя в прошлом году…

— Пока я тебе мешок несу, ты мне успеваешь мешок принести! расхохотался Демид. — Так мы и не соберёмся никогда!

И верно, когда за ними пришёл Савушка, то братья — одни из всех — не были к переходу готовы.

— Вот и припоздали из-за чуда! — весело закончил Демид.

…Посмеялся Игнат над приключением братьев.

— А я ночку у князя провёл — словно среди волков в лесу побывал, сказал он. — Спирька норовит своё ухватить, Парамон — своё, князь их обоих объегорить старается. Да ещё боярин от графа прибыл, Голянский.

Игнат встал, шагнул к коню:

— Князь, верно, сейчас не спит, думу думает. Поеду помогу ему думать!

— Береги себя, Игнатушка! — по-матерински сказала бабка Ульяна.

…Данила Михайлович Стоеросов впервые за многие годы не лёг в это утро спать.

По двору усадьбы, как сонные мухи, бродили слуги, конюхи, повара: пока князь бодрствовал они тоже не осмеливались отправиться на боковую.

А князю было не до сна. Голянский, поп Парамон и Спирька сидели вокруг низкого турецкого дивана, на котором возлежал князь. Как спастись от гнева графа Темитова — вот что волновало всех.

— Видел я вчера сон: двугорбого коня, — промямлил Стоеросов. Прозывается тот конь «верблюд». К чему бы это?

— К добру, князь-батюшка, к добру, — рассеянно проговорил Спирька. Горбы — к прибыли…

Голянский пошлёпал губами и молвил ехидно:

— Сны-то вы знаете! А вот царёв указ про тех бояр, кто обманом живёт, запамятовали?

— Ты о чём там? — тихим голосом спросил князь.

— Тех, кто обманул, бьют батогами, а имущество отбирают! — Голянский с усмешкой оглядел приунывших князя и слуг. — Вот что с вами будет!

— Мы-то здесь сбоку припёка! — угодливо заглянул в глаза Голянскому Спирька. — Мы людишки мелкие, подневольные.

— У нас деревень да сёл нет, — проговорил поп Парамон. — С нас что возьмёшь?

— Да, были времена… — застонал князь. — Бояр уважали, почитали. Как жили в старину! А ныне… Парамон, дай свежую пьявочку!

— Ну, мне недосуг, — сказал Голянский, вставая. — С вами сам под батоги попадёшь! Пойду отдохну. Всю ночь скакал, не спал. Завтрак мне велите в мои покои подать! Да чтоб, меня не тревожил никто!

И Голянский, сопровождаемый угодливо хихикающим Спирькой, удалился.