День числа Пи - Нина Сергеевна Дашевская
Конечно, мои «Деревья» по сравнению с этим – праздник в детском саду.
Второе произведение Валя играет на рояле. Я слышу, как гармонии переходят одна в другую; как она берёт вторую низкую – неаполитанский секстаккорд; и как это необычно. А потом начинается фуга: повторение темы в разных голосах, и я вижу, какая стройная выходит у неё конструкция, крепкая и лёгкая. И тут я уже забываю про свою сегодняшнюю неудачу, просто слушаю, и всё.
* * *
Герда остаётся на обсуждение, а я иду в двадцать пятый. Тут полно народу. Мне хочется подойти к Вале, но у неё какое-то чужое лицо. И я со своим чаем ухожу на подоконник.
С кофейным аппаратом воюет незнакомая старуха, похожая на бабу-ягу. У неё огромная бородавка на носу. Откуда такая? Не видел раньше. Сам я кофе не пью, но у меня же Герда есть – так что я кофейный специалист.
– Давайте я вам помогу!
– Спасибо, мальчик, – слышу я нежный голос и оглядываюсь – кто это сказал? Не могу поверить: это старуха! Заколдованная принцесса она, что ли?
– Не за что, – бормочу я.
И тут она продолжает:
– Ты свою пьесу играл после Баха? Сам сочинил?
Я сглатываю и киваю. Слышала меня! И разбирается!
– А у меня внучка музыку пишет. Пойдём, я вас познакомлю!
Я в некотором ошалении двигаюсь к Валиному столу. Валя всё с таким же каменным лицом двигает меня ногой под столом. И только тут понимаю, что она еле сдерживает хохот!
В общем, я был сама галантность с Валиной бабушкой, угощал её печеньем «Зоопарк» и слушал, какая Валечка талантливая, в три года подобрала на пианино концерт Рахманинова (ну, или что-то вроде того; Валька меня под столом испинала, чтобы я не воспринимал всерьёз). А потом ноктюрном Шопена зазвонил телефон, и бабушка начала туда кричать: «У Валечки на концерте!» – и ушла с телефоном в коридор.
– А ты очаровал бабушку. Даже не думала, что так можешь, – говорит Валя.
Но мне не до бабушки. У меня даже ладони вспотели: что Валя скажет про мою музыку?!.
– Последняя «до» в Бахе у тебя была очень красивая, – внезапно говорит она. Очень серьёзно.
Что, и это всё?!. Всё, что я заслужил?..
– Только знаешь… Вот ты ошибся, и всё время думал об этом. А надо же дальше играть. Вообще неважно, что ты слетел с текста, – должен играть, жить дальше! Всё равно ничего не исправишь. Подумаешь об этом после концерта; а сейчас – играй!
А ведь она права! Я всю Прелюдию не мог избавиться от этой ошибки в голове. И ведь Т. говорила то же самое: «Ты думаешь назад».
– А чего, «Деревья» совсем не понравились? – не выдержал я.
– А я же их знаю. Ты, кстати, раньше лучше их играл.
– Откуда знаешь?!.
Валя посмотрела мне в глаза и тихо сказала:
– Я иногда подслушиваю под дверью.
И опять стала смотреть в окно. И сразу вернулась её бабушка.
Я даже не сказал, как мне понравилась Валина музыка. Не успел.
Потом в двадцать пятый стремительно влетела Герда, и я с облегчением оставил Валю с бабушкой. Бедная Валя, конечно. Например, в Питер её точно не отпустили бы.
– Чего Баха стал играть? Сырой же, – сразу спрашивает Герда, не глядя на меня.
Злится. Не оправдал.
– Не сырой, – говорю я. – Я не знаю, почему ошибся.
– Ошибся – не страшно; надо было выплыть и дальше играть, а не рефлексировать, – она как будто повторяет Валины слова. – Нужно чаще выступать, иначе не научишься волнением управлять.
– Может, мне вообще не надо? Выступать? Не обязательно же?
– Обязательно. Ты сам с собой хочешь играть? Зачем? Это эгоизм! В общем, перед отчётным ещё устрою тебе концерт, обыграешься.
– Отчётным?.. Я разве прошёл?
– Ты что, сомневался? Думаешь, такие виолончелисты на дороге валяются?!.
* * *
Я даже не успел обрадоваться, что прошёл на отчётный. Конечно, надо опять играть, и страшно; какой же я трус! Зато «на дороге не валяюсь», и потом…
И тут тренькнула смс.
«Питер отменяется», – прочитал я. Ещё прочитал, и ещё. Не понимаю ничего. Как так?!.
«Почему???»
«Я уезжаю», – написала Т.
«Куда???»
«В Ригу».
«То есть только у тебя отменяется?»
«Ну да. Повеселитесь там без меня».
Чёрт. Ну как так можно, почему она уезжает?!.
«Я тогда тоже не поеду», – написал я. Размечтался, как дурак! Нет, ничего хорошего у меня в жизни быть не может, такой уж я человек.
«Перестань. Поедешь, посмотришь. Будешь мне писать, как там и что».
Поеду. Без Т. Писать? Всю поездку писать Т.; надо будет узнать про льготные тарифы на телефон.
Интересно, а Моцарт поедет? Наверное, его не отпустят. Куда же он без Т.
Мне кажется, это я виноват. Если бы я очень хотел и постоянно думал только о Т., она бы поехала. А я с Валей трепался.
* * *
В школе только и обсуждают поездку: что с собой возьмут, как будут чипсы есть и газировку пить всю дорогу. В «мафию» играть и в «шляпу». В принципе, поезд волнует всех даже больше, чем Питер.
А Т. ходит одна, будто у неё какая-то болезнь. Девчонки к ней не подходят особенно, да и она не стремится. О чём говорить, если она не едет?
* * *
Я пришёл на специальность, а Герды нет. Класс закрыт. Звоню – не берёт трубку. Нормальный вообще человек, нет?!.
Домой не хочется. Я пошёл наверх, к лимону в кадке. И не ошибся.
– Привет, – сказала Валя, – я тебя давно жду.
Ждёт?
– Я же не договорила тогда, про «Деревья». Понимаешь, у тебя одно за другим… будто тебе дали кубики, и ты из них строишь поезд. Красный кубик, потом зелёный. Потом пусть будет синий. Или жёлтый? Всё равно. Любой кусок можно поменять с другим местами. Так-то красиво, но вот форма. Расплывается. Ведь из этих кубиков можно и башню построить, и мост. Я непонятно говорю?
У меня горят уши. Я вообще не привык, чтобы меня ругали за музыку, вернее, не ругали, а вот так. И ведь мне становится понятно; Валя молодец, прямо как Т. Без восхищений, по делу.
– Да, я понял, – отвечаю я. – У тебя в фортепианной пьесе как раз конструкция чувствуется. Всё в такой узел завязано, очень крепкий.
