Молли имеет право - Анна Кэри
— Филлис! — прошипела я так громко, как только осмелилась. Она даже не повернула головы. Тогда я попробовала ещё, чуть громче: — Филлис!
На этот раз она услышала, посмотрела в нашу сторону, и растерянное выражение её лица сменилось ужасом, когда она обнаружила, что мы практически валяемся на траве.
— Что ты, скажи на милость… — начала она свирепым шёпотом, но я перебила:
— Здесь миссис Шеффилд. Прямо здесь, в парке. Прикрой лицо!
Филлис оглядела публику и, должно быть, что-то увидела, поскольку тотчас же прикрыла лицо краем транспаранта, пряча его от зрителей.
— Идите в чайную! — бросила она. — Сейчас же!
— Но мы же почти ничего не услышали, — зашептала я в ответ. Филлис обернулась ко мне, по-прежнему прикрывая лицо.
— А шестом получить не хочешь? — прорычала она, совершенно перестав быть похожей на Жанну д’Арк. Теперь она выглядела просто злющей старшей сестрой.
— Нет. Но я думаю, что это совершенно несправедливо. Пойдём, Нора.
И мы поползли. И ползли до тех пор, пока Нора не сказала:
— А почему бы нам не пойти? Подруга твоей мамы наверняка уже прошла мимо.
Но когда мы встали, то осознали, что юбки спереди перепачканы травой. Увидев такое, наши мамы точно не обрадуются.
— Мы могли бы обойти толпу по краю и послушать другие выступления, — сказала я. — Ну, чтобы эти пятна хотя бы были не зря.
Так мы и сделали. Усатого мужчину проводили аплодисментами, и сейчас другая дама говорила, что, если у женщин не будет права голоса, их нужды и нужды детей попросту проигнорируют.
— В нашем городе полно голодных, не знающих грамоты детей. Выбирая достойных, мы, женщины, можем это изменить.
Я вспомнила оборванцев, которых видела, когда пару недель назад следила за Филлис. Женщине много хлопали, хотя слышались и насмешливые выкрики. Но в её голосе и голосах других ораторов было нечто заставлявшее вас почувствовать надежду, поверить, что несправедливость исчезнет и всем станет лучше. Когда она закончила, мы тоже громко хлопали, но когда объявили последнюю выступающую — миссис Казинс, поняли, что пора уходить, пока Филлис не заметила, что мы до сих пор ошиваемся поблизости.
Поэтому мы всё-таки пошли в чайную. Идти пришлось долго, зато у Норы помимо денег на трамвай нашёлся шиллинг, и мы взяли по чёрствой булочке и по чашке чаю.
— Я ужасно рада, что мы пошли, — сказала Нора, набив булочкой рот. — Хотя и услышали далеко не всё.
— Ораторы были чертовски хороши, — согласилась я. — И большая часть собравшихся, похоже, с ними заодно.
— Вот теперь мы настоящие суфражистки. Или правильно суфражетки? В чём между ними разница?
— Филлис не нравится слово «суфражетки». А мне скорее наоборот. Ну, просто как слово. Если не вникать в подробности, суфражистки — это те, кто верит, что можно изменить мир… даже не знаю… написав письмо члену парламента или как-нибудь ещё в том же роде. А суфражетки предпочитают действие: ну, вроде разбитых окон, цепей и всего такого.
— Может, в следующий раз, когда пойдём на митинг, нам стоит замаскироваться? — предложила Нора, подливая себе чаю. — На случай, если снова появится кто-нибудь из знакомых. Хотя даже не представляю, как именно.
— Можно попросить Кэтлин сделать для нас пару шляп, — хихикнула я. — С гигантским ананасом, капустой или чем-нибудь подобным на голове нас всё равно никто не узнает: все будут слишком заняты разглядыванием войлочных овощей.
— Тс-с-с! — шепнула Нора, указывая на дверь. Я обернулась и увидела, что в чайную входит та самая Кэтлин, а следом за ней и Филлис.
— О, вот вы где, — сказала она.
— Ты сама велела нам сюда прийти! — возмущённо воскликнула я.
— Но я вовсе не была уверена, что тебе можно доверять.
— Ну, должна сказать, это весьма недурной способ завести беседу с человеком, который только что спас тебе жизнь.
— Спас тебе жизнь? — сквозь смех повторила Кэтлин. Смех у неё ужасно раздражающий. Сомневаюсь, чтобы она когда-либо воспринимала меня всерьёз.
Я рассказала ей о миссис Шеффилд и Барнаби. У Филлис хватило совести слегка потупиться.
— Прости, ты права, — признала она. — Спасибо вам обеим, что предупредили. Я предпочла бы без крайней необходимости с родителями не ссориться.
И протянула мне экземпляр «Права голоса для женщин»:
— На, почитай, а мы пока отойдём.
Они направились в крохотную уборную, а мы с Норой принялись листать журнал. Он оказался ужасно интересным, с множеством рассказов о драматических событиях в Лондоне.
— Совсем как в «Не сдавайся»! — ахнула Нора. — Только по-настоящему!
Потом Филлис и Кэтлин вернулись, и Филлис снова убрала «Право голоса для женщин» в сумку.
— Ладно, девочки, — сказала она. — Пора по домам.
— Что, даже чаю не попьёте? — удивилась я.
— Нет времени, — отрезала Филлис. — Если вернёмся слишком поздно, мама с папой начнут задавать вопросы.
Сказать по правде, я вовсе не возражала против возвращения домой, поскольку совершенно вымоталась за день. Оказывается, быть активной суфражеткой (а по мне, ползать на четвереньках, чтобы спасти Филлис, — явное проявление активности) весьма утомительно. В общем, добравшись до дома, я так устала, что едва ли смогла бы оправдаться перед мамой, сразу заметившей пятна от травы у меня на юбке. К счастью, Филлис проявила порядочность и за меня заступилась.
— Это всё моя вина, мам, — сказала она. — Мы гуляли по лужайке, и я её отвлекла, хотела показать лорда-лейтенанта, вот она и споткнулась о корень. А это оказался вовсе не лорд-лейтенант, — добавила она. — А просто какой-то мужчина в цилиндре.
— Ох, беда с вами, — сказала мама. — Надеюсь, в будущем вы обе будете внимательнее. А теперь идите переоденьтесь и выпейте чаю.
Пока мы с Филлис поднимались наверх, я сказала:
— Спасибо, Фил.
— Ты это заслужила. Но, — добавила она суровым тоном, — больше я тебя на митинг не возьму.
— Ну Филлис! — взмолилась я.
