Борис Житков - Виктор Вавич (Книга 2)
Филипп присел, лег. Человек без шапки двумя руками через голову бил сверху булыжниками, орал последним голосом:
- В гроб! В кровину!
Кто-то попал ему камнем в спину, и он упал рядом с Филиппом и все кричал:
- Бей! Бей! В гроб их тещу, бабушку, в закон Господа-Бога мать!
Стали выкарабкиваться, вбегать наверх, и вдаль кидали камнями, уж без пальтишек, в одних блузах, рубахах, размашисто. А там бились, подымались кони, за коней прятались люди, бежали прочь, с конями, без коней. Один долго прыгал с одной ногой в стремени, а лошадь поддавала ходу за всеми. Сверху улюлюкали, метили в него камнями. Он уцепился за луку, повис, без шапки. Лошадь с поломанной ногой силилась встать и падала, дымила ноздрями.
Проволочный трос, прикрученный ломами за уличные фонари, чистой строгой прямой прочертил воздух - на аршин от земли. Филька глядел на него - откуда взялся?
А впереди уж разматывали ребята, катили через мостовую новый моток троса, закручивали у ворот. Они не шли назад, остались у ворот.
К Филиппу через обломки лез рабочий из их мастерской, красный, расстегнутый.
- Филька! А как мы дернули-то канат! А! - орал он Филиппу в ухо. - За аршин - гоп! Канат вверх, а они брык! Видал? Мы!!! - И рабочий стукнул себя в грудь кулаком, как камнем ударил.
Филипп стоял и тряс поднятыми руками, и в нетерпении сжались кулаки на мгновение гул спал.
- Товарищи! - крикнул Филипп. - Пехота! Солдаты! Стрелять! Баррикаду насквозь! Всех как мух! - "перебьют", хотел еще крикнуть Филипп.
- Ура-а! - закричала толпа. В тысячу ударов заплескал гомон, сбой, толчея голосов. Филипп завертел кепкой над головой.
- Ура-а! ау! - еще крепче, как полымя, взвилось над толпой.
Филька сверху видел, как садили мостовую ломами, готовили камни.
Сзади трубным воем ахнула лошадь. Филипп вздрогнул, оглянулся - лошадь с размаху упала, пыталась встать - и дикими глазами смотрела вдоль камней.
Кто-то спускался с баррикады, ему махали руками на лошадь, кричали. Он вытянул из-за пазухи револьвер, Филипп отвернулся. Он еле услыхал выстрел за ревом голосов.
Но вдруг голоса притухли - как будто ветром снесло пламя звука. Глухое рокотание шло из-под низу - будто сразу стало темней.
Серые шинели шли на том краю площади. Они вдвигались без шума из улицы.
- Назад! Товарищи! Зря пропадаем! - Филипп один стоял во весь рост на баррикаде.
Он уже видел, как дальние редели, и улица за баррикадой чернела отходящим народом.
- Чтоб нас, товарищи!., как вшей подавили?
Рокот пошел в ближних рядах. Трое парней карабкались наверх, у одного Филипп увидал тульский дробовик. Парнишка мостился, а рокот рос, уж не слыхать голоса, и сзади черна от народа улица - шевелится чернота, и над ней шатается ровный придавленный гул.
Кто-то вдруг тискается сквозь передних, и Филипп узнал того, что шел в тужурке, руки в карманы. Он черными пристальными глазами смотрел вперед и оступался, вяз в битых досках, опирался на длинный шест. Толпа притаила голос, когда он встал в рост на баррикаде. Он вдруг распахнул на шесте красный флаг и воткнул шест средь обломков, поправлял, пригораживал досками.
- Га-ай! - прошло по толпе, будто плеснули воды па жар.
А тот выпрямился и глядел на толпу черными, недвижными глазами. Потом полез назад, выбирая шаги. В тихом воздухе флаг обвис, как будто конфузился один на высоте.
Филипп смотрел, шевелил зло бровями - сейчас сзади рванет залп. Схватить флаг самому, держать, стоять и кричать:
- Назад! Назад, черти!
Офицюрус прошел вдоль строя. Солдаты держали к ноге и водили глазами за поручиком.
"Мутные рожи". Офицюрус стал и вдруг крикнул сердито, резко:
- Смирна! - и, не закрывши рта, всех обвел глазами. - Тут людям ворота ломают, вагоны переворачивает сволочь всякая... кучи сваливает! Смирна! снова крикнул, как кнутом хлестнул, и глазом по всем мордам. - Каменьями войска бьют. Враг внутренний - стерва! Вора последняя!
Офицюрус вдруг круто повернулся и пошел вдоль фронта.
- Пузо, пузо не выпячивай! - хлопнул по пряжке солдата.
- Ро-та! - крикнул Офицюрус. - Шагом! Арш!
Солдаты двинулись. Не бойко стукнула нога. Они прошли шагов десять. На баррикаде на длинном шесте встал красный флаг. Не сразу узнали, что это.
- Стой! - скомандовал офицюрус. - К стрельбе, - сказал он горнисту. Горнист набрал воздуху. Рожок скиксовал. Офицюрус резко обернулся. Горнист покраснел, напружил щеки - и резким медным голосом взлетел вверх сигнал бесповоротный, как железный прут.
- Постоянный! Рота! - Солдаты приложились. Офицюрус видел, как ходили штыки. - Пли!
Шарахнулся воздух, и загудело, понеслось эхо вдоль улочек. Враздробь заклецали затворы. Как мертвые стояли вкруг площади дома.. Человек стоял на баррикаде, махал руками, не видно куда лицом. Два дымка вздулись рядом, и хлопнули хмурым басом выстрелы.
- Ух! Дух!
- Ро-та! - высоким фальцетом вскрикнул офицюрус и весь тряхнулся. Пли!
Не враз, рассыпчато шарахнул залп. Офицюрус смотрел на того, что махал руками наверху баррикады.
Нет, уж нет, не стоит.
- Бу-ух! - пухло выпалил дымок с баррикады.
- На руку! Шагом арш! - командовал офицюрус.
Он на ходу достал револьвер, сжал в кулаке рукоятку. Баррикада молчала.
Спокойно торчал шест с флагом. Ближе, ближе подступали солдаты, видны стали куски наваленного хлама - молчала непонятная груда, куда стреляли. И вот шаг, и с этого шага проснулся гомон на той стороне, громче, выше от каждого шага, и солдаты скорей зашагали, и вой поднялся из-за горы, и солдаты не могли удержать ног.
- Бегом арш! - не слышно уж команды, солдаты бежали. Фельдфебель рубил у фонаря шашкой канат. Солдаты видели, как люди лезли через заборы густой черной кашей.
- Ура-аа! - и уж карабкались, упирались прикладами, несколько булыжников полетели - криво, вразброд - будто выкидывали вон.
- Гур-ря! - кричали солдаты. За баррикадой было пусто, трое лежали на развороченной мостовой - один на боку, как спят. Солдатское ура смолкло, опало. И тот, кто гремел на досках вверху, стал на миг.
Кудой!
БАШКИН снимал калоши в темной передней и громко пел на всю квартиру:
- Коля дома? Коля! - особенно кругло выводил "о". - Кооля! Колина мама ждала, пока он размотает шарф. Башкин не слушал, что она говорила, и выводил веселым голосом:
- Дома Коля?
- Пожалуйста, проходите, - тряскими губами сказала Колина мама, и в комнате, в мутном полусвете, Башкин увидал ее лицо: застывшее, лишь мелкой рябью вздрагивало горе.
- Что? Что с вами? - и Башкин поднял брови, нагнулся к самому лицу и рассматривал, будто на лице шрам.
- Ах, не знаю! - она отвернулась, ушла в спальню, сморкалась, вернулась с платком.
- Слушайте, что же случилось?
Башкин стоял посреди комнаты, приложил к губе палец по-детски.
- Васи нет... Коля узнать пошел... не знаю. В этих заседаниях, - она переставляла на столе катушки, коробочки, отворотясь.
- Зачем же вы пускаете? Зачем? Зачем, голубушка! - стал выкрикивать Башкин. - Ой не надо, не надо! - он поднял голос выше, затоптал в маленькой комнате. - Милая, милая! - он обнял за спину чиновницу. - Не надо! - с болью вопил Башкин и тряс за плечо, заглядывал в лицо.
- Ничего, ничего не будет, - вдруг вверх, в потолок запрокинул голову Башкин.
Чиновница всхлипывала в платок все сильней и сильней.
- Не бу-детт! - как заклинание крикнул Башкин в потолок. В это время незапертая входная дверь распахнулась.
- Я-я! - крикнул Колин голос из передней. Мать дернулась, но Башкин первый вылетел в переднюю.
- Ну что? - кричал он Коле.
- Ничего... - деловито буркнул Коля. Он размашисто скидывал шинель. Сейчас.
- Видел его? Видел? - шептала мать. Коля вошел в комнату, сел мешком на стул, глядел в пол, шевелил бровями.
- Ну? - крикнула мать.
- Мне сказал там один... выходил один... сказал, что до вечера будет у них.
- Папа там? - и чиновница топнула ногой.
- Ну да! - сердито крикнул Коля и встал. Он, топая ногами, пошел в кухню, и слышно было, как он плескал водой под краном. Чиновница вышла.
И Башкин слышал, как Коля, выкрикивая, фыркал водой:
- Не знаю!.. Там сказали.
- Я пойду! - сказал Башкин, выходя в сени.
- Стойте! И я! - крикнул Коля. Он мокрые руки совал в рукава шинели и, не застегнувшись, раньше Башкина выскочил вон. Он ждал Башкина за воротами.
- Верните его! Верните! - кричала вслед чиновница. Башкин оборачивался, снимал шапку. За воротами он мотнул головой Коле и саженными шагами пошел через улицу. Коля бежал следом. Они так прошли квартал. Башкин завернул за угол, и тут сразу пошел тихой походкой. Он улыбнулся плутовски Коле и взял его за руку.
- Здорово? - весело подмигнул Башкин.
- Да нет! - говорил, запыхавшись, Коля. - Что я... ей-богу, скажу... да что я скажу? А она плачет. Ей-богу!
- Ничего, - сказал Башкин учительным тоном, спокойным, плавным, будто гладил Колю, - ничего, мы сейчас все обсудим и решим, что нам делать. Давай спокойно решим, что нам делать.
