Елена Усачева - Бал неисполненных желаний
– Кузнецова говорила, что пятьдесят тысяч. Мать ей еще цепочку золотую подарила и кольцо с аметистами.
– Аметисты недорогие.
– Я тоже хотела что-нибудь недорогое, но отец приволок брюлики. Мать сказала, что даже у нее такого нет.
– Украдут тебя вместе с брюликами, – хмыкнула Соня, находя глазами строчку. Пелевин. Она его не любила. Можно было читать сначала, можно было читать с конца – все одинаково.
– Посмотрим, что будет у Ленки, – ехидничала Томочка, выводя новый иероглиф. – Она тоже говорила о каких-то тысячах за платье.
– Мы стараемся, а мальчишки придут в тренировочных. Твой еще и с самолетом под мышкой.
Томка фыркнула, падая лбом на исписанный листок. Но тут лицо у нее стало серьезное.
– Но твой-то как всегда, в белом?
– Он не мой. – Соня закрыла книгу. – И я вообще не хочу идти на выпускной.
– Ты что? Увидеть всех последний раз!
– Вот именно – видеть никого больше не могу.
Томочка провела линию и остановилась. Провела по линии еще раз, потом еще. И вдруг стала часто-часто черкать ручкой, превращая линию в жирную черту.
Они посмотрели друг на друга.
– А я вот не представляю, как буду жить без наших. Держусь за Падалкина, как за последнюю надежду.
– Если он поступит, уедет на полгода.
– Уехать – это объективная причина, а быть в городе и не встречаться… Я боюсь того, что будет впереди. Боюсь незнакомых людей, боюсь сама принимать решения…
– Когда-нибудь это надо было начинать, – пробормотала Соня и заметалась.
Какое бы ей принять решение? Сейчас же! Категорично! Раз и навсегда. Позвонить Тихону? Никогда не звонить Тихону? Не идти на выпускной? Быть верной школьному братству? Ничего в голову не пришло.
Томочка быстро написала несколько иероглифов и смяла листок.
– Домой я пойду, – произнесла она. – Послезавтра увидимся.
Соня кивнула, надеясь, что до послезавтра произойдет что-нибудь очень страшное: цунами обрушится на город, прибежит из джунглей Кинг-Конг или приползет Годзилла. Впрочем, достаточно будет одной локальной трещины в платформе земной коры, чтобы туда провалились школа и тот клуб, куда они собрались ехать.
Часы шли. И над головой все явственней проступала надпись: «Надо». Всегда все надо. Например, идти в парикмахерскую, делать прическу.
– Мама! Мама! Я не хочу идти на выпускной! – выла Соня, какой час терпящая расчесывания, налачивания, укладывания.
Мама сидела в соседнем кресле и с любопытством листала журнал – взяла на работе отгулы, чтобы подготовить ребенка к празднику.
– Что за глупости? – Голос мамы был тише, чем перелистываемые страницы.
Полная улыбчивая парикмахерша создавала на голове Сони шедевр парикмахерского искусства – локоны в стиле двадцатых годов. К черному короткому платью на бретельках все это очень шло. Бесконечная нитка жемчуга, перехваченная узлом на уровне живота. Черная лента на лбу. И ярко-красная губная помада. Черные балетки – без каблука ходить страшно неудобно, но надо. Тогда так носили. Это стильно.
– Вот и хорошо. Потерпи, скоро все закончится.
У Сони на мгновение помутилось в глазах. Показалось: в кресле рядом сидит не мама, а Тырин. С женским журналом в руках.
Соня дернулась, заставив парикмахершу недовольно покачать головой.
– Сейчас вы станете такой красавицей… – неуверенно пробормотала она.
– Это нервное, это пройдет.
Из-за журнала маму не видно. На Соню с легким прищуром смотрела Кира Найтли. Высоко взбитые, чуть разлохмаченные волосы, затянутая в корсет тощая грудь, спадающие с костлявых плеч бретельки.
– И потом, – вещала «Найтли», – не забывай, сколько за все это заплачено! Ладно платье – оно еще пригодится. Ладно подарки учителям – все-таки люди работали, старались. Но поездка за город, заказ автобуса, праздничный стол, аниматоры! Не поедешь ты – поеду я.
– Вот и езжай! – попыталась вырваться из кресла Соня, но ее задержал фартук. Огромный голубой фартук, перекинутый через спинку кресла. Он за что-то там зацепился. Соня почувствовала, как ей резко сдавило шею воротником, и упала обратно.
Белка! Белка в сачке. Черт!
– И перестань спорить. – Кира Найтли на обложке поморщилась – мама скомкала краешек обложки. – Выйдем отсюда – позвоню Ирине Петровне, спрошу, что тебе еще попить. Эти стрессы, эти экзамены…
Соня поджала губы и уставилась на свое отражение в зеркале. Чистый инопланетянин. Серебряная фольга торчала во все стороны. Заколки подхватывали волосы, топорща кончики локонов.
Вечером нарисовался Тырин.
– Давай я за тобой завтра зайду, – пел он бархатным голосом. Так и виделось, что на том конце провода с Соней говорит широкоплечий красавец-блондин, скуластый, волевое лицо, с усами… Нет, пожалуй, без усов.
– Кто это? – вилась за спиной мама. У нее снова в руках журнал. На этот раз с обложки смотрит Домогаров. Взгляд тяжелый, неприятный.
– Мама!
Соня отворачивалась. Чего она прячется? Вместе с трубкой можно уйти хоть в туалет.
– Ага! – догадался Славка. – Тогда завтра в пять я у тебя.
Звонила Томочка:
– Знаешь, я тоже решила никуда не идти. Надоело!
В голосе слезы.
– Чего у тебя там?
– Не нравится мне это платье – и все! Почему я должна носить всякое уродство?
– Нормальное платье. – Томкина мама купила наряд в пол, с открытыми плечами, с лямкой через шею. Глубокое декольте, голая спина. Тяжелое украшение на грудь. Чего Томка бесится?
– Я к тебе завтра зайду! – И бросила трубку.
Соня представила, как они двигаются дружной компанией, взявшись за руки: она, Томочка и Тырин. Сзади должен непременно плестись Димочка. Куда без него?
«Не горбись!»
После того звонка в магазине Соне теперь постоянно виделось, что ее окружают камеры, что Тихон отовсюду за ней следит. Стоит с сачком за деревом, притаился.
И сгорбилась. Уснуть бы на пару дней летаргическим сном.
«Я зайду за тобой завтра!»
Чудненько!
На плечиках висит платье. Шелковая черная подкладка, кружево самого платья, черные бусинки болтаются, щекочут коленки.
– Тебе букет не помочь нести? – Голос у Фила звонкий, как будто он только что пел задорную песенку и еще полон радости и звенящего веселья.
– В смысле?
Соня сидела на подоконнике, дышала на стекло, рисовала пальцем иероглифы. В жизни образовалась пустота. До этого был бег: книги, повторения, развешенные по стенам листочки с английскими фразами, а теперь – ничего. От этого начинало казаться, что жизнь остановилась и кто-то вот-вот умрет.
– Завтра! Хочешь, я за тобой зайду?
– А ты-то с чего?
– Просто так, по-товарищески.
Соня не столько поняла, сколько почувствовала: и правда, что-то происходит.
– Филипп, погоди! – заторопилась Соня. – А что там слышно в народе?
– Все молчат. Словно умерли.
Соня дернула узелочек, и четыре бусинки с цоканьем запрыгали по паркету. Пока отвлекалась на ползание по полу, Кудря продолжал говорить:
– Кстати, Гладкий предлагает устроить альтернативный выпускной. Говорит, что тебе не хочется идти на этот.
Она уже готова была послать Филиппа вместе с его сообщениями куда подальше. Но в последний момент остановилась.
– Хорошая идея. Конечно, заходи завтра.
И дала отбой.
Кто еще? Ваня с Федей во всем этом участия принимать не будут. Им все равно. Марк? Макс? Димочка озабочен только тем, что грядущие встречи с Томочкой теперь сильно усложнятся.
Макс появился в сети ближе к вечеру. Прислал коротенький стишок. Потом выдержал приличную паузу и только потом перешел к делу.
Ты во сколько завтра выходишь ?
И через минуту:
Мы с Ленкой за тобой зайдем? Кривина боится идти одна.
ТОМКА!!!!! ! – кричала в сети Соня. – Ты с кем идешь?
С КЕМ Я МОГУ ИДТИ ??? – вопила в ответ Томка. – НАДОЕЛ! ДАВАЙ ВМЕСТЕ ПОЙДЕМ .
Я с Тихоном.
Видеть тоскующего Димочку, да еще в такой день, не хотелось.
Из дома выскочила в два. Не дослушав мамину угрозу, во сколько она сама придет. Придет и придет, возьмет аттестат и результаты ЕГЭ.
Несколько часов булькнуло в пропасть небытия. Соня все бродила и бродила вокруг школы. Решение было принято, однако ноги почему-то упорно возвращали ее к высокому черному забору, напоминавшему кладбищенскую ограду. Не выдержала, вошла в калитку, добрела до дальнего угла в парке, где около подземного блиндажа сгрудились засыпанные прошлогодней листвой лавочки. Вспоминались уроки ОБЖ, ругань военрука, их бесконечные пробежки с сумками химзащиты, неловкие падения при команде «Вспышка слева!»
Воспоминания. Одни воспоминания, больше ничего.
Лавочки были грязные после долгих дождей, пришедших с холодными ветрами, но Соня все равно уселась на одну из них, пристроив букет в собравшуюся в ложбинке лужицу.
По аллее пробежала вечно опаздывающая Катрин, смешной походкой пингвина семенил Гера. Помирились на время. Этим, как всегда, занимался Тырин. Ему зачем-то все еще нужен дружный класс. Впереди новая жизнь, новые друзья. Тогда к чему все это? Платье… Букет… Ненужные слова…