Жаклин Келли - Удивительный мир Кэлпурнии Тейт
Похоже, не врет. Я начала терять уверенность. Мелькнула мысль: а ведь в драке она меня победит. Я остановилась и сказала как можно более спокойно:
– Моя монета. Золотая монета в пять долларов, которую ты украла.
– Ничего я не крала! Не сходи с ума.
На этот раз я поверила. Она выскочила за дверь и помчалась вниз по лестнице. Я сдувалась как проколотый шарик. Ну я и влипла!
Естественно, через минуту я услышала мамин голос. Никогда она не говорила так сердито.
– Кэлпурния! Иди сюда немедленно.
Да, потеря денег – ничто по сравнению с неприятностями, которые я сама навлекла на свою голову. Зря я налетела на Агги. Я побрела вниз, стараясь по дороге придумать какое-нибудь оправдание, хотя понимала, что оправдания мне нет.
Вошла в гостиную и встала на турецком коврике – тут обычно стояли провинившиеся. Я тут не раз стояла, склонив голову, поэтому успела хорошо изучить замысловатый узор.
– Это правда? – грозно спросила мама. – Ты действительно столкнула Агги на пол? Скажи мне, что этого не может быть.
Что за странный вопрос? Прикажете лгать? Я глянула на маму и сразу отвела глаза. Никогда ее не видела в таком гневе.
– Мамочка, простите, – смиренно прошептала я.
– Говори громче!
– Мамочка, простите, – получилось погромче.
– У Агги надо просить прощения, а не у меня!
– Прости, Агги!
Ковыряю пальцем ноги голое пятно на ковре, которое мы с братьями протерли за долгие годы.
– В глаза смотри! – гремит мама.
– Прости, Агги, – сейчас я вполне искренна. – Я просто думала, что ты украла мою золотую монету.
Агги фыркает.
Мое объяснение не производит желаемого эффекта. Мама говорит все громче и пронзительнее.
– Ты потеряла золотую монету, папин подарок? Как можно быть такой безалаберной?
– Я ее не потеряла, монету украли.
– Ерунда! В нашем доме воров нет. Папа дал тебе десять долларов, а ты? Потеряла деньги!
Я растерялась.
– Вы хотели сказать пять долларов?
Мама непонимающе уставилась на меня.
– Десять долларов, а не пять. Дрянная, неблагодарная девчонка.
Зачесалась шея, опять начинается крапивница.
– Я… не…
– Папа дал тебе десять долларов, а ты их потеряла. Прочь с глаз моих! Ступай в свою комнату. Нет, погоди, лучше на улицу. Агги нужно немного покоя и тишины. И не суйся в свою комнату, пока не пора будет ложиться, поняла?
– Но я…
– Ты поняла?
– Да, мама. Агги, мне правда очень жаль. Надеюсь, ты меня простишь.
– Ну, так и быть.
Я вышла на веранду. Постояла, расцарапывая сыпь на шее. Поплакала. Ничего не понимаю, остается только злиться. О чем она говорила? В дальнем конце подъездной дорожки показались Сэм Хьюстон и Тревис. Прежде чем они смогли увидеть мое унижение, я нырнула в кусты и побежала на реку.
Я дошла до бухты, уселась на берегу и вволю поплакала над всеобщей несправедливостью. И над своей собственной глупостью. Я забыла дедушкины заветы: наблюдение, анализ, выводы. Пришла к поспешным заключениям без достаточных оснований, и смотрите, куда это меня привело. Сколько проблем на мою голову и, возможно, на всю жизнь. А кто вор – так и непонятно. Я окунула платок в воду и обтерла лицо. И плевать, сколько там микроскопических водорослей и инфузорий. Охладилась снаружи, и на душе стало поспокойнее. Могла я сама потерять монету? Вряд ли. Куда же она делась? От размышлений у меня даже голова разболелась. Лучше направлю свой хваленый интеллект на решение другой проблемы. Пять долларов или десять? Или мама ошибается, или она права. Ни к папе, ни к маме не подступишься, значит, надо соображать самой. Старшим братьям выдают по десять центов, младшим по пять, мне тоже только пять. По тем же причинам папа мог дать старшим по десять долларов, а младшим по пять. Но точно я этого не знаю. Кого бы спросить? Гарри ответил бы, но в тот день его как раз не было. Поговорить с Ламаром? Слишком уж он самонадеян (и без всяких на то оснований). Это уж на крайний случай.
Остается Сэм Хьюстон. Это, кажется, подходящий кандидат. Мы обычно ладим, кроме тех случаев, когда он попадает под влияние Ламара. Сэм, пожалуй, годится.
Я услышала, как на заднем крыльце Виола звонит в колокольчик. Я насухо вытерла руки и лицо и пошла домой, обдумывая свой план.
Ужин проходит нервно. Мама все больше молчит; папа смотрит на меня с ужасом; Гарри глядит, будто я любопытный экземпляр, которого он раньше никогда не видел; Агги намеренно равнодушна. Братья, ясное дело, уже все знают и украдкой переглядываются над тарелками супа. Я сижу молча, голову опустила, украдкой поглядываю вокруг так черепаха то высунет голову из-под панциря, то спрячется. Один Тревис безмолвно выражает симпатию движением бровей. А дедушка и Джей Би, кажется, совсем не обращают внимания на напряженную атмосферу в столовой. Малыш заполняет непривычную паузу в разговоре болтовней о своих оловянных солдатиках – конфедераты хорошие, они убьют плохих янки, он как выстрелит из пробкового ружья. А еще он знает, как писать слово собака: САБАКА.
– Очень мило, дорогой! – рассеянно отзывается мама.
Сан-Хуана убирает со стола и нарезает вишневый пирог со взбитыми сливками. Ставит тарелку и передо мной, но тут вмешивается мама.
– Кэлпурнии десерта не давать. Она не получит сладкого еще две – нет, лучше три – недели.
Весь стол шумно вздыхает, услыхав о таком беспрецедентном наказании. Беспримерная жестокость, но как я могу протестовать?
– Попробуй от моего, Кэлли, – шепчет Тревис.
– Не смейте с ней делиться, – немедленно вмешивается мама.
Сую руки в карманы. Ламар преувеличенно громко причмокивает и, наконец, объявляет:
– В жизни такой вкуснятины не ел.
Выходка в его духе.
Я догнала Тревиса и Сэма Хьюстона на лестнице. Старший брат и младший брат, отлично.
– Сэм, – спросила я, понизив голос, – когда папа вернулся из Галвестона и подарил нам всем денег, сколько он дал тебе?
– Десять долларов золотом, а почему ты спрашиваешь?
– Просто интересно. А тебе, Тревис, сколько? Пять?
Младший братишка удивился. Его ответ ранил меня в самое сердце.
– Нет, тоже десять, но папа просил не болтать об этом. Он всем дал по десять.
– Всем по десять, – тупо повторила я.
Десять долларов старшим братьям, десять долларов младшим. Но не мне. Я оттолкнула мальчишек и убежала в свою комнату. Рухнула на матрас и залилась горькими слезами. Я оплакивала свою загубленную жизнь. За что мне такая несправедливость? Почему я обречена на неудачи? Еще поплакала над своим будущим. Над разбитыми надеждами, не успевшими расцвести, – а годы-то идут. Все от меня чего-то требуют, все подавляют.
Вечером явилась Агги. Не обращая на меня внимания, она зажгла лампу и переоделась в ночную рубашку. Расчесалась и заплела косу, продолжая меня игнорировать.
– Перестань плакать, – сказала она внезапно.
Выудила носовой платок из комода, в котором когда-то пряталась змея, и сунула мне.
– Я больше не злюсь на тебя. Давай, раздевайся, я гашу свет.
Но я не могла остановиться. И не могла объяснить, что наша драка давно забыта. Оказывается, меня совершенно не ценят в собственной семье. Несправедливость – вот что заставляло меня плакать.
Глава 15
День благодарения
Мне всегда казалось загадкой, чем может питаться альбатрос, живущий вдали от берегов; я предполагаю, что подобно кондору он в состоянии долго обходиться без пищи и что одного доброго пиршества на гниющем трупе какого-нибудь кита хватает ему на долгий срок.
Уныло тянулись недели, приближался День благодарения, хотя за что мне быть благодарной? В этом году наступила моя очередь присматривать за индейками. Мы обычно откармливали трех – одна для семьи, одна для прислуги, одна для бедняков, что живут на окраине города. В прошлом году этим занимался Тревис. Конечно, он подружился с индейками и даже дал им имена: Реджи, Том Турка и Лавиния. Зря он это, все ведь знают, чем дело кончится, так что я отговорила Тревиса помогать мне в индюшачьем загоне. Кстати, это было нетрудно. Брат хорошо выучил – нельзя привязываться к тому, кто обречен кончить жизнь на обеденном столе.
Я назвала своих индюшек Мелкий, Средний и Большой. Простая классификация, ничего личного (вообще-то им бы больше подошли имена Тупой, Глупый и Дурак). Я их кормила-поила два раза в день, но сердцем оставалась холодна и безучастна.
Вопрос для Дневника: зачем индюку бородка? Только для украшения (ничего себе украшение)? Или она помогает контролировать температуру? Или что? Я видела зеленых анолисов, Anolis carolinensis – эти ящерки живут среди лилий, посаженных вдоль подъездной дорожки. Они то раздувают свои розовые горловые мешки, то выпускают воздух, чтобы привлечь самок и отпугнуть самцов. Но выросты у индюков на шее необыкновенно уродливы, сомневаюсь, что даже индюшкам они нравятся.
За два дня до праздника меня подрядили печь яблочные пироги. Агги торжественно вызвалась приготовить свой особый пирог с пьяными персиками и ежевикой из компота. Накануне пира нас выгнали из кухни, чтобы не мешать Виоле и Сан-Хуане. Приготовления были чудовищные, даже мама, засучив рукава и убрав волосы под косынку, не осталась в стороне. Время от времени она подкрепляла силы порошком от головной боли или ложечкой микстуры Лидии Пинхем и казалась усталой, но довольной.
