Ф. Энсти - Шиворот-навыворот
В ответ на это Типпинг, не имея сил унять бурлившую кровь, заплясал, как зулус, и замахал руками, как ветряная мельница. Обнаружив, что враг и не собирается принимать вызов, он схватил Поля за шиворот, намереваясь надавать ему пинков. Хотя мистер Бультон, как мы успели убедиться, был принципиальным противником кулачных боев, он не смог снести безропотно, не попытавшись как-то защититься. Решив, что надо обезвредить противника, пока тот не успел выполнить свои кровожадные замыслы, он резко обернулся и нанес тому сильный удар ниже пояса.
Результат превзошел все его ожидания. Типпинг согнулся, словно складная линейка и, шатаясь, стал отступать, побагровев от боли. Поль стоял спокойный и торжествующий. Он показал этим типам, что его голыми руками не возьмешь. Теперь-то они оставят его в покое.
Но его подвиг вызвал новый ропот и крики:
– Позор! Удар ниже пояса! Трус! Хам! Оказалось, что и тут мистер Бультон исхитрился нарушить их кодекс. «Странно, – думал он. – Когда я отказываюсь драться, они обзывают меня трусом. Я принимаю их вызов, но они опять недовольны. Но мне плевать. Я ему показал!»
Типпинг же, наконец придя в себя и перестав корчиться, выступил вперед. Все еще тяжело дышащий и мертвенно бледный, он оперся на плечо Бидлкомба. Его выход был встречен аплодисментами.
– Спасибо, – не без труда выговорил он. – Я, конечно, не стану с ним драться после такой подлой выходки, но вы, ребята, конечно, не позволите, чтобы такое согало ему с рук.
– Нет, мы ему покажем, – раздались крики. – Он за это дорого заплатит. Пусть только еще раз попробует.
Ноль слушал угрозы с нарастающей тревогой. Что еще они задумали? Гадать ему пришлось недолго.
– Надо прогнать его через строй, – предложил Бидлкомб. – Грим нас не застукает – час назад он уехал на прогулку.
Эта идея была принята благосклонно.
Полю доводилось слышать о таком развлечении, но он сильно сомневался, что сумеет получить от этого удовольствие, особенно когда увидел, как ученики, повынимав носовые платки, завязали на них по узелку. Он тщетно пытался избежать наказания, уверяя всех и каждого, что вовсе не желал обидеть Типпинга, что он лишь защищался и так далее. Но это был глас вопиющего в пустыне.
Дети торжественно выстроились в две шеренги в центре площадки, и, пока Поль испуганно на них таращился, кто-то пихнул его к одному концу строя, где Типпинг, уже вполне пришедший в себя, отправил его в путь, наградив чувствительным пинком.
Поль полетел как безумный между двух шеренг мстителей, осыпавших его ударами по голове, плечам, спине, а когда он достиг конца, то кто-то ловко развернул его и пустил в обратном направлении, в сторону Тшпинга, который, в свою очередь, снова развернул его и пихнул вперед по ужасному коридору. Никогда до этого мистер Бультон не сносил таких унижений. Ученики гоняли его долго после того, как притупилась прелесть забавы, и лишь усталость заставила их сменить гнев на милость. Напоследок надавав ему затрещин, они загнали его в угол, где он и остался горевать до звонка на обед. Несмотря на неплохой моцион, он совершенно не нагулял аппетита.
«Если я здесь еще пробуду, то меня просто убьют, – внутреннее стенал он. – Эти юные разбойники в два счета отправили бы меня на тот свет, если бы не боялись порки. Бедный я, несчастный. Лучше уж умереть!»
Поскольку была суббота и занятий после обеда не полагалось, мистеру Бультону еще предстояла пытка в виде футбола, но, на его счастье, небо затянулось тучами, и в три часа начался такой дождь со снегом, что школьники оказались запертыми в четырех стенах на целый день, о чем, правда, мало кто горевал.
Дети расположились в классной комнате, занимаясь кто во что горазд: один читали, другие срисовывали карикатуры из иллюстрированных журналов, третьи, слишком ленивые, чтобы играть, и неспособные получать удовольствие даже от простейших книг, заполняли досуг перепалками. Поль сидел в углу и делал вид, что читает о приключениях на редкость отважных подростков в Арктике. Они убивали медведей и приручали моржей, но пожалуй, впервые их подвиги не произвели на читателя никакого впечатления. Это ни в коей мере не бросало тень на талант автора, вызывавший восхищение всех нормальных мальчиков, но просто литературе было не под силу отвлечь мистера Бультона от размышлений над своими злоключениями. – К концу дня в класс зашел доктор и сел за письменный стол, где погрузился в изготовление какого-то документа. Закончив его, он принял вид человека весьма удовлетворенного проделанной работой. Он напомнил, что по субботам перед чаем положено писать домой письма.
Тотчас же книги, шахматные доски и домино были отложены, а вместо этого учащимся роздали новенькие стальные перья и по листу почтовой бумаги, на которой вверху старинными буквами было вытиснено «Школа «Крайтон-хауз».
Получив в свое распоряжение эти письменные принадлежности, Поль испытал чувства, схожие с теми, что возникают у потерпевшего кораблекрушение моряка, который, оказавшись на необитаемом острове, вдруг находит флаг и ракеты с ракетницей. В нем снова затеплилась надежда. Он забыл недавние побои, в его распоряжении был целый час, и можно было попытаться кое-что сделать.
Во-первых, он решил написать своему поверенному, изложив как можно спокойнее и яснее обстоятельства, что привели его в это место и попросить вызволить его из этой дурацкой ситуации. Второе, своему старшему клерку, с предупреждением проявить осторожность во взаимоотношениях с самозванцем Диком, а также записки Бэнглу и Фишвику, с уведомлением, что обед отменяется – нельзя же допустить, чтобы они оказались за одним столом с клоуном из пантомимы. И наконец – в этом он никак не мог себе отказать призыв если не к сыновним чувствам, то по крайней мере к человечности своего неблагодарного отпрыска.
У него чесались руки приступить к работе. В его мозгу рождались убедительные красноречивые фразы – они должны были сразу же убедить самые прозаические и недоверчивые натуры. Пафос его послания должен растопить даже покрытое коркой ледяного эгоизма сердце Дика.
Возможно, мистер Бультон переоценивал силу своего пера, возможно, одних чернил было бы недостаточно, чтобы убедить его знакомых не верить собственным глазам и распознать солидного коммерсанта в пухлощеком тринадцатилетнем мальчугане. Но так или иначе им удалось избежать такой проверки – письма так и не были написаны.
– Не приступайте к работе. – предостерег своих питомцев доктор,сначала выслушайте меня. Как правило, я позволял каждому из вас выражать свои чувства на бумаге без какой-либо цензуры с моей стороны. Но поскольку в последнее время ко мне стало поступать много жалоб от родителей наименее способных из вас, я вынужден кое-что изменить. Так, Ричард Бультон, твой отец не раз жаловался на неряшливость твоих эпистолий, – обернулся Гримстон к бедняге Полю. – Он справедливо утверждает, что они не составили бы чести и конюху, и просил не утруждать его внимание таковыми, если я не смогу повлиять на твое перо в лучшую сторону.
Драматизм положения мистера Бультона усугублялся тем, что в самые важные и ответственные моменты, когда он уже начинал видеть свет, его прежние слова и поступки, высказанные и совершенные им в его настоящем естестве, вдруг тянули его назад в пучины, из которых он никак не мог выбраться. Он вспомнил, что действительно в прошлом году, будучи сильно не в духе, получил написанное неряшливым почерком Дика письмо, где тот просил денег на приобретение материалов для фейерверка к пятому ноября (прим.:5 ноября в Англии по традиции отмечают раскрытие «Порохового заговора», устроенного в 1605 г. с целью убийства короля Якова I, когда под здание парламента были подложены бочки с порохом. В этот вечер жгут костры и устраивают фейерверки.). Поль ответил сердитым письмом доктору Гримстону, где сообщил нечто похожее на то, что теперь он процитировал. Теперь Поль с нетерпением ждал, что скажет доктор. Возможно, он потребует, чтобы перед отправкой письма давали ему на прочтение. Что ж, ничего ужасного в этом нет. Возможно, это лучший способ ознакомить доктора с истинным положением дел.
Но доктор изыскал иное средство исправить ситуацию. Его задели за живое слова Поля, что его питомцы пишут как конюхи.
– Я хотел бы, – говорил он, – чтобы ваши родные время от времени получали информацию о вашей жизни здесь, но чтобы стиль и содержание не шокировали их, я разработал образец для тех учеников второго класса, что не отличаются особой успеваемостью. Разумеется, ученики первого класса и отличники из второго могут писать, как сочтут нужным. Ричард, я надеюсь, ты аккуратно перепишешь то, что я продиктую Все готовы? Отлично. И он начал медленно диктовать.
– Дорогие родители (или кто-то из родителей). Восклицательный знак. Вам будет приятно узнать, что, благополучно добравшись до места назначения, мы с головой погрузились в наши обычные труды, проводя досуг в полезных и развивающихся играх. Записали в «полезных и развивающихся играх?» подозрительно спросил доктор, на что Джолланд пробурчал, что такое сразу не напишешь. – Я надеюсь, без ложного тщеславия, за этот семестр заметно продвинуться в науках. Вероятно, вы со мной согласитесь, когда я изложу вам программу, которую мы намереваемся освоить до пасхальных каникул.
