Жизнь и приключения чудака - Владимир Карпович Железников
— Шура, — крикнула она, — возьми с собой!
Но дядя Шура не остановился и, может быть, не расслышал ее голоса. Он уже не видел нас, не слышал наших голосов, он был далеко, там, где его ждали.
Недаром он говорил про себя: «Моя жизнь принадлежит людям. И мне это нравится».
— Даже не позавтракал, — сказала Надежда Васильевна. — На юге, где-то в горах, случился обвал. Вот он и полетел.
Она волновалась за дядю Шуру, и я, чтобы успокоить ее, сказал:
— Куда он только не летал! И на Камчатку, и в Мурманск, и в Ташкент… А однажды его сбросили на парашюте в Тихом океане, прямо на пароход. И ничего… А в Африке он заблудился в джунглях и выбирался из них два дня. И ничего…
Разговаривая, мы вошли в их квартиру. И от наших громких голосов, от лая Малыша проснулась Наташка. Она выбежала к нам в пижаме, еще заспанная, лохматая.
— А где папа? — спросила она.
— Он уехал, — ответила Надежда Васильевна.
— Куда? — настойчиво спросила Наташка.
— Иди умойся, — ответила Надежда Васильевна.
Она все еще была возбуждена и не заметила, что Наташка настроена воинственно.
— Нет, сейчас, — требовательно сказала Наташка. — Куда он уехал?
Надежда Васильевна посмотрела на Наташку, чуть помедлила, словно раздумывала, как поступить, и сказала:
— В горы. Там обвал.
— А где эти горы? — не отставала Наташка.
— Иди лучше умойся, друг мой, — ответила Надежда Васильевна. — И я тогда тебе все расскажу.
— А почему вы меня не разбудили? — спросила Наташка. — Раньше папа меня всегда будил, даже если уезжал ночью. — И, не дожидаясь ответных слов, выбежала из комнаты, хлопнув дверью.
Надежда Васильевна сделала вид, что ничего особенного не произошло, но я заметил, как предательски вспыхнули ее глаза.
А у меня тоже испортилось настроение. Это ведь была не первая Наташкина обида на Надежду Васильевну.
Я помню два вечера подряд, когда дядя Шура и Надежда Васильевна так поздно возвратились домой, что мы их не дождались. В первый вечер еще было ничего, мы были вдвоем, а во второй Наташка была одна, и, когда я открывал свою дверь, она, услышав шум лифта, выскочила на лестничную площадку, думая, что вернулись ее родители, а увидела только меня. Она гордая, в этом не созналась, но я сразу догадался.
Мы вошли к ним. В комнате на столе стояли три чашки: Наташка ждала их пить чай.
Чтобы ее развеселить, я стал вспоминать нашу старую жизнь. Мы всегда вспоминали старую жизнь, когда у меня или у нее бывало плохое настроение. А тут я нарочно вспомнил, как она пришла за меня хлопотать к директору школы и какой она большой герой.
И в этот момент в форточку влетел голос Надежды Васильевны… Представьте, она пела!..
Мы с Наташкой подбежали к окну и увидели довольно любопытную картинку: дядя Шура держал Надежду Васильевну на руках, а она пела знаменитую песенку: «Ямщик, не гони лошадей…»
Я подумал, сейчас Наташка что-нибудь выкинет, и точно: она стремительно бросилась к столу, быстро собрала все чашки, чтобы не оставалось никакого следа от ее ожидания, так же стремительно разделась и притворилась спящей.
А я выскользнул из дверей, молчаливой тенью застыл у своего глазка и еще раз увидел Надежду Васильевну и дядю Шуру. Все-таки ему не удалось донести ее на руках до дверей своей квартиры. Надо посоветовать ему заняться тяжелой атлетикой.
А потом была еще одна обида…
Во время нашей обычной утренней прогулки, в которой принял участие на этот раз и дядя Шура, он выхватил у меня инициативу и нес виолончель Надежды Васильевны. А та, как всегда, шла с Наташкой за руку. И вдруг дядя Шура спросил у Надежды Васильевны, когда она вернется с работы. А Надежда Васильевна ответила, что у нее трудный день: и урок в школе, и репетиция, а вечером концерт.
— Я зайду за тобой, — сказал дядя Шура.
Как только дядя Шура произнес эти слова, Наташка вырвала руку у Надежды Васильевны и, ни на кого не глядя, пошла рядом.
Дядя Шура и Надежда Васильевна переглянулись, но оба промолчали.
А что тут скажешь? Им нравилось заходить друг за другом, поздно возвращаться домой, а Наташку это почему-то не устраивало.
Она шла с гордым, независимым видом, но кончик носа у нее покраснел от обиды. И тут еще, как назло, дядю Шуру остановил знакомый мужчина, и нам пришлось его ждать. А в небольшом пространстве между Надеждой Васильевной и Наташкой сверкали беспрерывные разряды.
— Когда дядя Шура был мальчишкой, мы его звали «ежиком», — начала разговор Надежда Васильевна, — потому что волосы у него всегда стояли дыбом.
— Значит, вы его давно знаете? — обрадовался я.
— Да, — ответила Надежда Васильевна и бросила взгляд на молчаливую Наташку.
А Наташка ей в ответ подсунула бомбу.
— А маму мою ты тоже знала? — спросила она.
— Нет, — ответила Надежда Васильевна. — Маму твою я не знала. — Она нетерпеливо помахала рукой дяде Шуре. — Чего же он?.. Идемте, а то опоздаем.
Дядя Шура нагнал нас около школы. Он передал Надежде Васильевне виолончель и сказал:
— Чертовски приятно было с вами прогуляться.
Он повернулся ко мне, и тут мы обнаружили, что наши ряды поредели, что среди нас нет Наташки.
Все, как по команде, повернулись в сторону школьного двора и увидели ее маленькую, решительно удаляющуюся фигурку. Она бежала не оглядываясь.
* * *
Вспомнив все эти Наташкины обиды на Надежду Васильевну, я почувствовал в себе легкую, едва заметную горечь. Это была первая небольшая потеря. Я знаю, без этого в жизни не бывает. Но лучше бы этих обид не было.
Когда я за ними зашел, чтобы идти в школу, то Наташки в комнате не было, а Надежда Васильевна убирала со стола.
Я сел и стал ждать. И вдруг я услышал, как Наташка быстро прошла по коридору, открыла входную дверь и захлопнула изо всех сил.
Мы сразу догадались, что она убежала. Наши глаза на секунду встретились, и я вскочил, чтобы бежать за Наташкой.
Но Надежда Васильевна остановила меня:
— Не надо, — сказала она и добавила: — Этому нельзя потакать.
А мне хотелось ее догнать и вернуть, и я еле сдержался, чтобы не убежать.
— Она без дяди Шуры всегда скучает. Ей однажды приснился сон, что он еще не вернулся из Африки, так она хотела бежать к нему в больницу, чтобы убедиться, что он на месте.
Надежда Васильевна ничего не ответила, подошла к окну и осторожно глянула вниз, словно боялась того, что