Затмение сердца - Елена Васильевна Габова
Прокравшись в свою комнату, включила Цоя на всю громкость и опять же тупо, как в театре, сидела, глядя перед собой пустыми глазами.
Мать заглянула с криком:
– Выключи!
Я не ответила, даже не подняла головы. Пошла она…
Мать подскочила к компьютеру и выдернула шнур из розетки.
Когда твоя деву…
Цой замолчал.
Я тупо ждала звонка. Нет, не Захара. Ждала, что может, Лёва позвонит с упрёком, может, спросит как тогда в классе: «В чём дело»? И мы разрулим ситуацию.
Увы…
На следующий день место рядом со мной за партой зияло пустотой. От него веяло ледяной пропастью. Я, конечно, переживала, предчувствие было дурное. Но всё же надеялась, что Лёва просто опоздает, как уже было. Утром я опять не постучала к нему – после вчерашнего это было бы наглостью. В школу добиралась одна. Опоздает, войдёт в класс, взглянет на меня, как ошпарит… Пусть хоть как взглянет, я перенесу. Пусть он даже меня побьёт. Подумав об этом, я усмехнулась. Такой человек, как Лёвка Капитонов, бьёт девчонку? Легче было бы представить, как из моей школьной сумки выползает динозавр, напевая песенку Цоя, или даже что весь мир переворачивается вверх тормашками. Капитонов даже пальчиком не тронет девчонку, это как дважды два ясно. Но пусть бы он со мной хоть что делал, презрением уничтожал, взглядом. Лишь бы по прошествии недели, месяца всё оставалось, как раньше. Когда-нибудь он ведь сможет меня простить? А?
Прозвенел звонок, кончилась алгебра. Я вышла из класса, удивляясь тому, что Капитонов всё-таки не явился. Ясное дело, вчера он сильно расстроился. Расстроился? Мягко сказано. Он на меня разозлился! И это мягко. Он на меня разъярился! Но ведь не заболел же из-за одной дуры. Двери соседнего, 10 «Б» были закрыты, параллельный класс ещё не отпустили с урока. И вот дверь распахнулась, на перемену стали выходить парни и девчонки. Пашка Винталёв, Алка Китаева… И вдруг… вдруг…
Что это? Что?!
Из дверей 10 «Б», болтая о чём-то с Аней Водонаевой, вышел… Лев Капитонов.
Я не верила глазам.
Встретившись со мной взглядом, Лёва вежливо поздоровался кивком головы и продолжал разговаривать с Аней.
Впечатление было грандиозным. Я стояла как вкопанная и словно оплёванная со всех сторон. Водонаева глянула на меня, и в её взгляде я узнала себя, когда я проходила мимо девчонок вместе с Лёвкой в первые дни сентября. Взгляд, полный превосходства и презрения.
Тут же все узнали, что Лёвка перешёл в параллельный десятый. Разве такое событие скроешь?
Никто из девчонок не посочувствовал мне. Понятно – я же к ним с пренебрежением относилась. «Относись к другим так, как хочешь, чтобы они к тебе относились». Это из Библии, это все знают. И я знала, давно знала, только почему-то не следовала этому правилу. Я заслужила от одноклассниц лишь злорадство. Некоторые ухмылялись прямо в лицо. Только одна – есть у нас такая сердобольная Аля Королькова, с брекетами на зубах, обняла меня на перемене, тихонько подойдя сзади, и спросила:
– Ветка, что случилось? Ты его прогнала? Или чем-то сильно-сильно обидела? Почему он от нас ушёл?
– Отвянь, – я сбросила с плеч её руку.
А Лариса Григорьевна на литературе сказала с сожалением и упрёком, в упор глядя на Тимку Певченко:
– Тимофей. Это, наверное, из-за тебя Лев Капитонов перешёл в параллельный класс?
– А чего я? Я-то при чём, Лариса Григорьевна? Это вы Покровскую спрашивайте. Это она его довела.
Он прав.
– Очень зря, – укоряющий взгляд классной перелетел на меня. – Такой серьёзный человек. Правда, Виолетта?
Я пожала плечами.
Серьёзный человек! Смешная характеристика. Как будто она о чём-то говорит.
Захар пересел ко мне. Не спросил – можно, нельзя. Сел молча, как только прозвенел звонок на второй урок. А потом, глядя на учительницу, выставил передо мной спортивный кулак. Под партой его просунул, чтобы другие не видели.
– Покровская, я тебя убью за вчерашнее, – зверски прошептал он.
– Прости, – шёпотом ответила я.
Понятное дело, за театр и Лёва готов был меня убить.
Он почти сделал это.
Захар мне театр простил. Лёва не простит никогда. У меня даже нет возможности перед ним извиниться.
Была ли я рада, что Захар пересел ко мне? Что за вопрос! Я была счастлива! Но к счастью примешивалась горечь. Говорят: ложка дёгтя в бочке мёда. Вот у меня также было. Мой мёд ужасно горчил.
Когда в школе или дома на лестничной площадке я встречала Лёву и он вежливо здоровался со мной, у меня горестно сжималось сердце. Он никогда не разговаривал, просто вежливо здоровался, понимаете, да? Один раз в школе при встрече с ним у меня из рук выпал учебник. Он поднял его и с вежливейшей улыбкой подал мне. Я ненавижу эту его сладкую вежливую улыбку.
Вот и всё его внимание теперь. И я больше никогда не услышу обращённое ко мне: «Рябинка!»
И когда в музыкальном классе он играл на фоно после уроков, я, как собака, стояла за дверью и слушала чудные звуки.
Вот так однажды и застукал меня Захар.
– Эй, Вета! Ты чё тут?
Я прижала палец к губам. Прошептала:
– Тише. Слушаю. Музыка.
– А-а… А кто это там бряцает?
Захар взялся за ручку, чтобы открыть дверь, но я прижала её своим телом.
– Не надо мешать.
– Я тихонько посмотрю.
Он отодвинул меня от дверей и заглянул. Увидев Лёву, тут же захлопнул её. На лице его появилось надменное выражение. Даже не знала, что у него может быть такое лицо. Как у верблюда. Да, того самого, знакомого нашего.
– Ты, Покровская, музыку любишь или его? – посмотрел на меня свысока.
– Тебя, – ответила я. И тут моё сердце сжалось.
– Чё? Чё ты сказала?
– Тебя, – повторила я. А внутри опять заскреблось: «Да что ты?»
– Чё ты сказала, Покровская?
– Ты слышал.
– А мне чё делать?
– Не знаю.
Захар взял мою руку и поднёс к лицу. Моей рукой он протёр свои сухие щёки, лоб. Подержал ладонь около губ. Подышал в неё, как дышат на руки во время мороза.
Я отняла руку.
– Захар…
– Ну, я Захар, – прошептал он, – а чё?
– Мне домой нужно.
– Да мне тоже. Я ведь тебя не держу, – сказал он и снова взял меня за руку. Крепко сжал.
– Тогда пойдём?
– Пойдём.
Мы оделись, вместе вышли на крыльцо. Он двери открыл и подождал, пока я выйду. Потрясающе! Умеет, оказывается, вежливым быть! Мог бы и одеться помочь в таком
