Александр Шлег - Цыганок
- Авой! - выпустила нож из рук бабушка. - Ванечка, дитятко мое!.. А я уж думала, думала... А я уж все глаза выплакала.
Ваня бросился к бабушке и крепко обнял ее. Причитая, от радости не чувствуя ног, бабушка забегала от печи к столу, собирая немудреный ужин.
Ваня разделся, помыл руки и взялся за деревянную ложку. С наслаждением хлебал кислые щи, а бабушка сидела напротив и рассказывала, как немцы при обыске перевернули в хате все вверх дном. Со скорбью говорила о войне, о той страшной беде, какую она принесла людям. И все просила Ваню больше никуда не ходить из дому, "не делать вредительства проклятым фашистам, потому как шутки с ними дюже поганые". Упрашивала быть умным и послушным, как все дети. Все было, как в Ванином сне.
Цыганок слушал старуху, кивал в знак согласия головой, а сам не сводил глаз с окна, остерегаясь, чтобы внезапно не налетели немцы. А бабушка говорила, говорила. Вздыхала, всхлипывала. И все просила не оставлять ее одну...
- Не надо, баб, - опустил голову Ваня. - Когда-нибудь я тебе все расскажу. А теперь не могу... Ты только не плачь, баб. Понимаешь, елки зеленые, надо идти мне. Кроме шуток...
Ваня сорвал с гвоздя свое залатанное пальто. "Засиделся, елки зеленые! Если дознается Цапля - ну и будет! - подумал он, торопливо одеваясь. - А может, Андрей уже искал меня? Вдруг задание какое. Надо быстрей отсюда".
Сжав зубы, стараясь не слушать плач бабушки, Ваня шагнул к порогу.
- Пошел я, - глухо, не оборачиваясь, сказал он. - До свидания, баб.
Стукнула дверь в сенях. Послышались шаги. Чья-то рука шарила в поисках щеколды.
Ваня побледнел, отскочил за печь.
Дверь распахнулась.
На пороге стоял, жмурясь от света, Гриша Голуб.
- Что, не узнаешь? - засмеялся он, протягивая опешившему Цыганку руку. - А я к тебе ночевать пришел. Ночь пересплю, а завтра домой...
Бабушка вскочила из-за стола, радостно засуетилась.
- И правда, Ванечка! Переночуй с Гришей дома. Ну, куда ты, голубок, на ночь глядя засобирался? Я вам сейчас постелю, да и спите себе на здоровье...
И словно вопрос этот был уже решен, старуха достала из комода одеяло и ушла в соседнюю комнату. Ваня переминался с ноги на ногу, нерешительно комкал шапку в руках.
- Не знаю, Гришка... Я... Я сам собрался идти ночевать на запасную квартиру. Пошли вместе. Ведь сам знаешь, Цапля приказал никому не заходить домой...
- А чего же ты зашел? - насмешливо сказал Гриша. - Брось, Цыганок, дрейфить! Все спокойно. Вторую неделю тихо.
- Храбрец нашелся! - блеснул глазами Ваня. - Привел же Васька немцев на наши квартиры.
- Привел он с перепугу. А потом одумался - рот на замок, - убежденно сказал Голуб. - Может, его и в живых сейчас нет, а мы о нем такое говорим. Нехорошо это.
- Я ему сто, а он мне двести! Надо расходиться. Если Цапля узнает, он нам головы посворачивает. Кроме шуток.
- Кончай, Цыганок! Чего ты...
- Какой он тебе Цыганок? - возмутилась бабушка, выходя из соседней комнаты. - У него имя есть. Ишь, дражнилку нашел!
- Баб, ну чего ты цепляешься? - пришел другу на помощь Ваня. - Гришка шутит.
- Ладно уж, шутники, - поубавила голос старуха. - А чего вы к порогу приросли? Раздевайтесь. Я вам на одной кровати постелила, Немного тесновато, может, будет...
- Да что вы! - повеселел Гриша, заговорщицки подмигнув Ване, - Вы не беспокойтесь, бабушка, нам хорошо будет...
Цыганок, вздохнув, погрозил Голубу кулаком и начал снимать пальто.
Из своей комнаты они слышали, как старуха закрыла вьюшку дымохода. Затем, кряхтя, полезла на печь. Долго шептала молитву, умоляя всевышнего защитить "неразумного внука Ванечку и его непутевого дружка..."
Цыганок начал нехотя раздеваться.
- Как хочешь, Гришка, но зря мы это делаем, - с сомнением сказал он.
- Кончай ныть, Цыганок! - нырнул в постель Голуб. - Не узнаю тебя. Уж очень ты осторожничать стал.
- Балда ты, Гришка!
Ваня повесил одежду на стул. Подошел к ходикам, висевшим на стене, подтянул похожую на еловую шишку гирю. Повернулся к дверям на кухню.
- Баб! А баб?
- Чего тебе, внучек? - сонно отозвалась старуха.
- Разбуди меня на рассвете.
- Спи, колосок, спи. Подниму тебя на заре, если уж тебе так хочется. Ох, боже, боже...
В хате стало тихо.
Тихо было и на улице. Снег перестал. Сквозь тучи прорвался месяц. Вокруг него начали несмело прокалывать небо звезды. В серебристо-сером полумраке засверкал снег. Белый от инея сад загорелся холодным огнем. Светлая морозная тишина лежала вокруг.
Вдруг скрипнул забор. Через него перелез человек в полушубке. На ногах его были черные валенки, подвернутые вверху. Какое-то время он стоял неподвижно, прислушиваясь. Затем осторожно, высоко поднимая ноги, направился через сад к двору Цыганка. Сгибаясь под окнами, обошел хату. Остановился у занавешенного окна, из которого пробивалась теплая полоска света. Припал лицом к стеклу и долго всматривался. Внезапно окно потемнело: в комнате погасили свет. Человек тихонько отошел к забору. Утоптал вокруг себя снег, сунул руки в карманы и застыл.
5
- Ваня! Ванечка! Да проснись ты, дитятко! Вот разоспался! Вставай, внучек, утро уже на дворе.
- Что? Утро? Я сейчас, баб, - Цыганок спрыгнул на пол, сладко потянулся, зевнул, - Гришка, кончай дрыхнуть. Подъем!
В ответ послышалось сонное бормотание. Ваня махнул рукой и начал одеваться. Подошел к окну, снял с гвоздей одеяло. Стекла были густо разукрашены ледяными васильками и ослепительно переливались всеми цветами радуги. Цыганок наклонился к обмерзшему стеклу, начал согревать его дыханием.
Через круглый, величиной с пятак, глазок увидел искристо-розовый от солнечных лучей сад, махровую изморозь на ветвях жасмина. У колодца, словно вороненая поверхность металла, блестела на солнце наледь. Ваня повел от нее глазом влево и остолбенел.
У калитки стоял солдат с автоматом.
Цыганок отшатнулся от окна, бросился к Гришке.
- Немцы!
- Где? Что?
Голуб вскочил, как ошпаренный, прыгнул к столу, сорвал с него одежду и стал лихорадочно одеваться.
- Говорил я тебе, говорил, что не надо ночевать, так нет! - закричал в отчаянии Ваня. - А теперь вот влипли, елки зеленые!
В комнату вбежала перепуганная бабушка. С мокрых рук ее на пол капала вода.
- Ой, господи! Пронеси беду стороной! - запричитала она. - Ваня, не выходи на улицу. Убьют ироды... Боже милостивый, помоги!
- Что будем делать? - Гриша сорвал с гвоздя пальто.
- Скорей в сени! Лезь на чердак! Оттуда - на соседний сарай! Жми к кладбищу! Быстрей!
- А ты? - остановился в дверях Голуб.
- Я следом... Только пистолет в дровах возьму...
- Ой, божечка-боже! Что ж это делается на свете? - суетилась на кухне бабушка.
Ребята бросились в сени, Гриша стремительно, будто матрос по вантам, побежал по лестнице на чердак. Ваня приоткрыл дверь, выглянул во двор. Немец стоял к нему спиной и притопывал ногами.
Цыганок выскользнул на крыльцо и тихонько стал подкрадываться к дровяному сараю.
Над головой загремела автоматная очередь.
- Хальт!
Чья-то сильная рука схватила его за воротник пальто, рванула назад.
Подбежал штатский. Проворно ощупал Ванины карманы, толкнул пистолетом в бок.
- Иди, щенок, в хату!
"Вот и все... - безнадежно подумал Ваня. - И зачем только я послушался Гришку?"
Привели на кухню. Бабушка заголосила на высокой ноте, начала ломать руки.
- Паночки, вы мои дорогие! Не трогайте его, сиротинушку бедную!
- Цыц, кочерга старая!
Человек в штатском ударил ее ногой. Ойкнув, старуха отлетела к печи.
- Ты Цыганок?
- Я? Нет, дядечка, что вы? Я - Ваня Дорофеев. А это моя бабушка. Мамка у меня умерла, так она вместо нее...
- Не ты? - угрожающе шевельнулся штатский. - Врешь, сученок! Ну-ка, покажи свои метрики!
- Сейчас, сейчас, дядечка... - Ваня бросился к бабушке, помог ей подняться. - Баб, где мои метрики? Ты не плачь. Они меня с каким-то Цыганком перепутали.
Охая, старуха с трудом выпрямилась и потопала из кухни в комнату. Вернулась, положила пожелтевшую бумажку на угол стола.
- Вот его метрики. Один он у меня... А ты не кричи. Мне уже бояться нечего, одной ногой в могиле стою. Жаль, что твоя мать не видит, чего ты тут вытворяешь, ирод...
- Утихни, старая обезьяна! - Человек в штатском оттолкнул старуху, взял в руки бумагу. - Гм-м... Иван Михайлович Дорофеев, тысяча девятьсот двадцать восьмого года рождения, белорус. Смотри ты, белорус! А сам на юду смахивает, - он бросил на стол метрики. - На, бери свою бумажку. Из хаты не выходить!
В дверях, широко расставив ноги, застыл солдат. Бабушка обвила руками Ваню. Слезы текли по ее морщинистым щекам.
- Ванечка! Это же они тебя ищут. Что же ты такое натворил? Ой, боже мой, боже! Что ж это теперь будет?
- Ничего, баб, ничего... Ты только не плачь...
Возле дома натужно завыла машина. Ваня с трудом оторвал от себя бабушкины руки, припал к оттаявшему стеклу. "Елки зеленые, Гришку повели! содрогнулся он. - Поймали все-таки!"
