Нора Аргунова - Не бойся, это я ! (рассказы)
Взялась за дверь, приподняла и растворила пошире. Заскрипела петля, тёплый звериный дух ударил в лицо.
Снова Даша осмотрела заросли вокруг. Ни белка, ни птица не шевельнули ветку, только дятел стучал по мёртвой сушине.
Даша осторожно спустила курок. Быстро скинув ватник, через голову стянула свитер, завязала у свитера ворот.
Стукнувшись лбом о притолоку, влезла в темноту. И снова вылезла, так жутко ей было. Постояла...
Волчата обрадованно совались в руки. На ощупь они казались обыкновенными щенками, и против воли Даша укладывала их в самодельный мешок бережно. Засунув троих, поискала ещё, но, видимо, больше не было. Она вышла, на свету заглянула в мешок.
"Куда мне их?" - подумала она. Многие охотники тут же палкой приканчивают волчат, уносят мёртвыми, но Даша так не могла. Она могла стрелять, и охотничью стрельбу не считала убийством. "Там видно будет", подумала она и, завязав мешок, взвалила его на спину.
Какое бы острое чувство, какое бы ликование ни охватывало Дашу, когда, треща ветвями, шлёпается после выстрела глухарь или кувыркается на бегу заяц, оно и в сравнение не шло с тем, что она испытывала сейчас. Найти волчье логово! Отнять потомство у волков! В одиночку, без напарника!
Уходила она, беспрестанно оглядываясь. Руки у неё дрожали. Если придётся стрелять, с трёх шагов промажешь. "Словно ворую", - подумалось ей.
Скоро она обнаружила, что её сшитый из лосиного камуса чехол для ножа висит на ремне пустой. Она стала соображать, взяла ли нож из дому, но тут же опомнилась. А чем же хлеб на току резала? Да и не случалось ещё, чтобы в тайгу отправилась без ножа. Там искать надо, где перепоясывалась.
Даша положила мешок с копошившимися в нём волчатами, глядя под ноги и часто озираясь, пошла обратно.
Когда она скрылась, небольшой тёмный волк выполз из-за валежника и застыл, сливаясь с землёй. Другой волк, широколобый, на сильных высоких ногах, стоял в мелком ельнике. Минуту звери не двигались. Лотом, всматриваясь, принюхиваясь, начали подкрадываться к мешку.
Волчица ухватилась за узел и поволокла было весь мешок, но старый волк зацепился крючковатым жёлтым клыком и не пускал. Взъерошенная, с панически поджатым к животу хвостом, волчица лязгнула зубами на волка, но он не отпустил. Она рванула на себя, и клык старого волка вспорол мешок словно ножом...
Когда Даша вернулась, то нашла лишь разорванную грязную тряпку. Она подобрала остатки свитера, разглядывая волчью работу. Скуластое лицо её побледнело. Подняв голову, она неведомо кому, в лес, погрозила кулаком.
Она твердила себе, что сегодня же напишет в райцентр, не успокоится, пока не добьётся приезда волчатников на облаву - по всем правилам, с флажками и загонщиками, чтобы взять всех, всю семью серых бандитов. И сама будет участвовать в этой облаве.
НАС ТРОЕ
Я их знала - и собаку и волчонка. Норд был очень хорош, да ведь все доги, на мой взгляд, хороши - и на него я не обращала внимания. Меня интересовал Султан, которого растили для арены. Волк, работающий посреди толпы людей, явление редкое. Для волка, даже не пуганного облавой, человеческие голоса со всех сторон, дыхание, шевеление - признаки облавы. Волчата набираются ума ещё когда сосут, они от матери-волчицы перенимают, кто им первый враг.
Люся, молодая дрессировщица из Уголка Дурова, давно хотела вырастить волчонка. Дрессировщики придирчиво подбирают себе зверей, но тут привезли одного-единственного волчонка, и раздумывать не пришлось. Да никто и не смог бы угадать, какой характер заложен в скулящем комке с младенчески-затуманенным взором. Обнадёживал возраст волчонка - ему было дней десять от роду - и то, что он мелок даже для такого возраста. Он не захватывал соску, и сначала его кормили из пипетки.
Люся с ним не расставалась ни ночью, ни днём. Из-за волчонка она ходила в куртке, перепоясанная, и он спал у неё под курткой, а в жаркие дни Люся носила его в рыночной сумке. Он ездил в троллейбусах и электричках и покачивался в сумке, плывя над тротуаром. Он привыкал к запахам асфальта и машинного масла, к запаху толпы и слушал, как шумят улицы.
Потом Султана стали водить на цепочке. Иного волка можно спутать с овчаркой. Но в Султане, во внешности его и особенно в том, как он, подрастая, начал жаться к стенам и заборам, было что-то такое определённо волчье, что прохожие останавливались, говоря:
- Волка ведут!
В квартире у Люси начались объяснения. Пока Султан был маленьким и с прогулки по коридору проводили красивого, добродушного Норда, соседи не протестовали. Но когда, забиваясь в углы, обидно дичась людей, через квартиру начал прокрадываться зверёныш, соседи не выдержали. И Люся, хотя мать её не отпускала, решила на время переселиться в другое место.
Рядом с Уголком Дурова сносили дом. В этом доме ещё держались целыми одна комната и тёмная каморка. Возможно, каморка шла когда-то за кухню, потому что в ней имелся кран.
Здесь Люся и поселилась.
В середине августа она с дрессированными животными уехала на сутки в пионерский лагерь. На ночь с волчонком и собакой осталась я.
1
В десятом часу вечера я нащупала ключ под осевшей ступенькой крыльца и отперла дверь, за которой топотал обрадованный пёс. Он чуть не свалил меня в темноте, но мне удалось быстро соединить загнутые крючками концы провода, и комната осветилась. Волчонок сидел на цепи под окном, глядел исподлобья, а хвост его, хоть и с робостью, всё же приветливо елозил по полу.
Я села на тахту. Тахтой был поставленный прямо на пол разбитый матрас, застеленный мешковиной. На матрас брошено вигоневое линялое одеяло, подушки нет. Так Люся и спит, покинув свою мягкую белую постель.
Мне советовали всё от волчонка спрятать, даже туфли повесить на стену, когда лягу спать. Пока что на самый высокий гвоздь я вешаю рюкзак. Собака, опираясь передними лапами о стену, поднимается во весь свой гигантский рост, обнюхивает рюкзак - и я замечаю, что в комнате низкий потолок.
Иду посмотреть в окно. Пёс шагает рядом. Когда я выглядываю, он, прислонившись ко мне, выглядывает тоже. А волчонок пятится в угол, натянув до отказа цепь.
Вместе с Нордом смотрим на улицу. Первый этаж. Бурьян под самое окно. Наш свет достаёт до ограды, толсто окутанной плющом. По ту сторону раскинулась липа, к нам опущена широкая ветка. Тишина. Дремучий сон старого московского дворика, доживающего век...
Гремя цепью, ко мне бросается Султан. Он суетится, лижет руки, прыгает к лицу. Хочу его погладить - он шарахается. Кладу руку на голову Норда волчонок расширяет глаза, напрягается, будто ему скомандовали: "На старт, внимание!" Едва заговариваю с Нордом - Султан срывается с места. Он, должно быть, ревнует или проникается ко мне доверием из-за собаки. Но коротко его доверие. Я тянусь к нему - он весь сжимается и уползает в угол. Волчонок подрос - наверное, самый неподходящий для дрессировки из всего выводка...
Мне вспоминается Люся: "Что я буду делать, если он арены побоится? Что с ним будет тогда!"
2
Подсучив рукав, в полуведёрной кастрюле выбираю, как было велено, для волка лучшие куски, укладываю в кастрюльку поменьше. Кормлю каждого отдельно. Норд погрузился по уши, волчонок ухитряется из своей кастрюльки выглядывать. Смотрит, будто поверх очков.
Наконец Норд отошёл, повалился - он сыт. И волчонок сыт. Последнее повытаскивал на пол, то один кусок лизнёт, то другой. Принимается вяло жевать.
Я убираю посуду, спускаю Султана с цепи. Достаю из рюкзака термос, чашку, печенье. Располагаюсь на матрасе. Печенье, оказывается, любят все. Волчонок ловит печенье издали. Наливаю вторую чашку чая. Завинчиваю пустой термос. Пора спать.
Как я воображала себе эту ночь?
О собаке, о Норде, я не думала. Этот ляжет, где захочет. А волчонок будет со мной на тахте. Он пугливый, недоверчивый детёныш волка, но я сумею в темноте, в тиши комнаты, в ночном домашнем покое уверить его...
Опускаю на колени кружку. Волчонок носом пытается открыть собаке пасть. Так делают щенки, когда возвращается волк-отец, наглотавшись мяса, так они заставляют выкинуть им добычу. Но Султан ведь сыт! Неужели он способен съесть ещё?
Пёс вскакивает с рыканьем, поистине львиным. Волчонок, приседая, скуля, оставляя умильные лужицы, преследует Норда. Я угадываю - тут старые отношения. Норд взвывает от досады - видно, давно ему надоел назойливый волчий отпрыск.
Поскуливая, жалостно растянув губы, шажками, шажками, бочком Султан приближается с лисьей разглаженной, заискивающей физиономией. Огрызаясь, Норд увёртывается. Норд рычит, предостерегая. И не успевает отвернуться щенок стремительно вкладывает в рот Норду свой острый нос.
Норд выплёвывает волчью морду. Норд изнемогает. Стеная, грызёт ненавистную голову. Волчонок взвизгивает, а сам лезет и лезет в пасть.
Норд разъярён. Он давно мог бы убить щенка... Приглядываюсь. Норд не кусает, он быстро, мелко щиплет, будто машинкой остригает волчий лоб.
