Юрий Яковлев - Саманта
И тут появился дирижер. Он поднял руку с палочкой и взмахнул ею. И сразу зал заполнился множеством звуков, словно сюда, проломив стену, ворвался гудящий, гремящий, праздничный локомотив. Поезд прибыл! Поезд прибыл. Спектакль начался. Тяжелый парус занавеса разделился на две половинки, и они медленно поплыли в разные стороны.
Но хотя действие балета происходило в Крыму - неподалеку от Артека, для Саманты это было продолжением ленинградской сказки. А все ее внимание было приковано к главной героине - Марии. Ее пируэты, прыжки, вращения слились в сознании девочки в сплошной полет. А какие у балерины были туфельки! Белые атласные пуанты. Девочке показалось, что вся легкость движения балерины, все ее полеты происходят от этих туфелек, как от туфель Большой Наташи можно мгновенно стать взрослой.
У Саманты родилась дерзкая мысль: во что бы то ни стало раздобыть волшебные туфли балерины.
И когда оркестр умолк и две половины паруса снова стали одним большим парусом, Саманта повернулась к Большой Наташе.
- Наташа, я хочу посмотреть... балерину... Я хочу посмотреть ее вблизи.
- Но это невозможно! - засомневалась Наташа.
Но у Саманты не было невозможного.
Она потерлась подбородком о Наташино плечо, и в глазах ее появилась мольба, перед которой никто не мог устоять:
- На одну минуту!
- На одну минутку? - Большая Наташа осмотрелась, потом наклонилась к девочке и решилась: - Ладно. На одну минуточку! Мы сейчас придем, сказала она Арту и Джейн.
И они отправились за кулисы.
Тут произошло что-то непредвиденное и прекрасное. Продолжение ленинградской сказки!
Когда американская девочка со своей спутницей очутилась за кулисами, артисты узнали ее и встретили... аплодисментами. Сначала девочке показалось, что ее с кем-то спутали, приняли за знаменитость. Но артисты не только хлопали, они произносили ее имя:
- Саманта! Саманта!
И среди тех, кто приветствовал маленькую американскую гостью, была героиня балета.
Она подошла к Сами. Обняла ее. А потом сказала:
- Я хочу сделать тебе, девочка, небольшой подарок. Возьми на память. - И тут балерина протянула девочке белые атласные туфельки с твердыми носочками, на которых можно стоять.
Саманта покраснела от радости, прижала к груди туфельки и прошептала:
- Спасибо. Я всю жизнь мечтала о таких... туфельках для балета... Я попробую их надеть, может быть, у меня тоже получится.
Балерина улыбнулась:
- Сразу вряд ли получится.
Но Саманта тут же села на пол, скинула свои туфли и начала было примерять подарок. Раздался звонок. Все заторопились. Большая Наташа подняла с полу Саманту и велела ей надеть нормальные туфли.
- Скорей, Сэми. Мы померим потом.
- Я померю потом, - пообещала девочка балерине.
И та проводила Саманту до кулис. И они расстались.
Следующее действие Саманта смотрела неспокойно. Она поминутно шептала родителям:
- Это моя знакомая, смотрите! Она подарила мне балетные туфли!
- Тише, Сэми.
Но Сэми вдруг вздумалось надеть пуанты. И она завертелась, заерзала. Надела на одну ногу пуанту... Но ее отвлек танец Марии, и девочка замерла, прижав к груди атласную туфельку.
Теперь Саманта неотрывно следила за своей новой знакомой. Временами фантазия переносила ее на сцену, и Саманте казалось, что это она сама танцует в лучах юпитеров. И это волшебные туфли сделали ее такой мастерицей танца.
- Я, наверное, стану балериной, - призналась она Большой Наташе, когда вся семья после спектакля покидала театр. - Как ты думаешь, папа, я смогу стать балериной? Ведь у меня уже есть пуанты.
- А как же Боудон-колледж?! - воскликнул папа. - Тебя ждет "белый медведь". Кто-то должен лечить зверей?
- Я буду лечить зверей, - согласилась девочка. - А вечером буду танцевать.
Они шли по светлому Ленинграду. Лучи незаходящего солнца золотили купол Исаакиевского собора. А от Невы тянуло холодком.
Саманта прижимала к груди подарок. Город становился сказочным. Гранитные львы поворачивали к Саманте головы. Атланты улыбались из-под тяжелых балконов, и ангел с крестом на вершине гранитной колонны был готов взмахнуть крыльями и взлететь над Дворцовой площадью со стаей городских голубей.
Так они дошли до дома с надписью: "Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна". И сказка кончилась.
Прощание с Попрыгунчиком
Накануне отъезда Саманта вошла в лифт и лицом к лицу столкнулась с Попрыгунчиком Полом.
- Хелло, мистер Пол!
Она выдохнула привычное приветствие и тут только заметила, что с Полом произошли перемены. Он осунулся, похудел, а его веселые глаза потухли и смотрели как-то печально.
- Вы очень изменились, мистер Пол! - сказала Саманта. - Заболели?
- Я плохо сплю, не могу привыкнуть к белым ночам.
- Глаза впали, лицо бледное.
- Побледнеешь тут! - в сердцах сказал репортер. - Меня отзывают в Штаты.
- А где ваша обезьяна со стеклянным глазом?
- Упакована. Отработала свое. Вот телекс. - Он похлопал себя по карману. - "Прекращайте работу. Срочно вылетайте домой". Как будто не президент компании, а строгий отец приказывает сыну вернуться в родные пенаты. Но я стреляный воробей, я знаю: это приговор.
Лифт остановился. Девочка и репортер вышли и вместе направились к двери-вертушке.
- Пойдем пройдемся, - предложил Пол, - когда еще увидимся. Ты располагаешь временем?.. Я хочу тебе кое-что сказать.
- Пойдемте, - согласилась девочка.
Они вышли на Невский и некоторое время шли молча, как бы слившись с круговоротом людей, заполнявшим главную улицу города. И только когда поравнялись с домом с пылающей надписью: "Граждане! При артобстреле эта сторона наиболее опасна", Саманта нарушила молчание.
Она спросила:
- Мистер Пол, у нас в Америке есть сторона, опасная при артобстреле? Вы объездили все штаты, вам попадалась такая сторона?
Саманта посмотрела на своего седого спутника. Тот молчал.
- Скажите, наши бабушки умирали от голода и отогревали дыханием чернила, когда делали уроки? Ведь нет, мистер Пол? Поэтому для нас война не быль, а что-то другое? Сказка?
- Эта сказка у нас называется политикой, - тихо произнес Пол. Советский лидер Ленин говорил, что война - это продолжение политики.
- Значит, это плохая политика, - решительно сказала девочка. Значит, нужна политика, у которой другое продолжение. Любое другое, только не война... Мы с Наташей посмотрели войну... заглянули в нее изнутри. Ее все помнят, словно все пережили ее... И старые люди по привычке переходят здесь на другую сторону.
Они заторопились, словно боялись, что начнется артобстрел.
Пол все молчал. Все никак не мог сказать то, что собирался сказать на прощание своей маленькой подруге. Они вышли на широкую Дворцовую площадь, и им в лицо пахнула свежей близостью река.
Так они дошли до набережной и остановились в гранитном выступе, который охраняли два бронзовых льва.
- Почему вы уезжаете сегодня? Я думала, мы полетим вместе, - сказала Саманта и, мотнув головой, откинула назад растрепанные ветром волосы. Почему вас отзывают в Штаты?
- О! Они там считают, что я поддался советской пропаганде. Что за чушь! Я поддался твоей пропаганде, Саманта! Я поверил тебе... Наступает такое время, когда старики должны безраздельно верить молодым. Иначе они погибнут.
- Почему? - удивленно спросила Саманта.
- Потому, что старики сами никогда так остро не почувствуют будущее, как молодые. Молодые учат нас жить. И надо учиться, а не упрямиться.
Мимо, оставляя похожий на дорогу след, промчался "Метеор", в нем сидели дети, они махали руками. Густо пробасил буксир, маленький, он тащил две длинные баржи. И над водой кружили чайки, поджав, как шасси, лапки.
И тут Пол заговорил.
Он заговорил так, как будто его слушала не стоящая рядом девочка, а множество людей. Вся Америка! Он говорил громко, и голос его летел над волнами реки:
- Я еще скажу свое слово. Я подойду к микрофону и скажу: "Послушайте старого Пола! Оторвитесь от своих телетайпов и компьютеров! Забудьте о прибыли и о курсе доллара на бирже в Манхеттене. Посмотрите на своих детей. Прислушайтесь к тому, что они говорят... Они знают не только считалки и таблицу умножения. Им известно, ради чего жить. Так вот жить стоит не ради бомб и бинарных снарядов. Если вы не полные безумцы и маразматики, запомните: дети хотят мира, дружбы, веселья, сытного завтрака и увлекательного фильма... И будущего. Они имеют право на будущее. И если вы убьете детей за океаном, вы убьете своих детей. Это как дважды два четыре. Как "Олли, Олли, три быка".
Он вдруг горько усмехнулся, достал из сумки кассету и начал разматывать отснятую пленку. Она шуршала, сворачивалась кольцами, словно пряталась от полуденного солнца.
- Что вы делаете? - с недоумением спросила Саманта.
- Топлю свой "военный корабль". Ты не забыла вечер в Артеке? Фейерверк?
- И миссис Нину Сергеевну?
