Скорпия - Энтони Горовиц
Сначала – гостиница. Она называлась «Сиренузе»; Найл с немалым удовольствием рассказал ему, что это один из самых роскошных отелей на всём юге Италии. Номер Алекса был огромным и больше напоминал гостевую комнату в каком-нибудь итальянском дворце. Большая двухместная кровать с белоснежным бельём из египетского шёлка. Письменный стол, тридцатишестидюймовый телевизор с беспроводными колонками «Боуз», огромный кожаный диван, а за окном – личная терраса. А ванная! Кроме мощного душа, там была ванна, в которой, наверное, могла бы уместиться целая футбольная команда, и джакузи. Комната была отделана мрамором и украшена плиткой ручной работы. Номер для миллионера. Алекс вздрогнул, представив, сколько стоит провести здесь одну ночь.
Найл увёз его прочь от развалин фабрики «Консанто Энтерпрайзис». Во время поездки они не обменялись ни словом. Алекс хотел задать Найлу целую сотню вопросов, но из-за шума ветра и рёва 162-киловаттного шестицилиндрового V-образного двигателя с четырьмя распредвалами говорить было просто невозможно. Да и, если подумать, Найл явно не из тех, кто должен отвечать на вопросы. Они проехали всего двадцать минут вдоль берега и вдруг остановились возле гостиницы, обманчиво маленькой и заурядной на вид. Ну, если смотреть снаружи.
Пока Алекс регистрировался в гостинице, Найл позвонил куда-то по мобильному телефону.
– Миссис Ротман очень рада, что ты здесь, – сказал он. – Она собирается поужинать с тобой в девять тридцать. Попросила меня подобрать тебе одежду.
Он окинул Алекса взглядом.
– Я неплохо определяю размер на глаз. У тебя есть какие-нибудь предпочтения по стилю?
Алекс пожал плечами.
– Как хочешь.
– Хорошо. Коридорный отведёт тебя в номер. Я так рад нашей встрече, Алекс. Я точно знаю, мы с тобой подружимся. Наслаждайся обедом. Еда здесь мирового класса.
Он сел обратно в машину и куда-то уехал.
Я точно знаю, мы с тобой подружимся. Алекс покачал головой, до сих пор не веря услышанному. Всего два дня назад этот же человек ударил его так, что он потерял сознание, а потом оставил умирать в затопленной подземной камере.
Из этих мыслей его вырвало появление пожилого человека в ливрее. Тот жестом показал Алексу следовать за ним и отвёл его в номер на третьем этаже. Они прошли по коридорам, полным предметов антиквариата и картин. В конце концов Алекса оставили одного, и он тут же осмотрел комнату. Дверь не заперта. На двух телефонах, стоящих на столе, есть тоновый набор. По сути, он может позвонить кому угодно в любую точку мира… даже в полицию. В конце концов, он же только что видел взрыв на фабрике «Консанто Энтерпрайзис» и убийство Гарольда Либермана. Но Найл явно доверял ему и считал, что он будет молчать – по крайней мере, пока не встретится с миссис Ротман. А ещё он может просто уйти и исчезнуть. Но, опять-таки, они решили, что он никуда не уйдёт. Очень странно.
Алекс отпил немного из бокала и посмотрел вниз, на город.
Стояла прекрасная ночь. Небо уходило в бесконечность, на нём горели тысячи ярких звёзд. Алекс слышал, как далеко внизу бьются о берег волны. Городок Позитано стоял на склоне крутого холма; магазинчики, рестораны, дома и квартиры буквально налезали друг на друга, связанные сетью узких переулков; чуть более широкая главная улица змеилась вниз, в сторону подковообразного залива. Повсюду горели фонари. Сезон отпусков подходил к концу, но улицы по-прежнему были заполнены людьми, которые хотели сполна насладиться последними жаркими деньками.
В дверь постучали. Алекс вернулся обратно в комнату и прошёл к двери по блестящему мраморному полу. За ней стоял официант в белом пиджаке и чёрном галстуке-бабочке.
– Ваша одежда, сэр, – сказал он и протянул Алексу чемодан. – Мистер Найл рекомендует на сегодня костюм, – добавил он, прежде чем удалиться.
Алекс открыл чемодан. В нём лежал целый ворох новенькой, дорогой одежды. Наверху – костюм. Алекс достал его и разложил на кровати. Костюм был из угольно-серого шёлка, с логотипом «Миу-Миу». К костюму прилагалась белая рубашка от Армани. Под рубашкой оказалась маленькая кожаная коробочка. Открыв её, Алекс ахнул. Ему даже купили новые часы – «Бом и Мерсье», с полированным стальным браслетом. Он вытащил их из коробки и взвесил на ладони. Должно быть, они стоят не одну тысячу фунтов. Сначала гостиничный номер, потом это! Его просто забрасывали деньгами, причём, как и из мощного душа, со всех направлений.
Алекс ненадолго задумался. Он не совсем представлял, во что ввязывается, но пока, наверное, можно им и подыграть. Было уже почти девять тридцать, и он умирал от голода. Одевшись, он посмотрел на себя в зеркало. Костюм был в классическом стиле модов[9]: пиджак с небольшими лацканами, которые едва доставали до груди, и узкие облегающие брюки. Галстук был тёмно-синим, узким и прямым. А ещё миссис Ротман купила ему чёрные замшевые туфли «Дольче и Габбана». Вот это одежда. Алекс едва узнал себя.
Ровно в девять тридцать он спустился в ресторан на первом этаже. Только сейчас он понял, что гостиница построена прямо на склоне холма и на самом деле намного больше по размеру, чем кажется, причём немалая её часть располагалась ниже, чем вход и ресепшн. Алекс оказался в длинной сводчатой комнате, столы уходили далеко, к ещё одной террасе. Освещали ресторан сотни крохотных свечей в стеклянных подсвечниках. В зале уже сидело множество людей. Официанты сновали от стола к столу, помещение полнилось звоном посуды и тихими разговорами.
Стол миссис Ротман был самым лучшим – посреди террасы, с видом на Позитано и море. Она сидела одна, держа в руках бокал шампанского, и ждала его. Одета она была в чёрное платье с вырезом, которое оттеняло простое алмазное ожерелье. Увидев его, она улыбнулась и помахала рукой. Алекс прошёл к ней; в костюме он чувствовал себя очень неловко. Большинство других посетителей были одеты куда менее торжественно. Он даже пожалел, что надел ещё и галстук.
– Алекс, чудесно выглядишь. – Она окинула его взглядом своих тёмных глаз. – Костюм идеально тебе подходит. «Миу-Миу», правильно? Обожаю этот стиль. Присядь, пожалуйста.
Алекс занял своё место за столом. Интересно, что подумают остальные. Что это мать с сыном решили так провести вечер? Он ощущал себя статистом в фильме. Самое время, чтобы кто-нибудь наконец показал
