Елена Усачева - Если бросить камень вверх
Когда беда, бежишь куда глаза глядят. И все хочешь подальше спрятаться, под кровать залезть или в шкаф. Место не должно быть знакомым. Знакомые места рождают ненужные воспоминания – здесь ты громко хохотала, здесь весело чай пила. И все было, было, а теперь уже не будет никогда. Это особенно обидно. А поэтому бежать надо подальше от людей, в места незнакомые. Или в самое лучшее место в мире, как тебе однажды показалось.
Сюда они забрались с Арсением. Он тогда был юн, светел и не страдал всеми теми вредностями, которыми полон сейчас. Саше надо было брата выгулять, и пошли они с ним в ближайший парк, где бодрый Сеня тут же задался целью утопиться в Калиновом ручье. Никто никогда не знал, как этот ручей называется, а тут вдруг около него обнаружился огромный камень с табличкой. Издалека виделось, что это мифический указатель «налево, направо и прямо». Оказалось, просто название. «Калинов ручей».
Чтобы преждевременного утопления не произошло, был объявлен большой поход вдоль ручья с целью найти устье и обитающих там пигмеев. Было лето, на асфальте знойно, а здесь, в парке, прохладно, хоть и комары. Они не давали стоять на месте, настойчиво советуя идти вперед. Первую минуту прошли благополучно, и даже что-то похожее на тропинку бросалось под ноги. Но потом началась непролазная чаща, пришлось карабкаться на крутой берег и продираться сквозь крапиву. Были и поваленные деревья, через которые невозможно было перелезть. Еще они постоянно штурмовали ручей по этим самым поваленным деревьям, надеясь найти удобный проход. Саша шла, ярко представляя, как рухнет с бревна в воду и, если не переломается, так перепачкается – точно. Сенька полз на пузе. А потом уже не полз, а просто шагал по воде, держа кеды в руке. За шуршащими кустами уже виделись озлобленные лица пигмеев.
В тот поход они нашли остров. Свой собственный остров. По центру его росло кривое дерево. Вокруг собирался мусор, нанесенный шустрым течением. Лет через сто остров обещал превратиться в хорошее землевладение, где можно будет поставить дом. В крайнем случае – шалаш.
Больше они на остров не ходили. В минуты печали Сенька обещал туда сбежать, навербовать армию пигмеев, вернуться и порубить своих врагов в капусту. Врагом все больше была Саша. Против такого плана у нее имелся свой план. Пока Сенька будет тонуть в бурных водах Калинова ручья, она договорится с пигмеями, они не пойдут воевать, а останутся дома собирать кокосы.
Сейчас осень. Нет солнца, нет зелени, за которой могли бы прятаться маленькие пигмеи. Голая земля у ручья истоптана до глины, по камням вяло текла вода. Она замерзла и все норовила застыть, а поэтому текла, подремывая, лениво перекатываясь на брошенном мусоре.
Берег раскис и неприятно чавкал под ногой. Голые деревья являли уныние. Все вокруг съежилось и уменьшилось. Ручей как будто бы вгрызся в землю, увеличив покатую кромку.
Остров оказался крошечным. Дерево, как древний монстр, попытавшийся вылезти из земли, выставило завитки корней. Стоять между ними было неудобно. Земли на острове не прибыло, а как будто, наоборот, стало меньше. Само дерево, понимая свою обреченность, свесило ветки. Все это было до того не похоже на светлую летнюю мечту, что Саша расстроилась еще больше. И так все плохо, а тут еще остров – не воздушный замок, а ерунда какая-то. И уже хотелось топнуть ногой, а лучше упасть на землю и забиться в истерике.
Ничего не сделала. Подошла к воде, присела на корточки и опустила руки. Ручей ледяной. Пальцы тут же свело. Внезапная боль заставила качнуться. Кроссовок на скользкой земле поехал. Саша бухнулась на попу, пятка звонко ударила по воде.
Надо было вставать, надо было спасаться. Барахтанье превратилось в дурную бесконечность. Вот тогда-то в голове что-то щелкнуло, и она поняла, что бороться больше не будет. Надоело.
Саша села на кривой ствол, переждала, когда уляжется неприятный озноб от мокрой одежды, и закрыла глаза.
Черная фигура сначала появилась с обратной стороны века. Саша моргнула, и фигура нарисовалась сидящей на корне. Ее персональная беда.
Беда имела лицо Эдика, ухмылку Светки, брови она вздергивала, как Зара, поджимала губы, как Ариана. И правда, дурацкое имя. Ариана. С чего вдруг людей так называют? Греческое что-то. Может, ее дед был грек?
Опять вспомнился Галич, его злоба на Тьму, неловкие подкаты: «Ну, типа, торопишься?» «Типа, крутая и все сама?»
Ариана, конечно, обидится на Эдика, и они поссорятся. Ленка тоже порвет с Галичем – если у тебя на глазах целуются со всеми подряд, какая уж тут любовь? Велес с Сашей тоже не станет больше разговаривать – все-таки Галич ему враг, а она с ним целовалась. И по всему выходит, что в прибыли от всей этой истории только Эдик. Велесу отомстил, девушку у него перебил. И к Саше подкатился, как давно этого хотел. Теперь у него в коллекции все девчонки класса. Светка будет опять страдать. Она надеялась, что после этой истории Галич окажется свободным, никому не нужным. Исчезнет Ленка, оставив в победителях Светку.
Саша тихо застонала и зашагала, зашагала вокруг дерева, вытаптывая на островке последнюю траву.
Вспомнилась мать, ее обвинения, что Саша зря отправила отца мириться, замечание бабушки, что у них ненормальная семья.
Ненормальная, ненормальная…
Вот и ей видится странное. Выходит, она тоже ненормальная. Ко всему, бедный Сенька со своим животом – тоже в ненормальные стремится. Только Варвара остается светлым человеком. Но это ненадолго. Скоро уже.
Саша не сразу поняла, что этот странный тяжелый звук, этот вой издает она сама. И тяжесть – это она сжимает голову, чтобы не раскололась от расстройства.
Перепрыгнула на берег, зашагала вдоль ручья. Идти был неудобно. Берег не имел тропинки, зарос кустами. В какой-то момент кусты встали стеной, тут же оказалось поваленное дерево. И через все это надо было перелезать, обдирая руки. В одном месте лес стал непроходимым, она съехала по берегу к воде, долго приноравливалась прыгнуть.
Прыгнула, поскользнулась. Вода зашипела, изошлась пузыриками от сползшей земли. Это расстроило, расстроило, захотелось сесть, но вокруг было мокро. Она кружила на месте, глухо проклиная уже не себя, не жизнь, а саму землю, что не умеет правильно держать на себе людей.
Еще было холодно. И этот холод был неправильный. Он шел не снаружи и не изнутри. Он просто был. Поселился в сердце.
Саша стояла, опершись лбом о дерево, и мерзла.
Сквозь холод ей все казалось ледяным, хрупким и непрочным. И если бросить в эту непрочность что-нибудь, то она расколется. В кармане был только камешек-путешественник. Она достала его, но движения не почувствовала, рука была чужой.
Пускай кто-нибудь придет и ее спасет. Кто-нибудь. Не она побежит спасать мир, а сам мир уже что-то сделает.
Но миру как всегда было плевать. Сашу все больше покрывало льдом. Колени подгибались, хотелось сесть, закрыть глаза. От моргания становилось только холоднее. Поэтому она стояла, прислонившись к дереву, и смотрела перед собой.
Там, за льдом, что-то происходило. Наверное, опять беда ее наступала. Саша качнула камешек на ладони, подбросила.
Впереди слышался шум. Сквозь редкие деревья было видно, как ходят люди. Там была асфальтовая дорога. Саша вдоль ручья дошла до нее. Как же обидно, что ни от кого не спрятаться.
И вот тогда она посмотрела на дерево, около которого стояла. Это был дуб. Хороший такой, раскидистый. Под ногами мокрыми ошметками – листья. Видны черные кулачки желудей. Торчат тонкие былинки дубков-одногодок.
Ствол дуба кряжистый, с корявыми шишками, с растопыренными крепкими ветками.
Саше стало жарко. Она подпрыгнула, ухватилась за верхнюю ветку. Первый раз сорвалась – руки подвели. Разозлилась жутко. Вытерла ладони о куртку, потерла их, заставляя согреться, размяла пальцы. Второй раз получилось лучше. Ухватилась надежней. Подтянула ноги.
Наверное, у Сеньки это вышло бы ловчее. Он мелкий и цепкий. Саша своими длинными ногами долбила по стволу, но замерзшая стопа не чувствовала опоры, поэтому нога несколько раз сорвалась.
Попрыгала, поразмахивала руками, заставляя тело проснуться. Ветка, упор в шишковатый ствол, подтянуться. Эх, не приспособлена она для лазания. Чуть опять не сорвалась. Но все-таки перекинула тело через ветку, отдышалась. И уже дальше, как по ступенькам, полезла выше.
На пятый шаг прогнала от себя мысль, что спускаться будет не так весело, как поднимается.
Ветки стали скользкими. Еще и ветер начал стряхивать за шиворот капли вчерашнего дождя.
Найдя удобную развилку, Саша уселась.
Да! В этом что-то было. Сидела она, конечно, не на самой макушке, и весь парк обозреть не получалось. Но и отсюда хорошо просматривался ручей. Как он бежит, невероятно петляя, оттуда и туда. Видны были крайние дома. Слышны трамваи. Дорожка, мостик через ручей, дети около воды, велосипедисты. Мелкая гавкающая собачка. Здорово! Даже лучше, чем остров, который оказался совсем не островом, а пятачком, готовым соединиться с берегом. И дуб был такой уверенный под ней. И с такой верхотуры так легко было махнуть рукой на все. Или плюнуть с высокой колокольни. И даже как будто бы солнце проглянуло сквозь тучи. И ворона на соседнем дереве каркала совсем не грозно. И даже то, что ей кричали, было не страшно. Даже если будут ругать и во всем обвинять.
