Наталья Соломко - Белая лошадь - горе не мое
- А чего это ты, Хрюкало, за нами таскаешься? - недовольно спросил Васильев. - Следишь?
- Нужны вы мне!
- Ну и иди отсюда!
- Конечно! - рассердились девочки. - Приперся да еще грубит!
- А пошли вы! - сказал Хрюшкин, развернулся и снова ушел в лес.
- Митька! - позвал Саня. - Не уходи!
Но Вахрушев уже ушел, только шелестели чуть слышно его шаги во тьме.
- Катись-катись, Наф-Наф! - сердито кричал в лес Адыев.
- А ну-ка, замолчи! - сказал Саня резко, и все удивленно уставились на него: никогда он так не разговаривал.
- Вот, значит, как?! - оглядывая мальчиков и девочек, спросил Саня, и голос у него был чужой, незнакомый. - Вот вы какие! Хорошие, вам никого не надо, да?
- А зачем он нам? - единодушно зашумели мальчики и девочки. - Он не в кружке.
- Сан Сенич, он плохой, чего он к нам привязался?!
- Живо! - приказал Саня. - Идите, найдите и позовите обратно!
Но мальчики и девочки стояли, упрямились.
- Нужно нам это Хрюкало...
А Юля вдруг поднялась и пошла в лес.
- Подожди, - сказал Саня, - я с тобой пойду. - Он смотрел на Васильева: - Хрюкало, Хрюшка, Хрюк, Наф-Наф... Как еще?
- А чего? Его все так зовут!
- Я спрашиваю, как еще? Вспоминайте.
- Хрюзантема! - стали вспоминать. - Хрюкадав, Хаврон...
- Всё?
- Не, еще Хрюк-бряк!
- Хрюшкин!
- Всё теперь?
- Вроде всё...
- Так вот, - тихо сказал Саня, - если я еще раз... Если хоть один-единственный раз я еще это услышу...
И опять где-то рядом затрещало - там опять побежали прочь, дальше, дальше по темному пустому лесу.
- Видите, видите! - сердито крикнул Васильев. - Опять он подслушивал!
Саня не ответил, ушел в темноту.
- Дай руку, - сказал он Юле, - упадешь...
Они нашли второгодника Вахрушева в светлеющем березняке, он ничком лежал на сухой траве и плакал взахлеб. Юля опустилась рядом с ним на колени, погладила безутешного гордого Митьку по рыжим вихрам.
- Не плачь, рыжик, терпи... Они не злые, они просто глупые еще... Это, может, пройдет...
- Как же... - не поверил он.
- Белая лошадь - горе не мое... - сказал Саня. - Слышишь? Повторяй: "Белая лошадь - горе не мое! Уходи горе, за сине море, за темный лес, за светлый огонь, меня не тронь!"
- А чье? - затихнув, шепотом спросил Вахрушев Митька.
К костру они не вернулись. Саня собрал ветки и запалил маленький огонь рядом с затихшим Хрюшкиным. Так они и сидели втроем. Потом пришел Кукарека, хмурый, виноватый, и молча сел рядом.
А потом во тьме зашуршали листья под ногами остальных.
... - И не проси! - мотнул головой Аристотель. - Переживают они, видите ли!.. Ишь, заступник какой! Это Петухова с тобой работу провела. Думаешь, я не понимаю!..
Был вечер, Аристотель пришел в гости, они сидели за столом, и разговор, который, как всегда, начинался так: "Все, сегодня ни слова о школе", как всегда, свернул все-таки к школе, к работе, которая и не думала кончаться по звонку с последнего урока.
- А сколько ты с ними не говоришь? - заинтересованно спросил Арсений Александрович.
- Две недели.
- Ого! А я-то тебе деньги плачу за то, что ты их воспитываешь... Хорошо устроился!
- Я и воспитываю... - вздохнул Аристотель. - Я ведь, Сеня, не за себя, меня-то не больно обидишь. Но Александра Сергеевича не дам! Не позволю! "Сейчас так не пишут, кому это нужно"! - припомнил он и рассердился с новой силой.
- Больно строг! - усмехнулся директор. - Они юные, глупые еще. Погоди, все поймут...
- Нет, пусть они сейчас поймут! Потом-то как раз поздно будет. "В гробу я видел это чудное мгновенье в белых тапочках"! - передразнил он Шамина. - И как я его тогда не убил, не понимаю. А нынче-то к вам шел, а он стоит у подъезда. С гитарой, как всегда... Сигаретку спрятал, уважил... А глаза тоскливые, дома, видно, опять худо... Но я не подошел, выдержал характер. Кивнул ему только так, очень холодно... Соскучился я по ним, мерзавцам... Концерты по ночам часто устраивает?
- Притих, - ответила Елена Николаевна. - Тихо поет...
- Открой-ка, Саня, форточку, я послушаю, чего он там тихо поет, попросил Аристотель, а прислушавшись, ахнул и устремился на балкон.
Там, внизу, в темном дворе, под тополем, трудный подросток Шамин, современнейший юноша в джинсах и с гитарой, пел тихо:
Слыхали ль вы за рощей глас ночной
Певца любви, певца своей печали?
Когда поля в час утренний молчали,
Свирели звук унылый и простой...
- Слыхали ль вы?.. - печально подпевали ему другие современные юноши.
- Юрка! - позвал Аристотель, когда песня смолкла, и его мощный голос отчетливо прозвучал над притихшим двором.
- Чего? - отозвались из-под тополя.
- Поёшь?
- Пою.
- А что я тебе говорил?!
- Чего?
- Печалься, милый, пой. Пусть душа растет...
- В гробу я видел эту душу! - тоскливо отозвался из темноты трудный подросток. - В белых тапочках!
По ночам приходили Сане в голову новые странные мысли. Мир, казавшийся прежде таким простым и ясным, вдруг затуманился, четкие, незыблемые его границы дрогнули и растаяли, и в бликах света и тьмы различал уже Саня какие-то новые очертания другого мира... Может быть, не так ярки в нем были краски, не так ясно и безоблачно небо, а добро и зло существовали, так крепко переплетясь, что не просто их было отличить друг от друга, но что-то уже тянуло Саню туда, заставляло без печали проститься с прежней ясностью, с четко обозначенными "хорошо" и "плохо"... И уже не казалось Сане, Александру Арсеньевичу, что быть взрослым - постыдно и скучно... Он уже догадывался, что взрослые - как дети. Разные. И так же, как дети, беззащитны. И так же мечтают, обижаются, плачут... Ведь взрослые - это выросшие дети. А дети - будущие взрослые. И жить им надо, взявшись за руки...
Так думал по ночам взрослеющий учитель географии, а утром его долго будила Елена Николаевна, но Александр Арсеньевич прятал голову под подушку, вставать не хотел.
В конце концов вынужден был вмешаться Арсений Александрович: он стащил с географа одеяло и грозно осведомился, собирается ли Александр Арсеньевич идти сегодня на работу. Позавтракать Саня не успел, всю дорогу бежал бегом и появился в классе за секунду до звонка. Но урок начать не успел: в коридоре затопали, кто-то спешил, мчался что было духу, рванул дверь...
- Митька убился! - крикнул Кукарека, встав на пороге.
У Александра Арсеньевича как-то скверно дрогнули коленки и голос сел.
- Какой Митька?.. - сипло спросил он.
В классе наступила гробовая тишина.
- Хрюшкин... - прошелестел Кукарека. - Вы же сами... не велели...
Вахрушев Митька прыгнул с третьего этажа. Сегодня, рано утром. Его увезли в больницу. Больше Кукарека ничего не знал.
- Он жив? - спрашивал Саня.
Они мчались по улице, впереди - Саня, а за ним - шестой "Б".
Кукарека не знал.
- А откуда ты вообще это знаешь?
- Колян сказал...
- Какой Колян?.. - ревя и шмыгая на бегу носом, крикнула толстая Мила.
- Обыкновенный, в одном доме с ним живет... Из седьмого "В"...
- Сан Сенич, это мы, это из-за нас он... - выкрикнул кто-то, и после этого все замолкли и побежали в молчании.
- Только родственников пущу! - заявила им санитарка.
- А мы родственники! - яростно закричал шестой "Б".
"Жив!.." - понял Саня и решительно сказал санитарке:
- Халат, быстро!
- Вы родственник?
- Разумеется! - рассердился Саня. - Халат!..
Митька лежал в коридоре, на кушетке, глаза закрыты, лицо серое.
- Ваш? - спросила у Сани пожилая женщина-врач и оглядела его неодобрительно.
- Мой.
- Чего же не смотрите?
Митька открыл глаза.
- Мить, ты как?..
- Все в порядке, - сердито сообщила женщина, - ушибами отделался. Это раз в жизни так везет.
- Что же ты делаешь, дурень, а?.. Ты зачем это?..
- Сами говорили... - прошептал Митька. - Я проверить хотел...
- Что? - спросил Саня и вдруг все понял. - Митька!.. - едва выговорил он. - Ты с ума сошел!..
- Мить-ка! Мить-ка! - дружно закричали под окнами.
Вахрушев дернулся туда, но тут же охнул, зажмурился от боли.
- А не дергайся! - прикрикнула женщина. - Где больно, ну?
- Нигде, - упрямо прошептал Митька.
- Да глаза-то открой, прошло уж все... Будешь знать теперь, как из окон сигать, журавль!
- Митька! - грянули внизу, и почти сразу в окне появился Толик Адыев.
- Митька, ты живой? - закричал он.
Вахрушев кивнул, и лицо у него стало растерянное.
- Это что?.. - ахнула женщина-врач. Саня не ответил, потому что и сам испугался.
- А тут лестница, Сан Сенич, не бойтесь! - продолжал Адыев. - Я не упаду. Мить, а ты надолго?.. Сейчас тебе Вовка кота притащит, вон уже бежит...
- Слезай немедленно! - закричала женщина.
- Сейчас, - пообещал Адыев, - еще только минуточку... Ну ты, не толкайся... - это он уже Васильеву говорил.
- А ты подвинься! - закричал в ответ Васильев.
- Куда?
- Ну чуть-чуть, я его выпущу...
- Это тоже ваши? - гневно взглянула врач на Саню.
Саня сознался, что его.
- Немедленно, вы слышите!.. Прекратите это безобразие!
- Слезьте, - беспомощно сказал Саня, - я вас очень прошу...
